Константин Уваров - Страсть к размножению

• Название: Страсть к размножению
• Автор: Константин Уваров
• Жанр: Поэзия

---

Гомер суетился и плакал. Все ждали пенальти.

И шел я одиннадцать метров к троянским воротам...

Повозкой назойливой сзади поехало время,

И тысячи скрещенных звезд поднялись на колени.

Мой голос влюбленный! Ты был беззащитен и светел.

Мои бессистемные руки пытались ответить.

Под кожею билось тяжелое имя чужое;

Троянцы из Трои сбегали по двое-по трое.

Троянцев ловили, и били, и били по яйцам.

С отбитыми яйцами быстро погибли троянцы.

Войска выносили квартиры и пили сухое.

Елена боялась солдат: десять лет, как в походе.

Парис притаился под деревом, аки масленок.

Елена теряла значенье. Запахло паленым.

Теряя контроль над собой и теряя надежду

Елена прикинула риск. Повернулась. Пыталась

На глаз оценить мою преданнось. Скалилась нежно.

Я ржал истерично. Теперь я показывал фаллос.

Она, пожимая плечами, скривила ебальце,

И я ей в лицо истекал своей спермой хорошей.

И птицы на небе разжали холодные пальцы,

И птицы на небе заржали в кривые ладоши.

...Записывай, Шлиманн. Лет тридцать. Жената. Еврейка

Скорее всего. Но царица - держаться умела.

А я не царица... Пиши - по утряне ефрейтор

Чего-то порылся, и - надо же - бросил мне тело.

Я шел через поле и имя тяжелое вором

Нашел и тащил, и глодал, и безокою птицей

Клевал и копытил его близорукое горло -

Как стая милиций, моих закадычных милиций...

Которая печь будет печь этот лакомый запах?

Когда это имя заведомо выпадет на пол?

Спина прохудилась тогда-то, причем он впивался -

Холодный трезубец его растопыренных пальцев.

...Майн Шлиманн! Ты все еще ищешь? Найдешь - ну и что же?

Такие, как ты, вечно ищут, и вечно находят -

А мне отвечать, и кругом эти пьяные рожи,

И всем надо в Трою... Послушай - давай о погоде?..

УДИВИТЕЛЬНО МАЛЕНЬКИЕ ТРАГЕДИИ

(О чем молчат ненавязчивые)

Моему другу и учителю Александру Пушкину

с любовью и уважением.

Сальери. - Что ты принес?

Моцарт. - Нет, так, безделицу. Намедни

Бессонница моя меня томила,

И в голову пришли мне две, три мысли.

Вчера я набросал их. Мне хотелось

Твое услышать мненье.

Сальери .- Говори.

Моцарт. - Появляется Автор. Выгладит он молодо.

Тут же скручивает цигарку -

И где насобачился? Пока он стоит на остановке. Холодно.

Из-за Угла осторожно появляется Автобус. Прячется.

Угол умудрено прикидывает расклад.

И вдруг улыбается - жутко и невыносимо:

У Автора не выдерживают нервы. Он уходит, все послав,

И Автобус с хохотом проносится мимо.

Сальери. - Ах, Моцарт! Как безделицу такую

Ты можешь вспоминать?

Моцарт. - Я поясняю

Что в тот же вечер, как будто назло -

В разгар веселья (с куревом, водка неплохая)

Автор взволнованно смотрит на потолок,

И выходит из комнаты, многозначительно вздыхая.

Все переглядываются. Оленька встает:

Она выпила, но пока еще слишком мало.

Оба журналиста поддерживают ее...

И потолок падает под звуки "Интернационала".

Сальери. - И ты смеяться можешь?

Моцарт. - Ах, Сальери!

Ужель и сам ты не смеешься?

Сальери. - Нет!

Моцарт. - Пойми Сальери - это было. Веришь?

Я прочитаю.

Сальери. - Быль?

Моцарт. - Скорей, сонет.

Эпицентр России. Похмельные ландшафты.

Железнодорожная станция, размером с трамвайную.

На рельсах с сумкой в руках спит Автор.

В будке спит Стрелочник, пар вываливая.

Женский голос. - Вставай, дорогой.

Мужской голос. - Ну, сразу - и с вилами.

Женский голос. - Виктор, отцепи вагон.

Мужской голос. - Сейчас милая.

Катится вагон по рельсам заснеженным.

Стрелочник - маленький, и косой, как заяц.

Уходит. Неизбежно

Вагон приближается. Автор отползает.

Все. - Браво, браво.

Сальери. - Так пей же.

БУДДИЗМ ТАИТ ОПАСНОСТЬ

Некоторых из женщин принципиально невозможно залечить

Обладая и отсутствием совести, и говорливостью речи:

Они все делают сами: выбирают духи, мужчин,

Напряженность взаимоотношений и место встречи.

У меня не было таких женщин -

Коклюш один был, но не менее самостоятельный,

А болезнь - та же женщина: угараешь не меньше,

А при тесном общении легко передаешь приятелям.

Так что необходим покой, цель достаточно наметить,

Не пользуясь отрывными и перекидными фразами:

Только самоубийцы, как двери, вырываются из петель;

Остальные в этот момент спокойны и безнаказанны.

Но даже млекопитающие - не то, что любители пива,

Перед употреблением взбалтывают себя, как аэрозоль:

Безобразничают, шалят, и за ними горделиво

Наблюдают хозяйки эрогенных зон.

Обычно оправдан компромиссный подход:

Если, знакомясь с женщиной, становишься агрессивней,

Необходимо угадать - и это шаг вперед,

Но шаг назад - и это предполагаемый противник.

Ни капли спермы врагам!

Сперма - союзникам, в порядке ленд-лиза.

Скоропостижная женщина пытается предлагать

Стопроцентными ногами преодолевая кризис.

Проигрывают оба, во взаимоотношениях простуда:

Женщина-в-постели, женщина-облепиха...

Мгновение, стой!... Стрелять буду...

Но - опускаешь руки и лежишь тихо.

Неиспользованный член продолжает извлекаться,

И, взглядом, отрешенным, как табуретка,

Человек, уставший и высосанный из пальца,

Развивает мощность двадцатикопеечной монетки.

Обнаруживая неравенство правой и левой груди,

Не успокаиваешься, досконально изучаешь разные разности:

Шрамы, рубцы - ибо на языке у лисы ни один

Колобок не чувствовал себя в безопасности.

Оцениваешь ситуацию напряженнее, чем Колобок,

Но губы вздрагивают неожиданно, как холодильник:

Совесть во сне переворачивается на другой бок,

И гарантии безопасности остаются в силе.

В конце концов женщина замирает, становится грустно, и

Снова несешь смысловую нагрузку, как вахту:

Собираешься с мыслями, разбираешься с чувствами,

И делишь импровизацию на бухты и барахты.

Опасно любое движение, даже небрежное:

Дернувшийся рано - проигрывает, поздно - ничего не получает.

Дернувшийся вовремя осуществляет неизбежное,

И внимание на пределе. За пределом - отчаянье.

А буддизм себе то гнетет, то гонит,

В темноте крепчают нервы и холодеют компрессы.

От безработицы кони дохнут - вот и двигают кони

Представители прекрасного и его интересов.

* * *

Вгрызаться в жизнь обоими зубами,

Плевать в лицо и вешаться в сортире,

Топиться в ванной - проще, чем в стакане,

И снова выплывать. Раз. Два. Три. Четыре.

- Что, понятно теперь, как "потом наплевать"?

Вот и плюйся, как будто не дома.

Что ты встала? Не знаешь? Залазь под кровать.

Спросят - скажешь: был сразу же сломан.

Да хоть где. Хоть вот здесь, только ляг и молчи.

Повернись. Ну и что, что при свете?

Еще выключи щас. Пусть стучит, раз стучит.

И не спи. Это могут заметить.

Запоминать места, где будут рады,

В чужой судьбе устраивать погромы,

В своей не прибираться - нафиг надо,

Устраивать приемы против лома.

-.Что спросила? Что я? От чего защищен?

От дождей и снегов.

-.Так порежут.

-.Да кого?

-.Поищи телефон.

-.А еще

Светофор или грецкий орешек?

-Посмотри, как бегут.

- Пусть бегут, раз не к нам.

- Заберут?

- Полсугроба и ветер.

- Насовсем?

- До весны. Отойди от окна.

И не спи. Это могут заметить.

Молитвы принимать, потом молиться,

Ходить к друзьям и прятаться обратно.

Идти себе и вглядываться в лица,

Чтоб лица эти вывести, как пятна.

Даже если случилось и что, по весне

Никого не застали на месте.

Остается один эпилог: он был с ней,

С ним был Бог, и конец неизвестен.

Кто лежит, кто сидит, кто уже говорит,

Кто нуждался в одной сигарете -

Дочитал - успокоился. Сядь, посиди.

И не спи. Это могут заметить.

Нуждайся, если надо. Если продан -

Купи хоть в долг, и пусть смеются черти;

Живи в душе, последний враг народа,

И, первый друг всему, бледней до смерти.

* * *

В прошлом году я совсем одичал

Отощал, будто снова иглу постиг

И в карманах скука, и в душе печаль

Жил в Москве - не корысти из, а из глупости.

Язык без костей был, и длинный, как борода

Но с кем ни базарил - ничего не радовало

Наконец, украл турецкий свитер, продал

Купил водки две бутылки - очень надо было.

Не видел женщину одну больше года,

Она меня любила, но не когда я ее:

Она примолкнет зло, а я ору сходу