Максим Горький - Жизнь ненужного человека

• Название: Жизнь ненужного человека
• Автор: Максим Горький
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Почему не дают водки? - угрюмо спросил Саша, бросая на пол окурок папиросы.

- Евсей, иди, скажи... - торопливо начал Петр, но уже в дверь постучали.

- Ты опять пьёшь? - спросил Пётр, улыбаясь.

Саша протянул руку к бутылке.

- Нет, ещё не пью, а вот сейчас - начну пить.

- Ведь это вредно при твоей болезни...

- Водка и здоровым вредна, - водка и фантазии. Ты, например, скоро будешь идиотом...

- Не буду, не беспокойся...

- Я математику знаю, я вижу, что ты болван.

- У каждого своя математика! - недовольно ответил Пётр.

- Молчи! - сказал Саша, медленно высосал рюмку, понюхал кусок хлеба и налил другую.

- Сегодня я, - начал он, опустив голову и упираясь согнутыми руками в колени, - ещё раз говорил с генералом. Предлагаю ему - дайте средства, я подыщу людей, открою литературный клуб и выловлю вам самых лучших мерзавцев, - всех. Надул щёки, выпучил свой животище и заявил, скотина, мне, дескать, лучше известно, что и как надо делать. Ему всё известно! А что его любовница перед фон-Рутценом голая танцевала, этого он не знает, и что дочь устроила себе выкидыш - тоже не знает...

Он снова высосал водку и ещё налил.

- Всё сволочь, и жить - нельзя. Моисей велел зарезать двадцать три тысячи сифилитиков. Тогда народу было немного, заметь! Если бы у меня была власть - я бы уничтожил миллионы...

- Себя первого? - спросил Петр, улыбаясь.

Саша, не отвечая, гнусил, точно в бреду:

- Всех этих либералов, генералов, революционеров, распутных баб. Большой костёр, и - жечь! Напоить землю кровью, удобрить её пеплом, и будут урожаи. Сытые мужики выберут себе сытое начальство... Человек - животное и нуждается в тучных пастбищах, плодородных полях. Города - уничтожить... И всё лишнее, - всё, что мешает мне жить просто, как живут козлы, петухи, всё - к дьяволу!

Его липкие, зловонно пахучие слова точно присасывались к сердцу Евсея и оклеивали его - слушать их было тяжело и опасно.

"Вдруг позовут и спросят - что он говорил?.. Может быть, он нарочно говорит для меня, - а потом - меня схватят..."

Он вздрогнул, задвигался на стуле и тихо спросил Петра:

- Можно мне уйти?

- Куда?

- Спать...

- Иди...

- Ступай ко всем чертям! - проводил Евсея Саша.

IX

Не зажигая огня в своей комнате, Климков бесшумно разделся, нащупал в темноте постель, лёг и плотно закутался в сырую, холодную простыню. Ему хотелось не видеть ничего, не слышать, хотелось сжаться в маленький, незаметный комок. В памяти звучали гнусавые слова Саши. Евсею казалось, что он слышит его запах, видит красный венец на жёлтой коже лба. И в самом деле, откуда-то сбоку, сквозь стену, до него доходили раздражённые крики:

- Я сам - мужик! Я знаю, что нужно...

Не желая, Евсей напряжённо вслушивался, со страхом, искал в своей памяти - кого напоминает ему этот злой человек?

Темно и холодно. За стёклами окна колеблются мутные отблески света; исчезают, снова являются. Слышен тихий шорох, ветер мечет дождь, тяжёлые капли стучат в окно.

"Уйти бы в монастырь!" - тоскливо подумал Климков.

И вдруг вспомнил о боге, имя которого он слышал редко за время жизни в городе и почти никогда не думал о нём. В его душе, постоянно полной опасениями и обидами, не находилось места надежде на милость неба, но теперь, явившись неожиданно, она вдруг насытила его грудь теплом и погасила в ней тяжёлое, тупое отчаяние. Он спрыгнул с постели, встал на колени и, крепко прижимая руки к груди, без слов обратился в тёмный угол комнаты, закрыл глаза и ждал, прислушиваясь к биению своего сердца. Но он слишком устал, было холодно, этот холод пронизывал кожу сотнями тонких игол, вызывая в теле дрожь. Климков снова лёг в постель. А когда проснулся, то увидал, что в углу, куда он направил свою немую молитву, иконы не было. Висели две картины, на одной охотник с зелёным пером на шляпе целовал толстую девицу, а другая изображала белокурую женщину с голою грудью и цветком в руке.

Он вздохнул, оделся, умылся, безучастно оглядел своё жилище, сел у окна и стал смотреть на улицу. Тротуары, мостовая, дома - всё было грязно. Не торопясь шагали лошади, качая головами, на козлах сидели мокрые извозчики и тоже качались, точно развинченные. Как всегда, спешно шли куда-то люди; казалось, что сегодня они, обрызганные грязью и отсыревшие, менее опасны, чем всегда.

Хотелось есть, но, не зная - имеет ли право спросить себе чаю и хлеба, он сидел, неподвижный, точно камень, до поры, пока не услыхал стук в стену.

Вошёл в комнату Петра, остановился у двери. Сыщик, лёжа в постели, спросил его:

- Ты чай пил? Спроси...

Он спустил с кровати голые ноги и стал рассматривать пальцы, шевеля ими.

- Напьёмся чаю и пойдём со мной... - заговорил он, позёвывая. - Я дам тебе одного человечка, ты за ним следи. Куда он - туда и ты, понимаешь? Записывай время, когда он войдёт в какой-либо дом, сколько там пробудет. Узнай, кого он посещал. Если он выйдет из дома - или встретится дорогой - с другим человеком, - заметь наружность другого... А потом... впрочем, всего сразу не поймёшь.

Он осмотрел Климкова, посвистал тихонько и, отвернувшись в сторону, лениво продолжал:

- Вот что, - тут вчера Саша болтал... Ты не вздумай об этом рассказывать, смотри! Он человек больной, пьющий, но он - сила. Ему ты не повредишь, а он тебя живо сгложет - запомни. Он, брат, сам был студентом и все дела их знает на зубок, - даже в тюрьме сидел! А теперь получает сто рублей в месяц!

Измятое сном, дряблое лицо Петра нахмурилось. Он одевался и говорил скучным, ворчливым голосом:

- Наша служба - не шутка. Если б можно было сразу людей за горло брать, то - конечно. А ты должен сначала выходить за каждым вёрст сотню и больше...

Вчера, несмотря на все волнения дня, Пётр казался Климкову интересным и ловким человеком, а теперь он говорил с натугой, двигался неохотно и всё у него падало из рук. Это делало Климкова смелее, и он спросил:

- Целый день по улицам ходить нужно?

- Иногда и ночью погуляешь, - на морозе градусов в тридцать. Нашу службу - очень злой чёрт придумал...

- А когда всех их переловят?.. - снова спросил Евсей.

- Кого?

- Этих - врагов...

- Говори - революционеров или политических... Переловить их, мы с тобою, вряд ли успеем. Они, должно быть, двойнями родятся...

За чаем Пётр развернул свою книжку, посмотрел в неё, вдруг оживился, вскочил со стула, торопливо сдал карты и начал считать:

- Тысяча двести шестнадцатая сдача. Имею: три пики, семь червей, туза бубен...

Выходя из дома, он оделся в чёрное пальто, барашковую шапку, взял в руки портфель, сделался похожим на чиновника и строго сказал:

- Рядом со мною по улице не ходи, не разговаривай. Я зайду в один дом, а ты пройди в дворницкую, скажи там, что тебе нужно подождать Тимофеева. Я скоро...

Боясь потерять Петра в толпе прохожих, Евсей шагал сзади, не спуская глаз с его фигуры, но вдруг Пётр исчез. Климков растерялся, бросился вперёд; остановился, прижавшись к столбу фонаря, - против него возвышался большой дом с решётками на окнах первого этажа и тьмою за стёклами окон. Сквозь узкий подъезд был виден пустынный, сумрачный двор, мощёный крупным камнем. Климков побоялся идти туда и, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, смотрел по сторонам.

Со двора вышел спешными шагами человек в поддёвке, в картузе, надвинутом на лоб, с рыжей бородкой, он мигнул Евсею серым глазом и негромко сказал:

- Что же ты не вошёл к дворнику?

- Я вас потерял! - сознался Евсей.

- Потерял? Смотри, за это тебе могут дать в шею... Слушай: через три дома отсюда земская управа. Сейчас из неё выйдет человек, зовут его Дмитрий Ильич Курносов - помни! Идём, я тебе покажу его...

И через несколько минут Климков, как маленькая собака, спешно шагал по тротуару сзади человека в поношенном пальто и измятой чёрной шляпе. Человек был большой, крепкий, он шёл быстро, широко размахивал палкой и крепко стучал ею по асфальту. Из-под шляпы спускались на затылок и уши чёрные с проседью вьющиеся волосы.

Евсей редко ощущал чувство жалости к людям, но теперь оно почему-то вдруг явилось. Вспотевший от волнения, он быстро, мелкими шагами перебежал на другую сторону улицы, забежал вперёд, снова перешёл улицу и встретил человека грудь ко груди. Перед ним мелькнуло тёмное, бородатое лицо с густыми бровями, рассеянная улыбка синих глаз. Человек что-то напевал или говорил сам себе, - его губы шевелились.

Климков остановился, вытер ладонями потное лицо, согнул спину и пошёл вслед за ним, глядя в землю, лишь изредка вскидывая глаза.

"Немолодой, - думал он. - Бедный, видно... Всё - от бедности..."

Ему вспомнился Дудка, он вздрогнул.

"Изобьёт он меня..."

Стало жалко Дудку.

В уши назойливо лез уличный шум, хлюпала и брызгала жидкая, холодная грязь. Климкову было скучно, одиноко, вспоминалась Раиса. Тянуло куда-то в сторону с улицы.

А человек, за которым он следил, остановился у крыльца, ткнул пальцем кнопку звонка, снял шляпу, помахал ею в лицо себе и снова взбросил на голову. Стоя в пяти шагах у тумбы, Евсей жалобно смотрел в лицо человека, чувствуя потребность что-то сказать ему. Тот заметил его, сморщил лицо и отвернулся. Сконфуженный, Евсей опустил голову.