Сергей Соколкин - Соколиная книга

• Название: Соколиная книга
• Автор: Сергей Соколкин
• Жанр: Поэзия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9691-0490-7

Николай Тряпкин и Юрий Кузнецов, Борис Примеров и Валентин Сорокин, Валерий Ганичев и Владимир Бондаренко называют Сергея Соколкина одним из самых значительных поэтов своего времени. Он творчески следует традиции русской поэзии, начатой Сергеем Есениным и продолженной Павлом Васильевым, при этом его стихам не чужда новаторская образность, что сродни поэтике Владимира Маяковского. Тема любви к Родине – основная в его творчестве. И, конечно же, любовь к женщине, той единственной и неповторимой. Его имя стало широко известно в 1998 году благодаря шлягерам «Три розы» и «Певица и музыкант» в исполнении Ларисы Долиной.

Это седьмая книга поэта.

---

Могила Хомякова

Искали ль черта там иль ничего,
иль просто дурость пришлых одолела? —
но вырыть прах задумали его
и перенесть в соседние пределы.

А из могилы в небо выползал
премудрый дуб, покрытый мхом и ветром,
что каждый, отводя, крестил глаза,
как бы представ пред тем и этим светом.

Вдруг, словно пузыри пошли со дна,
со всех глубин закопанного слова:
«Моей земле не страшен сатана,
я не нашел здесь ничего такого.

Копайте дальше, но не в том вопрос,
кто тут лежит и, чей здесь гроб разруша,
всей сутью в память этот дуб пророс
и пригвоздил, раздвинув ребра, душу.
Откуда корни?!»

Распрямляя ствол,
сорвался древний лист в гнилую темень.
Свет вспыхнул, и, возобновив родство,
с кладбища заспешили в вечность тени.
Черту сомненья люди перешли,
поддались кости заступу покорно.
И прах его был выбран из земли
и стал землей.
Но дуб лишился корня.

1991

* * *

Под бестрепетным лунным прицелом
слышу землю
с другого конца.
И ложусь в неестественно белом
на могилу отца-праотца.

Слышу зовы и рая, и ада,
но во мгле не пойму, где какой, —
в небеса с легким шелестом
падаю,
в небо смерти и жизни самой.

И когда человеки лихие —
с пулей-ножичком
тешатся тьмой,
мертвецы,
испокон не чужие,
вырастают стеной крепостной.

Пофамильно,
повзводно,
поротно
мои прадеды-деды идут
с ненаглядными,
с самыми «родными»…
И дядьев молчаливых ведут.
Сердца стук —
словно бубен шамана,
дословесная темная речь.
Предки,
смертью прикрывшие раны,
жизнь живую выходят стеречь,

прорастая во мне васильками,
проливаясь водою живой
и губами шепча и сердцами:
– Не боися, сынок, мы с тобой.

Крест нательный к губам прижимаю
и о здравии Бога молю.
То ли жизнь мертвецам продлеваю,
то ли смерть приручаю свою…

14 ноября 2008 – 20 апреля 2009

* * *

Когда Бог проклял землю, то ветрами
замел дороги к истине самой
и все живое выдернул с корнями.
И сгинул род людской.

И лишь деревья по земле незрячей,
как высохшие ящеры, ползут.
И, заклиная небо, корни прячут
и новой почвы ждут.

1991

* * *

Убиенному войску в былинах лежать навсегда.
Я последний солдат,
на кресте целовавший судьбу.
Сквозь подошвы мои прорастает трава-лебеда.
Через вещую кровь я по трупам иду на Стамбул.

Оборванкой свобода встречает меня у ворот,
собирая копеечку
в русский поверженный щит.
Нерадивая память в забвенье считает ворон,
распластавших крыла надо мной
в православной ночи.

Над Софией, как Китеж,
восходит печальный Исус,
неразумный народ свой
пытаясь представить во тьме.
Крик печали плывет с минарета,
как будто в лесу,
и не виден сквозь морок
Егорий на белом коне.

В недрах рода идет эта гибель-игра.
И у ног цитадели не видно родного следа.
Запинаясь о собственный труп,
я иду на Царьград.
Через душу мою проступает трава-лебеда.

19 ноября 1991

Мое древо

Вдоль по тени креста,
заслонившего ворогам небо,
древо жизни моей
пролегает по отчей земле —
по-над проклятой Богом,
обильной невзращенным хлебом,
где сквозь душу мою
пролетает Яга на метле.
И свистит Соловей,
и разводит чертей дева-рыба,
и поганый Тугарин
стрелу запускает в зенит.
Ветки древа сего,
раскорячась, вздымаются дыбом,
ветер с древа рыдать
на заросший могильник летит.
Там встает русский дух,
наливаясь антоновским соком,
слезы с голых ветвей
обретают в природе лицо.
Внук взял дедовский щит, —
его память в просторе высоком
мать-земля оживляет
руками своих мертвецов,
что растут из нее.
И вступающим в русское поле
меч и посох дают.
А когда они гибнут в миру,
древо жизни моей
пролегает сквозь отчую волю,
и на высохшем корне
листок зеленеет к утру.

1991

* * *

Господь с тобой, мое языческое «Я»,
извечное, как Рим,
загнувшийся вне духа,
понесшее в миру татарскою прорухой
и прочей поганью, по-русски говоря.

Господь с тобой, зане, грядущим временам
путь к Богу осветив, дотлело древо рода,
пока сквозь пепл взрастал славяно-русский хам,
сживая на корню норманнского урода.

Окстись, душа! За Русь, за нас, за эти строфы.
Искус постигни – сделать выбор за отца.
Взрослея памятью, пойми,
что вне Голгофы
свобода совести простительна юнцам,

но не тебе, душа,
Владимира виденье,
что через всех монголов, сквозь разброд и страх
еще пробилось как-то в наше поколенье —
корявой лебедой в приплюснутых глазах.
Господь с той лебедой, таящей подоснову
земного бытия,
когда уже невмочь
этический соблазн Пришествия Второго
от «Я есмь путь»
в себе самом перевозмочь.

1991

* * *

Думал я, что получу свободу,
отпустив тебя, вздохну…
Но вот
в этот дух,
что тщетно рвался к Богу,
намертво пустила корни плоть.

И теперь сквозь все, что наболело,
вырвались,
отчаяньем дыша,
в прошлое —
мое земное тело,
вслед тебе —
бессмертная душа.

1991–1992

Потому что я русский

Россия – Европе

Бутумуру

Забвенны римляне-титаны
и греки в подвигах-боях, —
башмак извечен Чингисхана —
в увечных сроках-временах…

…Во мне природа шевелится —
по венам,
яростен и зол,
в крови на нервной кобылице
несется с посвистом монгол.

Прекрасен он в преддверье пира,
и дико-царственны глаза, —
живой сперматозоид мира.
Убить нельзя, забыть нельзя!

Я, опьяненный, кровь пускаю
себе,
почувствовав всерьез,
как я границы открываю
в неблагодарную до слез
Европу…

Пьян русак спесивый,
забыв тиранов и вождей…
Твой час, Европа, —
день в России
открытых окон и дверей.

17 ноября 2008

Краткая история

Не сосчитать тогда на свете было лун.
Мы были варвары, нам помогал Перун.
Но солнце красное, как зарево, взошло.
Мы были варвары, но это всё прошло.

Мы были Западом, Востоком, и собой
мы становились под одной звездой.
Друг другу Родиной мы помогали стать.
И плыл орел по тени от креста.

Шли за Урал мы с правдою в сердцах
и грели Родину в ладонях, как птенца.
И в Енисее – в пламени свечи
мы остужали звонкие мечи.

Но дух стенал, а счастья нет как нет,
и наша кровь порой меняла цвет.
За веком век летел, за годом год,
мы были варвары, такое не пройдет…

…Пропал орел. И звезды замело.
Мы были Родиной, но это все прошло.
Мы были Родиной,
но связь оборвалась —
Россия кончилась,
Помпея началась.

1993–1996

* * *

Когда сияла в небесах
моя великая Держава,
мы просто не имели права
знать о расставленных сетях.

Когда ж запуталась в сетях
моя великая Держава,
мы просто не имеем права
забыть о прежних небесах.

1995

* * *

Приди, покусись, оторви
от нашего русского хлеба
краюху заплечного неба,
настоянного на крови.

Приди, покусись и возьми
извечное русское поле
набегом языческой воли,
руками, мечом и костьми.

Приди, покусись и уйди
погостами варварских полчищ.
И пусть тебе светит в пути
над миром разверстая полночь.

1995

Живые и мертвые

И палили танки по Руси.
И пожар взвивался над страной.
И летели души в небеси,
озаряя
в прошлом град святой.

И тела трещали, как дрова,
и светился пепел много дней.
И молчала пленная Москва,
ожидая участи своей.

Мертвые не вспомнят про нее
и про нас.
Они в веках лежат.
И кружит над нами воронье.
А над ними ангелы кружат.

10 декабря 1993

Святое право

Настал черед, мой сводный брат,
омыть в крови святое право.
В бою никто не виноват —
ни сын, ни пасынок державы.

Ты за маммону принял бой,
борясь с Христовыми полками.
Мы оба воины с тобой,
ну что ж, померимся богами!

И правы будем мы вдвойне,
облекшись в дедовские латы.
Не на трибуне, на войне
солдат становится солдатом.

Своим богам и небесам
молись. И трепещи душою.
Русь терпелива, но и нам
обрыдло цацкаться с тобою.

Ну а потомки нас простят
и песню боевую сложат.
И в землю отчую положат.
Иль прахом
пушку зарядят.

1993

* * *