Владимир Брюханов - Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.

• Название: Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.
• Автор: Владимир Брюханов
• Издательство: КМК
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-87317-386-0

В книге В.А.Брюханова — специалиста по истории российских и мировых заговоров (его книги «Заговор графа Милорадовича» и «Заговор против мира: кто развязал Первую мировую войну» пользуются заслуженным успехом) предлагается совершенно новая версия убийства Александра II. Автор убедительно показывает, насколько плотно народовольцы были включены в большие игры на самом верху русской властной пирамиды, причем далеко не всегда в роли субъектов, нередко — в качестве «пешек в чужой игре».

Книга будет интересна историкам, политологам, всем, кто неравнодушен к тайнам истории. «Трагедия России…» открывает программу-направление «Конспирология» в серии «Мир. Хаос. Порядок».

---

Невозможной случайностью выглядит то, что нападение на Мезенцова произошло именно под окнами квартиры Бодиско: либо это ложь, либо заранее точкой нападения на длинном маршруте было выбрано это место, либо квартира была снята уже после выбора места нападения. Невозможной случайностью выглядит и то, что Бодиско сразу после покушения отправился не куда-нибудь, а к мало знакомому ему министру, которому позднее также не докучал своими посещениями.

Операция была спланирована так, что менее надежная ее часть (очевидно, предполагалось, что Бодиско может не справиться со своей ролью) не должна предшествовать и помешать более важной и надежно спланированной другой ее части; в то же время визит Бодиско должен был произойти настолько быстро, чтобы вести о нападении на Мезенцова не всполошили охрану — и никому не известный Бодиско без помех проник в кабинет министра. Отсюда, предположительно, еще одна причина для задержки уже спланированного покушения на Мезенцова, в принципе нежелательная при проведении террористических операций: очевидно, продолжали уламывать, а затем и тренировать нерешительного Бодиско. То, что последний исчез затем с революционных горизонтов — тоже вполне типичный исход ситуации: и для него не дались даром пережитые ощущения, и террористы отступились от явно неподходящего кадра.

Для Милютина в эти дни испытания еще не завершились. Он писал уже 8 августа: «Я продолжаю получать анонимные предостережения и угрозы. Сегодня адъютант мой Чичерин принес мне полученное им такое же письмо. Из III отделения дали мне знать, что вчера во время панихиды по Мезенцове, какой-то подозрительный человек у подъезда выспрашивал, который из проходивших генералов военный министр. Этого же человека заметили и сегодня суетившимся на пути государя от станции жел[езной] дороги к дому III отделения, так что наконец его арестовали».[708]

Арестованный не мог быть Бодиско — этот знал министра в лицо.

Не исключено, что здесь мы встречаемся с Леоном Мирским, про которого известно, что приблизительно в это время он был арестован. Утверждается, правда, что Мирский был арестован в Киеве, но Милютина могли информировать без детальных подробностей: скажем, не арестовали, а взяли под плотный контроль, что было бы вполне уместным при таком случае; Мирский же в тот момент был все-таки не киевлянином, а жителем Петербурга. Арест Мирского произошел по подозрению в государственном преступлении (каком именно — никогда, кажется, не публиковалось). В октябре его перевезли в столицу, продержали несколько месяцев в Петропавловской крепости и в январе 1879 выпустили по недостатку улик.

Про восемнадцатилетнего Мирского достоверно известно, что девица (или, точнее, дама полусвета), в которую он был влюблен, высказала такое восхищение убийцами Мезенцова, что Мирский поспешил срочно повторить их подвиг. К революционерам же он никакого отношения поначалу не имел, но, уже выйдя из крепости, попал, совершенно естественно, в цепкие лапы Александра Михайлова, который и направил его 13 марта 1879 года убивать преемника Мезенцова — шефа жандармов А.Р. Дрентельна. Об этом, впрочем, ниже.

Не исключено, конечно, что неумелый «охотник» на военного министра был каким-то иным кандидатом в герои, профилактический арест которого оборвал революционную биографию на первом же шаге.

Таинственный призрак — «ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ КОМИТЕТ РУССКОЙ СОЦИАЛЬНО-РЕВОЛЮЦИОННОЙ ПАРТИИ» — не имел к покушению на Мезенцова практически никакого отношения, но разразился 9 августа яростным посланием на имя прокурора Петербургской судебной палаты А.А. Лопухина:

«Вслед за убийством генерал-адъютанта Мезенцева, в разных концах Петербурга были произведены аресты, очевидно находящиеся в связи с этим убийством. По всей вероятности, эти аресты повторяются и далее. Полицейские и третьеотделенские ищейки, во главе которых изволили стать Вы, не будучи в состоянии нанюхать следов лиц, совершивших помянутое убийство, кинулись на удачу, куда попало, в надежде где-ниб[удь] зацепить какое-либо полезное указание.

Очевидно, в Петерб[урге] имеет повториться то же, что происходило в Киеве, после покушения на жизнь Котл[яревского], когда по распоряжению барона Гейкинга, массы ни в чем неповинного народа были схвачены, рассажены по тюрьмам и, несмотря на полное отсутствие улик, содержимы многие месяцы в одиночном заключении, с явной целью вымучить от них желаемые указания.

Как было поступлено с Гейкингом — Вам известно.

Мы, члены И.К.Р.С.Р.П., объявляем Вам, что если Вы пойдете по стопам Гейкинга, то и с Вами будет поступлено так же: Вы будете убиты, как был убит Гейкинг, как был убит Мезенцев, которого убили мы, социалисты-революционеры, за все его злодейства против нас, о чем вскоре будет заявлено во всеобщее сведение в нашей революционной печати. /…/

Поэтому мы категорически заявляем Вам, что 1) если в течение двухнедельного срока, совершенно достаточного для полного выяснения дела, не будет выпущен на свободу каждый из арестованных, против которого не будет ясных улик в убийстве генерала Мезенцева; 2) если, в течение их содержания под арестом, против них будут предприняты меры, оскорбляющие их человеческое достоинство или могущиевредно отозваться наих здоровьи, — тосмертный приговорнад Вами будет произнесен.

/…/ Вы ведете дело об убийстве Мезенцева — поэтому держать людей, по этому делу привлеченных, за найденные у них книжки, газеты, паспорта, печатки или что-ниб[удь] подобное — в данном случае то же, что держать их без всякого повода.

В виду этого, советуем Вам воздержаться от чересчур обширной системы арестов. /…/

Надеемся, г. Прокурор, что Вы не оставите без внимания наше предостережение. Если по какому-либо случаю Вы не будете более руководить следствием, то, чтобы не вводить нас в заблуждение, потрудитесь заявить об этом печатно.

В заключение, считаем нужным сообщить Вам, что 1-ое предостережение делается совершенно конфиденциально. Распространяться оно не будет. В подлинности же этого документа можете убедиться из того, что он написан на надлежащем бланке и за печатью Комитета».[709]

Разумеется, ответа на эту угрозу не последовало. А вот произошла ли чисто деловая реакция на это послание — кто знает.

Между тем таинственному призраку самому оставалось только около полугода существования — на его шее уже затягивалась удушающая петля предательства.

3.8. Свои среди чужих, чужие среди своих

Официальная версия, вошедшая в канонизированную летопись революционного движения, таким образом сообщает о событиях, последовавших в Харькове вслед за арестом Медведева-Фомина 1 июля 1878 года.

Медведев-Фомин продолжал сидеть под следствием в Харьковской тюрьме приблизительно до конца августа, потом с помощью уголовных преступников бежал (справочники называют даже дату — 28 августа 1878), но вскоре (уже без даты) был пойман, избит и водворен на место. Затем, предположительно в сентябре, произошла новая экзотическая попытка его освобождения, закончившаяся неудачно.

Приведем показания очевидцев.

Сидевший в Харьковской тюрьме еще с ранней весны 1877 года С.В. Ястремский пишет так: «Я с ним очень сближаюсь. Он убегает с помощью уголовных из тюрьмы, но вскоре его арестовывают близ Харькова.

Делается попытка освободить его. Приходят два человека, переодетых жандармами, за Фоминым, но их сейчас же арестовывают в тюремной конторе, благодаря предательству письмоводителя тюремной конторы. Один из этих переодетых жандармами был Иван Иванович Тищенко, более известный всем под вымышленным именем Гаврилы Березнюка, бывший матрос Черноморского флота, человек очень хороший и убежденный. Он много мне рассказывал и о матросе Логовенко и о Виттенберге. Вскоре в связи с этой попыткой освободить Фомина попадают в тюрьму Яцевич и Ефремов».[710]

Ну что бы абсолютно не заинтересованному в искажении истины Ястремскому, писавшему эти заметки в декабре 1925 года, не попытаться оснастить свой рассказ хотя бы приблизительными датами! Впрочем, не исключено, что его подкорректировали редакторы издания во главе с В.Н. Фигнер.

Не очень конкретно пишет и историк революционного движения Ф.Я. Кон, имея в виду весьма широкий интервал времени от мая до сентября 1878: «Тогда же матрос Березнюк и студент Яцевич делают неудачную попытку освободить Медведева-Фомина».[711]

Имеется и еще одно свидетельство, на этот раз — заведомо с чужих слов, поскольку сам Тихомиров в данный момент находился далеко — на Кавказе: «Я не помню, кого именно они хотели освобождать, но задумали очень своеобразную комбинацию. Впоследствии эта мысль повторялась вторыми изданиями, но изобретение ее принадлежит харьковскому кружку.