Александр Воронин - Я буду ездить на Форде

• Название: Я буду ездить на Форде
• Автор: Александр Воронин
• Жанр: Современная проза

---

– Мало того, что солнце всю ночь светит, так оно еще север с югом перепутало, – шутил Серега.

Я улыбался ему и шел гулять.

Первым пунктом ночного обхода были автомобили около шведского консульства. Сверкающие глянцем 'Вольво' с выпяченными, как нижняя челюсть, бамперами, 'Сааб'с красиво изогнутой передней панелью, аккуратный – как коробочка – 'Гольф'. Три последних года я каждый месяц ждал новый 'За рулем' и рубрику 'В мире моторов' к следующему месяцу знал уже наизусть. В тех, дальних от Мурманска, краях, где я родился, западные автомобили не водились. И теперь, впервые увидев их 'живьем', я не мог досыта наглядеться. На каждый, проезжающий мимо, старенький 'Опель' моя голова поворачивалась, как стрелка компаса на магнит, и в уме лихорадочно пробегали таблицы технических характеристик. Через несколько дней милиционеры, дежурившие у дверей шведского консульства, обратили внимание на подозрительного парня, каждую ночь отирающегося около автомобилей, и сделали вялую попытку его задержать. Я от этой попытки удачно уклонился и больше к консульству не подходил.

Следующим пунктом ночной прогулки был скверик у Площади Советской Конституции. Помимо целующихся парочек там отирались разного рода бичи и бездельники, с которыми интересно было поговорить, а точнее, послушать их разговоры. Главная тема – раньше всё было лучше и дешевле. 'Палтусом мы раньше за углом закусывали, а теперь он – шесть рублей кило'. 'Помните, 'Солнцедар'? Хорошее вино было, крепкое и недорого, рупь семнадцать. Но, говорят, от него негры помирали, вот и запретили наверху его делать'.

Часам к двум ночи публика от разговоров утомлялась и разбредалась по домам и норам. А я шел дальше, гулять по ночным улицам Мурманска, освещенным низким северным солнцем, которое по ошибке светило не в то время и не с той стороны.

Форд Сьерра

Николай сидел на прохладном мраморном подоконнике в одном из мюнхенских отделений связи и скучал. Позвонить напрямую в Уфу почему-то не получалось. Почему – он так и не понял, хотя девушка в окошке терпеливо объяснила ему два раза: по-немецки и по-английски. Зато он понял, что разговор можно заказать и через час позвонить, наконец, домой и сказать жене, где он в настоящее время находится и что делает.

Отойти от заветной кабины более, чем на три метра было страшно – вдруг, позвонят из Уфы, а он не услышит или не поймет. Единственно, что оставалось – охлаждать чувства подоконником и разглядывать входяще-выходящую публику.

В целом, немецкие типажи раздражали. Мужские лица, в большинстве усатые, бородатые или просто небритые, казались тупыми и агрессивными. Женщины с крупными носами, притворными улыбками и резкими уверенными жестами вызывали почти такой же страх.

' До чего несимпатичная нация!' – подумал Николай, глядя на толстую немку в застиранной футболке, леггинсах и шлепках на босу ногу. Немка купила несколько почтовых марок и, аккуратно убирая их в кошелек, на выходе столкнулась с парнем, легко и быстро вбегавшим по ступенькам.

Парень этот заметно отличался от остальных посетителей почты. Золотистые локоны до плеч, дорогие светлые брюки, уверенный быстрый взгляд.

'Такие вот здесь хозяева жизни, – вздохнул Николай. – 'Порше' за углом, вилла с бассейном и что-нибудь еще, о чем я понятия не имею.' У Николая вновь обострилось появившееся здесь, в Германии, ощущение собственной ничтожности. Он еще раз печально вздохнул, передвинулся на подоконнике вправо, где мрамор еще не нагрелся, и просидел, как Сфинкс, следующий час, дожидаясь приглашения в кабину для переговоров.

Пятиэтажное грязное здание, в одной из комнат которого вместе с двумя поляками жил Николай, было не общежитием для иностранцев, а распределительным центром, куда ежедневно поступали десятки беженцев со всего мира. Так же ежедневно вывешивались списки распределения – как здесь говорили, 'трансфера' – около них постоянно толпилась разношерстная, в самом прямом смысле, публика, выглядывая свою судьбу.

Через неделю дошла очередь и до Николая. В списке напротив его фамилии стояло: Южная Бавария, Штайг.

Обрадовавшись, что, наконец, он уедет от вечно галдящих и через слово повторяющих 'курва' поляков, Николай навел справки. Штайг – альпийское предгорье, население 30 тысяч, около австрийской границы. Конечно, в Мюнхене остаться было бы лучше, но выбирать не приходилось.

В распределении беженцев немцы руководствовались простым правилом – евреев с арабами не объединять. Небольшой трехэтажный отель на окраине Штайга, где Николаю предстоит прожить следующие полтора года, наполовину был заселен казахстанскими аусзидлерами. Вторая половина состояла из беженцев-славян. Два чеха, трое болгар, семья с Украины, пара пустых комнат. Николая поселили к одному из болгар, в маленькую комнату с душевой кабиной в углу. Болгарин со смешным именем Цецу, к счастью, очень хорошо говорил по-русски.

– Ты знаешь, я семь лет работал на баггере, хотел 'Москвича' купить. А тут реформы – деньги обесценились, цены стали большие. Когда я теперь машину куплю? Как старый буду, да? – рассказал он Николаю в первый же вечер.

– А что такое 'баггер'?

– Как, ты не знаешь? – удивился Цецу. – Машина такая, землю роет, – для демонстрации он сложил ладонь ковшиком.

– По-русски это экскаватор, – сказал Николай. – Да ты не переживай. У нас в Союзе тоже всех обманули. Люди по двадцать лет и больше копили. На машину, на дом, на черный день. Всё улетело.

– У кого-то улетело, к кому-то прилетело, – добавил Цецу

Николай не возразил.

На следующий день с утра зарядил нудный мелкий дождь, какой часто бывает в альпийских предгорьях. Жители отеля разошлись или разъехались по своим делам. Никто не изъявил желания познакомиться с Николаем, а сам навязываться он считал неудобным. После обеда стало совсем скучно. Николай сидел у окна и смотрел на улицу. Пешеходов не было вообще, только автомобили разных марок шуршали шинами по мокрому асфальту, иногда мигая поворотниками. Неожиданно от общего потока отделился желтый 'Мерседес' с табличкой 'Таxi' на крыше и, ловко подрулил к отелю. Из такси вышел тот самый 'хозяин жизни', которого Николай неделю назад видел на почтамте, и принялся выгружать из багажника и ставить под навес многочисленные сумки и чемоданы.

– Ты постой здесь, за вещами посмотри, а я пойду узнаю, какую комнату нам дают, – сказал он совершенно неожиданно для Николая на чистейшем русском высокой флегматичного вида девушке, которая успела к тому времени выбраться из такси и встать в один ряд с чемоданами.

'Вот это да!' – ахнул Николай и побежал на правах старожила встречать новеньких.

Новеньких звали Валера и Татьяна, а просьбой о политическом убежище в Германии они завершили свое свадебное путешествие. В отличие от Николая, практичный Валерка готовился к этому несколько лет. Основная часть подготовки состояла из попыток выучить немецкий и приобрести дойче марки. Скопив около пяти тысяч и выучив полтора десятка слов и выражений, Валерка решил, что для начала хватит. Последний штрих – женитьба. Понимая, что среди немок хорошей жены не найдешь, он выбрал из имеющихся вариантов характером поспокойней и сделал ей предложение, разукрасив его обещаниями красивой жизни на Западе. Ну какая тут устоит! Короче, отгремели свадьбу, неспеша собрали чемоданы и отчалили. Одну ошибку Валерка, все-таки, допустил: в Мюнхене, вместо того, чтобы сразу 'сесть на азиль', он снял в гостинице двухместный номер и пожил там несколько дней, наслаждаясь комфортом.

Туман восторга рассеялся, когда выяснилось, что на один день проживания здесь в Союзе он работал полгода. Из отеля пришлось быстро съехать, но стартовый капитал уже успел уменьшиться почти наполовину. Валера потом целый год переживал.

Разрешение на работу выдается через три месяца, и Николай с Валеркой за это время стали неразлучными друзьями. Лучший способ убить время – карты. Николай вспомнил студенческий годы, друзей в общаге, преферанс до утра и взялся обучать Валерку всем тонкостям этой королевской игры. По правде сказать, 'всех тонкостей' Николай и сам не знал, но какой уважающий себя преферансист в этом сознается. Третьим, за неимением партнеров мужского пола, пришлось взять Татьяну. Играть она научилась быстро, играла хорошо и азартно, чем весьма удивляла законного супруга. Валерка же играл без энтузиазма, его деятельная натура требовала приложения сил в направлении зарабатывания денег.

– Мы тут дурака валяем, а за этот день можно было бы 80 марок заработать. Пять дней в неделю будет четыреста. Представляешь, я теряю четыреста марок каждую неделю.

– Не дурака, а преферанс, – возражал ему Николай. – Дурак тоже серьезная игра. Плохо играть в него умеют все, а хорошо – почти никто. Кстати, ты немецкий немного понимаешь, чего это там в телевизоре мужики галдят?