Николай Вихирев - Искатель. 1965. Выпуск №1

• Название: Искатель. 1965. Выпуск №1
• Автор: Николай Вихирев
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1965

На 1-й стр. обложки: рисунок художника А. Гусева к фронтовым запискам кинооператора И. Вихирева.

На 2-й стр. обложки: иллюстрация художника Н. Гришина к фантастической повести Г. Голубева «Огненный пояс».

На 4-й стр. обложки: строительство Днепродзержинской ГЭС. Фото Н. Селюченко.

---

— Только три буквы: добро, живете, наш, — ответил торопливо сигнальщик. — Наверное, позывные запрашивают. За своих приняли.

— Отвечайте им.

— Что?! Что отвечать?

— Что-нибудь, все равно что. Хотя… сигнальте им те же три буквы… Ну, живей же, старшина!

Сигнальщик с ловкостью белки взобрался на тумбу перископа и, направляя луч в сторону конвоя, быстро застучал клапаном сигнального фонаря.

Огонек на горизонте погас. Пауза была долгой. Но вот огонек вновь вспыхнул и замигал быстрее прежнего.

«Психуют, собаки», — злорадно прошептал Мариненко и представил себе, как мечутся в эти минуты фашистские командиры. Открыть огонь не решаются: вдруг свой, и близко подпустить страшатся; что, если чужой? «Минут бы десяток нам!» — как о несбыточном, подумал он.

Все его существо без остатка охватило знакомое уже и ни с чем не сравнимое чувство. В нем напряглась каждая жилка. Нет, это не был азарт игрока, поставившего все на карту. Это чувство порыва и необыкновенной ясности сознания, обостренного смертельной опасностью, знакомо только настоящим бойцам: десантнику перед прыжком на чужую землю; солдату, поднимающемуся в штыковую атаку; пилоту, сошедшемуся на вираже лоб в лоб с вражеским самолетом.

Расстояние до кораблей конвоя заметно сократилось, и теперь Мариненко мог различить даже их строй. Стрелять было нельзя, хотя дистанция и позволяла это. Корабли охранения — эсминцы типа «Гальстер» — двигались гуськом друг за другом, прикрывая лайнер от лодки, словно стеной.

Над волнами, оставляя за собой искрящийся дымный след, взмыла ракета. Она повисла между кораблями конвоя и подводной лодкой, осветив море и небо неживым мерцающим светом. Один из эскадренных миноносцев стремительно покатился влево. Он поворачивал на лодку. Ослепительно ярко сверкнули огненные языки. Казалось, вспыхнуло море. Звуки выстрелов слились в могучий незатихающий грохот. По правую сторону и позади лодки из моря взметнулись бешеные крутящиеся водяные столбы.

«Разобрались-таки», — спокойно, будто о чем-то постороннем, подумал Мариненко.

Между кораблями охранения, наконец, образовался просвет. Нос «Вильгельма» быстро наползал на визир прицела. Когда он коснулся его, Мариненко выдохнул спиравший грудь воздух и ликующе выкрикнул:

— Залп!.. Срочное погружение!..

Лодку сильно встряхнуло. Избавившись от многотонного груза торпед, она зарылась носом в волны и камнем пошла в глубину.

Могучий рокочущий гул пронизал море от поверхности до самого дна. Войдя в отсеки подлодки, он растворил в себе без остатка яростное шипение сжатого воздуха, рев воды, бурлящей в цистернах, тревожное кваканье ревунов и радостные крики людей.

Лев КРИВЕНКО СОЛДАТСКАЯ СКАЗКА 1943 ГОДА

Писатель Лев Александрович Кривенко воевал на Ленинградском, Калининском, Центральном фронтах. Автоматчик.

Рисунок В. НЕМУХИНА

Получили приказ укрепить оборону. Роту нашу — автоматчиков — отрядили в помощь саперам.

Ночами перед окопами мы вбивали в землю колья, опутанные крест-накрест колючей проволокой.

…Как только заползешь в землянку, сразу услышишь разговор, начала которого никто не помнит и конца которому не предвидишь.

— Вздремнуть бы, — кто-нибудь говорит.

— Вот закрываю глаза, — подхватывает другой, — считаю: один, два… до сотни, опять с копейки, а сна нет. Какое-то предчувствие мутит. Ночью-то опять пойдем рогатки ставить.

И один совет от всех превратностей:

— Закури лучше. Освежи душу.

И никто не говорит вслух о том, что у каждого в ушах еще отдается крик взводного. Взводного ранило сегодня ночью, хотя и стояло вокруг затишье.

Война! Но и на войне хочется быть огражденным от всего непредвиденного, хочется, чтобы все случайное было бы только выигрышем. Целесообразность, живущая в нас, невольно разыскивает целесообразности и в том, что тебя обступает: одно дело настоящее наступление, другое — быть сбитым шальной пулей.

*

— Суслов, расскажи сказочку.

— Курский соловей, поведай.

— Вот считаю, а сна все нет и нет.

Суслов закуривает и долго молчит.

— Да, не спится, — соглашается Суслов и щурится, словно бьет ему в лицо курское луговое солнце.

Скуластое загорелое лицо Суслова заросло рыжей щетиной, рассечено морщинами. Одни морщины с въевшейся землей, глиной, другие — сетчатые — пучком собрались у сощурившихся смеющихся глаз.

— Это было давно, — Суслов, вспоминая, зажмурился. — А может быть, и недавно… У царя была дочь.

И сразу стало как-то веселее, уютней и теплее. «И откуда у него что берется? Вот почему, оказывается, курские соловьи мировую славу имеют», — одобряли Суслова.

— Приказал царь не выпускать дочь на улицу, на торговую площадь. Держал в голове думку: «Как бы чего боком не вышло. Нынче, — думал царь, — только закрой глаза, а потом пеняй на себя — прошляпил. Девчонки-то зыркают по сторонам». Приказал царь строго-настрого: дальше двора ни шагу. А за двором — городской сад. Оттуда — музыка, смех и визг. Слушала царская дочь этот смех и мечту заимела туда попасть.

— А как ее звали-то? — кто-то спросил.

— Не сбивай. Дальше, дальше, — потребовали другие.

— Пристала к царю: «Папань, а папань, пусти меня погулять». Царь — нет да нет. Но любил он дочь. А как не уважить человека, если души в нем не чаешь, — и дал все же согласие. Вызвал автоматчиков.

— Во дает! — кто-то крикнул.

Все засмеялись, и стало еще свободнее, еще раскрепощеннее.

— А были среди автоматчиков разные: и приземистые, и грудь колесом, и плакальщики, и стойкие. Без малокровных и в старину дело не обходилось. Жизнь, она, брат, разнокалиберных рожает.

Нарядилась царская дочь в свое лучшее платье, прическу навела и пошла под охраной на белый свет посмотреть, повадки людей узнать, с соседями свести знакомство.

Да… как-то в воскресенье она и пропала. Прибежала стража к царю, упала в ноги. Царь сразу учуял: «Где дочь? Сони! Ротозеи! Зайцы!»

«Идем, идем, — залепетал старший, — оглядываемся: была — и нет, как сдунуло. Только белое пятно мельтешит».

«Я покажу вам «сдунуло». Такое «сдунуло» покажу! Проморгали!» — закричал царь. Затопал ногами. Велел звонить во все колокола, разослать гонцов по заморским землям.

На площадь согнали народ, прокричали царский указ: «Кто найдет мою дочь, тому полцарства и ее рука!»

В землянке сгущается махорочный дым, плывет вверх и, приплюснувшись к потному накату, не расползается, а оседает туманом.

— В это самое время в пивной дым коромыслом стоял, — говорит Суслов. — Спорили капитан с разбитого корабля и портупей-прапорщик, отставленный от службы за самоуправство и неподчинение высшему начальству. А также за свое мнение, что, кроме него, никто не смыслит в деле вождения войск. Третьим среди них был Иван. Он больше молчал, сидел как в гостях. Они пропили все деньги и дошли уже до рубашек.

«Все дело в атаке! В Урру! — кричал портупей-прапорщик. — К чему все эти академии, училища! Встали — Урра! Наша взяла. Это говорю я, портупей-прапорщик. А то что за жизнь пошла! Окопались, зажирели. Чиркнуть из автомата — и разговор короткий».

«Сообразить чего-нибудь надо, — сказал капитан, — а то сосет».

А кто-то в это самое время начал гуторить о царском приказе.

Иван дал мысль: «Не попытать ли судьбу?»

Портупей-прапорщик подскочил и подхватил на лету мысль Ивана, еще горячую. «Я придумал! — закричал он. — Айда к царю! Просить корабль. Потребуем продуктов с запасом на три года. Будем жить припеваючи. Это так же верно, как то, что авось — не бог, а полбога есть, как то, что у меня на шкуре, кроме последней рубахи, ничего нету».

Сказано — сделано.

«Почему харчей на три года?» — удивился царь.

«Государю, — сказал капитан, — этот срок кажется длинным, как английская миля, когда ее ядрами замеряют, и любовь царя к дочери не может, конечно, примириться с таким длинным сроком, но…»

«Но! К чему вся эта дипломатия? К чему «но», которое не погоняет даже лошади! — перебил портупей-прапорщик и забил себя в грудь. — Мне, прапорщику! Сон… Вещий сон видел. Корабль с крыльями улетал за море, и на нем белое облако».

«И старшой об этом твердил, — задумался царь, но, глянув на бессловесного Ивана, буркнул: — По рукам! Только поспешите».

Корабль отплыл. Море. Воды много, а пить нечего.

Они обрадовались, когда выступил зеленый остров. Приняли решение: поохотиться, побегать по земле — размяться.

В чаще острова Иван заметил сруб, схожий с выкорчеванным пнем. Тут они и сделали привал. С утра бросили жребий: кому идти на охоту, а кому остаться и соображать обед. Жребий выпал на капитана. Капитан напарил каши и, увидев на лежанке дудочку, начал перебирать на ней. На звук открылась дверь, и ввалился старик в лаптях. Попросил капитана по-христиански поделиться с ним, странником.