Тахави Ахтанов - Избранное в двух томах. Том второй

• Название: Избранное в двух томах. Том второй
• Автор: Тахави Ахтанов
• Издательство: Жазушы
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1978

---

Хотя мы и не разделяем, но в какой-то мере понимаем опасения западных литераторов за судьбу романа. Однако эпический жанр у нас пока развивается неплохо. Сейчас основной темой казахской прозы, поэзии и драматургии стали проблемы сегодняшней нашей действительности. Тут наша литература смело освобождается от прошлых схем, ищет новые формы, старается поставить более острые проблемы.

Наши писатели в большинстве своем по манере письма, по культуре своей — современные писатели. Они неплохо учатся у лучших представителей мировой литературы. Теперь перед ними встает другая проблема — проблема связи со своей национальной традицией. Раньше многие произведения имели ярковыраженный национальный колорит. Теперь это сходит со страниц книг. Но...

Я хочу привести два примера, которые очень обнадеживают: произведения двух самых молодых наших авторов. Первое — новая повесть интересного писателя Абиша Кекильбаева. Это современная интеллектуальная проза. Но при всей современности манеры письма, острой актуальности поставленных в ней нравственных и философских проблем произведение национально, связано глубокими корнями с нашей традицией.

Или другой пример. Наш талантливый молодой поэт Олжас Сулейменов пишет стихи на русском языке. Это новое, необычное явление в русской поэзии. Своими стихами поэт внес в русскую поэзию экспрессию и мощь стихов Махамбета.

Эти примеры не единичны, и они, повторяю, нас обнадеживают. Разумеется, яркий колорит, как и национальный настрой, уходит в прошлое. Но колорит этот с поверхности наших произведений переходит вглубь, превращаясь в национальный дух, традицию. Их-то мы должны сохранить, иначе не очень-то заметное место будет уготовано нам на карте мировой литературы.

Есть в нашем народе легенда о родоначальнике казахской поэзии. Имя его Коркут-баба.

Коркут-баба, скитаясь по белому свету, ищет бессмертия. Но в какие края он ни попадает, его везде встречают люди, которые роют могилу, Коркут спрашивает их:

— Для кого роете могилу?

— Для Коркута, — отвечают они.

Оказывается, Коркут может жить лишь до тех пор, пока в руках держит свой сладкозвучный кобыз и поет свои дивные песни.

С тех пор наш народ крепко держит в своих руках кобыз и домбру, чтобы сохранить свое духовное бессмертие.

 

1969

НАЦИОНАЛЬНОЕ СВОЕОБРАЗИЕ И ЗРЕЛОСТЬ

В обиходе нашей критики имеются определения и категории, казалось бы, ясные сами по себе, но вызывающие сомнения и возражения в конкретном применении к явлениям литературы. Одно из них — национальное своеобразие. И критика часто старается определить его в той или иной литературе. В моей памяти несколько таких определений, характеризовавших своеобразие казахской прозы. Вначале это было стремление к созданию образов необычных, могучих героев, страсть к гиперболе, позже — тенденция открытого поучения, приписывался песенный лиризм, как обязательная его черта. Все это доказывалось основной верной мыслью, что казахская литература выросла из живого источника народного творчества и унаследовала от него названные замечательные качества. Но и с тем и с другим определением трудно согласиться.

Передо мной два совершенно различных явления казахской прозы, возникших у ее истоков и во многом определивших дальнейшее ее развитие. Мухтар Ауэзов, мощный, порою беспощадный, реализм которого окрашен романтичностью, а широкое эпическое повествование насквозь пропитано лиризмом. И вот другой большой художник, современник Ауэзова 20-х и 30-х годов, Беимбет Майлин — реалист «чистой пробы», лаконичный до предела, тонкий и точный, сдержанный в чувствах, в то же время неистощимый на юмор. У Майлина не было ауэзовской эпичности и размаха, чтоб в одном произведении охватить целую эпоху. Этот художник как бы изнутри, по частям изучал свое общество, раскрывал огромное множество характеров и создавал не менее полную картину народной жизни и времени. Я затрудняюсь определить, кто из этих мастеров в большей или меньшей степени повлиял на дальнейшее развитие нашей прозы. Ведь каждый подлинный художник нащупывает свою тропу. Не говоря о таких значительных мастерах с давно определившимися оригинальными голосами, как Мусрепов, Мустафин, Муканов, Есенжанов, писатели среднего и младшего поколений вносят свое. У них — особый тембр голоса, свежесть мироощущений. Например, прозаик Т. Алимкулов отличается изяществом стиля, аскетической строгостью манеры, радости и горести его героев спрятаны глубже, а у героев его собрата Б. Сокпакбаева сердца открыты миру, они обладают удивительной свежестью и остротой восприятия, чувствительны к жизни. Или прозаик А. Нурпеисов. Под его удачливым пером уживаются колоритная картинность и тонкий психологизм, контрастная яркость, а иногда даже редкость характеров, и в то же время подспудная сердечная теплота, душевный неуют отдельных героев. Что-то майлинское чудится мне в молодом прозаике К. Искакове. Но при близком знакомстве открываешь для себя оригинальность и свежесть молодого таланта. Его герои, проведшие детство и раннюю юность в трудные годы войны, полюбились читателям своей искренностью и пополнили свежими лицами галерею образов казахской прозы. Да, немало в нашей литературе еще и других своеобразных художников разной степени зрелости и мастерства. Мне думается, рискованно подводить их под один или несколько общих знаменателей, будто бы определяющих национальное своеобразие казахской прозы.

Есть писатели, близкие по тематике, но и тем трудно дать единое определение. Я знаю двух интересных татарских прозаиков. У обоих излюбленная тема — борьба с мещанством, пережитками старого. Обаятельный, подкупающий неподдельной искренностью в своих произведениях Фатих Хусни действует тонким инструментом юмора. Он метко выхватывает из жизни косное и рутинное и лукаво, как бы невзначай, раскрывает нелепость и чуждость его. В его произведениях отрицательные явления действительности проступают, как уродливые пятна на фоне искрящегося улыбкой, полного радости бытия мира. А у Амирхана Еникея другое отношение ко всему тому, что мешает нашей жизни. Он зло и пристрастно исследует, анатомирует психологию мещанства, стяжательства и душевную заскорузлость и выносит свой недвусмысленный приговор. Вот два современника, близкие по тематике и цели, и два различных мироощущения и стиля.

Довольно часто, как главную, определяющую черту, приписывают украинской прозе романтическую возвышенность, пафос и песенность. Эти качества прелестные, когда они определяют стили отдельных писателей, но они вызывают сомнение в отношении целой литературы. Ведь национальное своеобразие литературы не есть ее внутреннее однообразие, Даже невооруженному глазу видно, что действительность современной украинской прозы отвергает подобные утверждения.

Да, было время, когда мы резко отличались друг от друга. Исторически, обособленно сложившийся уклад жизни, духовный склад народа. Были свои сугубо национальные темы и проблемы. Например, у писателей Средней Азии — бесправие женщин, калым, духовные цепи ислама и другие проблемы отличались от тех, которые стояли перед художниками иных народов. К тому же различие в уровне развития той или иной нации, эстетические вкусы ее, возраст и уровень самой литературы — все это факторы весьма важные и определяющие. В зарождающейся письменной литературе, первоисточником которой было народное творчество, фольклор не мог не повлиять на весь строй художественного мышления, на литературный стиль. И преодолеть такое влияние было не так легко, как это может показаться со стороны. Ведь письменная литература цивилизованных народов дистанцию от своего зарождения до современного уровня прошла за несколько столетий. А наша жизнь перед молодыми литературами выдвинула весьма сложную и трудную задачу — преодолеть эту дистанцию за несколько десятилетий.

Сегодня читатель хорошо знает не только свою родную литературу, но также и произведения Толстого, Бальзака, Чехова, Достоевского, Горького, Хэмингуэя. Он судит о родной литературе именно с этих высот. Читатель растет быстрее писателя. Это такая же истина, как читать легче, чем писать. Не каждому таланту под силу выдержать такую огромную нагрузку роста. И мы, писатели послевоенного поколения, включившиеся в дистанцию со второй половины пробега, в полной мере ощущаем эту нагрузку.

Отсутствие опыта — не радость. Тут не только приходится по крупицам накапливать свой собственный опыт, но и как можно скорее, значительно превышая нагрузку нормальной учебной программы, осваивать, впитывать в себя художественный, эстетический опыт человечества. В своем росте молодые литераторы самой жизнью поставлены в жесткие рамки времени. И перед ними возникает гораздо больше общих проблем и забот, чем проблем специфических, локальных. В первую очередь это вопросы мастерства и зрелости литературы.