Максим Горький - Жизнь ненужного человека

• Название: Жизнь ненужного человека
• Автор: Максим Горький
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Вот, смотрите, Маклаков... - заговорил Саша, но человек продолжал с яростным возбуждением:

- Вас ночью били неизвестные люди? Ага! Вы поймите - неизвестные люди! Таких людей, неизвестных мне, - сотни тысяч в городе... Они везде, а я один.

Успокоительно прозвучал мягкий голос Соловьева и утонул в новом взрыве слов разбитого человека. Он внёс с собою вихрь страха, Климков сразу закружился, утонул в шёпоте его тревожной речи, был ослеплён движениями изломанного тела, мельканием трусливых рук и ждал, что вот что-то огромное, чёрное ворвётся в дверь, наполнит комнату и раздавит всех.

- Пора идти! - сказал Маклаков, дотронувшись до его плеча.

На улице, сидя в пролётке, Евсей угрюмо и тихо заметил:

- Не гожусь я для этого дела...

- Почему? - спросил Маклаков.

- Я - боязливый...

- Это - пройдёт!

- Ничего не проходит! - быстро сказал Евсей.

- Всё! - возразил ему Маклаков спокойно.

На улице было слякотно, холодно, темно. Отсветы огней лежали в грязи, люди и лошади гасили их, ступая ногами в золотые пятна.

Евсей, без мысли глядя вперёд, чувствовал, что Маклаков рассматривает его лицо.

- Привыкнете! - заговорил Маклаков. - Но если есть другая служба уходите сейчас же. Есть?

- Нет...

Шпион пошевелился, но не сказал ни слова. Глаза у него были полузакрыты, он дышал через нос, и тонкие волосы его усов вздрагивали.

В воздухе плавали густые звуки колокола, мягкие и тёплые. Тяжёлая туча накрыла город плотным тёмным пологом. Задумчивое пение меди, не поднимаясь вверх, печально влачилось над крышами домов.

- Завтра воскресенье! - негромко произнёс Маклаков. - Вы в церковь ходите?

- Нет! - ответил Евсей.

- Почему?

- Не знаю. Так...

- А я - хожу. Люблю утренние службы. Поют певчие, и солнце в окна смотрит. Это хорошо.

Простые слова Маклакова ободрили Евсея, ему захотелось говорить о себе.

- Петь - хорошо! - начал он. - Мальчишкой я пел в церкви, в селе у нас. Поёшь, и даже непонятно - где ты? Всё равно как нет тебя...

- Приехали! - сказал Маклаков.

Евсей вздохнул, печально глядя на длинное здание вокзала, - оно явилось перед глазами как-то сразу и вдруг загородило дорогу.

Прошли на перрон, где уже собралось много публики, остановились, прислонясь к стене. Маклаков прикрыл глаза ресницами и точно задремал. Позванивали шпоры жандармов, звучно и молодо смеялась стройная женщина, черноглазая, со смуглым лицом.

- Запомните эту, которая смеётся, и старика рядом с ней! - внятным шёпотом говорил Маклаков. - Её зовут Сарра Лурье, акушерка, квартирует на Садовой, дом - семь. Сидела в тюрьме, была в ссылке. Очень ловкая женщина! Старик тоже бывший ссыльный, журналист...

Вдруг он точно испугался кого-то, быстрым движением руки надвинул шапку на лоб и ещё тише продолжал:

- Высокий, в чёрном пальто, мохнатая шапка, рыжий - видите?

Евсей кивнул головой.

- Это - писатель Миронов... Четыре раза сидел по тюрьмам в разных городах...

Чёрный, железный червь, с рогом на голове и тремя огненными глазами, гремя металлом огромного тела, взвизгнул, быстро подполз к вокзалу, остановился и злобно зашипел, наполняя воздух густым белым дыханием. Потный, горячий запах ударил в лицо Климкова, перед глазами быстро замелькали чёрные суетливые фигурки людей.

Евсей впервые видел так близко эту массу железа, она казалась ему живой, чувствующей и, властно привлекая к себе его внимание, возбуждала в нём враждебное и жуткое предчувствие. В памяти его ослепительно и угрожающе блестели огненные глаза, круглые, лучистые, вертелись большие красные колёса, блистал стальной рычаг, падая и поднимаясь, точно огромный нож...

Раздался негромкий возглас Маклакова.

- Что? - спросил Евсей.

- Ничего! - с досадой ответил сыщик. Щёки у него покраснели, он закусил губы. По его взгляду Евсей догадался, что он следит за писателем. Не спеша, покручивая ус, писатель шёл рядом с пожилым, коренастым человеком в расстёгнутом пальто и в летней шляпе на большой голове. Человек этот громко хохотал и, поднимая кверху бородатое красное лицо, вскрикивал:

- Ехал, ехал...

Писатель снял шапку, кому-то кланяясь, - голова у него была гладко острижена, лоб высокий, лицо скуластое, с широким носом и узкими глазами. Это лицо показалось Климкову грубым, неприятным, большие рыжие усы придавали ему что-то солдатское, жёсткое.

- Идёмте! - сказал Маклаков. - Они, должно быть, поедут вместе. Нам надо быть поосторожнее, приезжий-то бывалый человек...

На улице он нанял извозчика, сказав ему:

- Поезжай за тем экипажем!

И долго молчал, согнув спину и раскачиваясь всем телом. Потом тихо пробормотал:

- В прошлом году летом был я у него при обыске...

- У писателя? - спросил Евсей.

- Да. Поезжай дальше, извозчик! - быстро приказал Маклаков, заметив, что передний экипаж остановился.

Через минуту он соскочил с пролётки, сунул извозчику деньги, сказал Евсею: "Подождите!" - и скрылся в сырой тьме. Был слышен его голос:

- Извините - это дом Яковлева?

Кто-то глухо ответил:

- Перцева.

Прислонясь к забору, Евсей считал замедленные шаги Маклакова и думал:

"Просто это - следить за людями..."

Шпион подошёл и недовольным голосом заговорил:

- Нам здесь делать нечего. Завтра с утра вы оденетесь в другое платье и будете наблюдать за этим домом.

Он зашагал по улице, и в уши Климкова застучала его речь, быстрая, точно дробь барабана.

- Запоминайте лица, костюмы, походку людей, которые будут приходить в эту квартиру. Людей, похожих друг на друга, - нет, каждый имеет что-нибудь своё, вы должны научиться сразу поймать это своё в человеке - в его глазах, в голосе, в том, как он держит руки на ходу, как, здороваясь, снимает шапку. Эта служба прежде всего требует хорошей памяти...

Евсей чувствовал, что сыщик говорит со скрытою неприязнью к нему.

- У вас слишком заметное лицо, особенно глаза, это не годится, вам нельзя ходить без маски, без дела. По фигуре, да и вообще, вы похожи на мелочного торгаша, вам надо завести ящик с товаром - шпильки, иголки, тесёмки, ленты и всякая мелочь. Я скажу, чтобы вам дали ящик и товару, тогда вы можете заходить на кухни, знакомиться с прислугой...

Он замолчал, снял свою бороду, спрятал её в карман, поправил шапку и пошёл тише.

- Прислуга всегда готова сделать что-нибудь неприятное для господ, её легко выспросить. Особенно женщин - кухарок, нянек, горничных. Они любят сплетничать. Однако - я продрог! - другим голосом закончил он поучение. Зайдём в трактир.

- У меня денег нет...

- Пустяки!

В трактире он строгим тоном барина спросил:

- Рюмку коньяку побольше и пару пива. Вы хотите коньяку?

- Нет. Я не пью, - ответил Евсей сконфуженно.

- Это хорошо!

Шпион внимательно взглянул в лицо Климкова, поправил усы, на минуту закрыл глаза, потянулся всем телом так, что у него хрустнули кости. А когда выпил коньяк, то снова вполголоса заговорил:

- И хорошо, что вы такой молчаливый... О чём вы думаете, а?

Евсей опустил голову и ответил:

- О себе...

- Что же именно?

Глаза Маклакова светились мягко, и Евсей искренно ответил:

- Думаю, что, может, лучше бы мне в монастырь поступить...

- Вы в бога веруете?

Подумав, Евсей сказал, как бы извиняясь:

- Верую! Только я - не для бога, а для себя. Что я богу?

- Ну, давайте выпьем...

Климков храбро выпил стакан холодного, горького пива, - оно вызвало у него дрожь. Облизав губы, он спросил:

- Часто бьют вас?

- Меня? Кто? - удивлённо и обиженно воскликнул сыщик.

- Не вас, а вообще - шпионов?

- Надо говорить - агенты, а не шпионы, - поправил его Маклаков, усмехаясь. - Меня - не били...

Он задумался, плечи у него опустились, спина согнулась, по белому лицу скользнула тень.

- Должность наша - собачья, люди смотрят на нас - довольно скверно! тихонько проговорил он и вдруг, улыбнувшись всем лицом, наклонился к Евсею. - Только один раз за пять лет я видел человеческое отношение к себе. Было это у Миронова. Я пришёл к нему с жандармами, в форме околоточного надзирателя; нездоровилось мне, лихорадило, едва на ногах стою. Принял он нас вежливо, немножко будто сконфузился, посмеивается. Большой такой, руки длинные, усы - точно у кота. Ходит с нами из комнаты в комнату, всем говорит - вы, заденет кого-нибудь - извиняется. Неловко всем около него - и полковнику, и прокурору, и нам, мелким птицам. Все этого человека знают, в газетах портреты его печатаются, даже за границей известен, - а мы пришли к нему ночью... совестно как-то! Вижу я - смотрит он на меня, - потом подошёл близко и говорит: "Вы бы сели, а? Вам нездоровится, как видно, сядьте!" Так он меня этими словами и опрокинул. Сел я. Думаю - уйди от меня! А он: "Хотите принять порошок?" Все молчат, - никто на меня и на него не смотрит...

Маклаков тихо засмеялся.

- Дал он мне хину в облатке, а я её разжевал. Во рту - горечь нестерпимая, в душе - бунт. Чувствую, что упаду, если встану на ноги. Тут полковник вмешался, велел меня отправить в часть, да, кстати, и обыск кончился. Прокурор ему говорит: "Должен вас арестовать..." - "Ну, что же, говорит, арестуйте! Всякий делает то, что может..." Так это он просто сказал - с улыбкой!..