Иван Ефимов - Не сотвори себе кумира

• Название: Не сотвори себе кумира
• Автор: Иван Ефимов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Отчаянию моему не было предела, оно было неизмеримо. Я ткнулся лицом в сырой мох и заплакал.

Вспоминая те злополучные минуты, я задаю себе вопрос: почему я все же решился идти дальше? Ведь у меня не было впереди никаких перспектив, никакой надежды на успех, никакой абсолютно! Что же толкало меня вперед? Надежда на добрых русских людей – чутких, мудрых, понимающих. Я вдруг вспомнил слова Балашова при расставании: «Даже один уходи, если не будет верного товарища. Люди помогут…»

В мрачном отупении я пробыл недолго. Машинально сложил все снова в чемодан, отломив лишь небольшой кусочек хлеба и сунув его в рот. Накинул железную накладку, просунул в петлю деревянную чеку на бечевке, заменявшую замок, надел уже просохшую одежду и пошел, подчиняясь скорее врожденному зову жизни и воли, нежели разуму…

Уже к полудню, перелезая через завалы валежника, я за что-то зацепился и с треском свалился в бурелом. Это падение вспугнуло какого-то зверя, видимо отдыхавшего где-то рядом после ночной или утренней охоты. Он с не меньшим шумом выскочил из темного завала и так стремительно бросился по склону, что я не успел и рассмотреть его.

Лесное происшествие несколько отвлекло меня от мрачных дум. Оказавшись на вершине оголенной гряды, я осмотрелся. Вокруг была неоглядная амурская тайга без конца и без края – низкорослая даурская лиственница, редкая приземистая сосна, сибирская ель и пихта. Весь этот темно-зеленый мир молча хранил какую-то тайну, известную только ему, а над ним, словно далекий морской прибой, иногда перекатывался шум вершин, таинственный и мудрый разговор лесного братства.

…Тут и там я неожиданно натыкался на препятствия: трясину, или огромный валун, неведомо откуда взявшийся, или на целое нагромождение седых камней в дикой заросли. Иногда путь преграждали огромные залежи гниющего валежника, сквозь который смело прорастали молодые деревья. В мире природы ничего не исчезало бесследно, а только видоизменялось, переходило из одного в другое.

Наблюдая окружающее, я понял, что компаса мне совсем не потребуется: заблудиться здесь было нельзя, если взять правильное направление и не сойти с ума. Каждый камень и каждое старое дерево, обросшие с одного бока серым мхом, указывали, где находится север, а где нужный мне юг.

Вечерняя темень застала меня на одной из еле приметных таежных троп. Спешить, в сущности, было некуда, и никакая опасность мне не угрожала. Против здешних зверей я успел обзавестись увесистой дубинкой, а против людей… Но люди все разные, и против этой породы живых существ требуется различное оружие. Ну какой дубинкой следовало бы отплатить Глебу или Бложису? Рассуждая сам с собой, я выбрал для ночлега могучую разлапистую лиственницу, длинные ветви которой склонялись шатром до земли, образуя у ствола уютную темную пустоту с толстым мягким слоем сухого игольника. На этом пряном ковре под естественным навесом я и провел свою вторую ночь свободы.

За весь следующий день я поел только дважды и без особого желания, принуждая себя жевать хлеб, чтобы жить, хотя и не видел ничего хорошего впереди. Уже перед вечером, взобравшись на очередную горную гряду, я увидел далеко внизу на поляне жилой дом с небольшими строениями вокруг него. Людей вокруг не было видно, но все же я перепугался до смерти. Возможно, это был покинутый стан какой-нибудь геологической партии, а может быть, такая же заимка, в какой я жил совсем недавно…

У страха глаза велики, а мне надо было опасаться вдвойне. Я – беглец, за мной уже начата охота, и я должен прятаться. Озираясь по сторонам, я торопливо сполз с высоты и стал уходить назад и в сторону. Я не сомневался, что меня уже ищут, поэтому не спешил к людным местам, выгадывая время.

Весь мой путь по тайге, редколесью и сопкам был трудным и, как мне казалось, безнадежным. Коварное ограбление лишило меня веры в благополучный исход, между тем я все шел и шел, медленно, но все дальше и дальше отдаляясь от лагеря, держась все время юго-запада. В те дни я еще не представлял, сколько на моем пути встретится добрых и отзывчивых людей, среди которых отогреется и оттает от обиды и горя сердце.

Однажды под вечер, спускаясь в очередной распадок меж сопок, я почувствовал тяжелый, тошнотворный запах, какой бывает от гниения мертвого крота или иного зверя или птицы, не раз виденных нами в жаркую пору лета на лесной дороге. Но то бывал запах мимолетный, быстротечный, здесь же он был сильный и стойкий, до удушья насытивший недвижимый воздух. «Что тут может быть?»- думал я в нерешительности. Спускаться ниже или обойти стороной это неприятное место? Наверное, гниет какой-нибудь зверь, бежавший со смертельной раной от неверного прицела охотника. Но какая может быть охота в августе?

Какая-то необъяснимая сила влекла меня в сторону запаха, и я боком заскользил по склону. Чем ниже я спускался к подошве сопки, тем гуще становились заросли и тем тошнотворнее был устоявшийся, будто спрессованный спертый воздух. Склон стал отложе, а заросли гуще. Вдруг они расступились, и я оказался на небольшой полянке, освещенной предвечерним солнцем. И почти сразу же увидел на земле человека. Я испугался и отпрянул, но нестерпимый смрад приковал меня к месту: ведь это мертвец! Я выпустил чемодан и, преодолевая удушье, подошел ближе. Человек лежал вниз лицом, раскинув руки, как будто его кто-то толкнул в спину и он так и не поднялся. Я увидел страшную работу времени. Лохмотья лагерной гимнастерки едва держались на остове трупа, обжимая темные провалы грудной клетки и позвоночник. Меж изношенных ботинок и вздернутых полуистлевших брюк проглядывали белеющие кости голени. Череп был покрыт присохшими черными волосами, кепка валялась рядом. Из коротких рукавов гимнастерки высовывались кости скрюченных пальцев, вцепившихся в траву. Над этими тленными остатками все еще роились редкие тяжелые жирные мухи, перелетая с места на место, а вокруг трупа копошились жуки и белые черви, с ненасытной жадностью уничтожая последний материальный след человека.

Я со страхом стал пятиться назад, не в силах оторваться от мрачной картины разложения и тлена. Запах гниющего тела преследовал меня еще долго. Кто он? Отчего и когда умер? Вероятно, такой же, как я, несчастный беглец, потерявший дорогу и силы и умерший здесь безвестно. Неужели он мог заблудиться? Нет, заблудиться он не мог. Очевидно, долго шел, оголодал и обессилел. А может быть, его поразил какой-нибудь недуг и он умер от мучительных болей? Никто этого не узнает…

К полудню пятого дня я взобрался на самый высокий, как мне казалось, хребет и с его вершины увидел верстах в десяти, в горячем солнечном мареве, очертания далекого города, редкие дымки заводских труб и отблески светлых зданий. Это был, несомненно, город Сковородино – цель моего пути из тайги. Но я не обрадовался, а, скорее, перепугался, потому что этот город мог стать и концом моего путешествия, вместо того чтобы быть его началом. Что мне даст этот незнакомый райцентр с небольшим числом жителей, где местные власти знают всех наперечет? В таком городе можно только отсиживаться, не выходя днем на улицу, а выбраться из него без денег и верных друзей, увы, невозможно. У меня как раз и не было ни денег, ни друзей. Не было никаких перспектив, кроме одной: явиться в милицию с повинной.

Эта мысль еще более окрепла, когда, уже в сумерках, я подходил по лесной дороге к окраинам города и наткнулся на «объект» работы заключенных. Здесь что-то строилось: был виден котлован и траншеи под фундаменты. Тут же в сторонке стоял переносной горн с кучкой каменного угля на земле. Он мне напомнил о Коле Савенко…

Уже в потемках я выбрался по незастроенной улице к ее населенной части. Наружного освещения я не заметил, да оно мне не особенно и требовалось. Увидев скамейку против одиноко стоявшего деревянного домика с двумя светящимися окнами, я присел на минуту для передышки перед прыжком в неизвестность.

Сердце стучало тревожно, а в голове все те же мрачные мысли о полной безнадежности моего положения. Что же делать теперь в этом незнакомом городке? И вот я решил зайти в этот домик и узнать, где находится милиция. Пускай ей достанутся лавры за поимку «бежавшего врага народа»…

Глава пятнадцатая

Свет не без добрых людей.

Поговорка

Я люблю вас, люди!

Итак, решение принято, но как тягостно его выполнять! Я поднял голову и посмотрел на темное, но уже прозвездившее небо, спокойное и молчаливое. Оно было таким же, каким я видел его ровно три года назад, в последнюю, позднюю августовскую ночь, когда прощался с родными на ступеньках крыльца, не зная о том, что долго не увижусь с ними, а затем медленно шел в окружении трех оперативников к ожидавшему за углом «черному ворону» – служебному автомобилю опричнины нашего времени…

Серпик луны рожками влево тогда стоял где-то выше и на другой стороне небосвода; та роковая ночь уже близилась к рассвету. Сегодня луна смотрела на меня так же безучастно, несмело поднявшись над горизонтом и как бы проверяя, давно ли потухла вечерняя заря. Что сулит мне эта ночь? Вот сейчас зайду в этот чужой дом, и какие-то незнакомые мне люди укажут путь до отделения милиции, а может быть, и отведут туда сами, чтобы я не успел передумать. А что тут можно еще придумать? Я, пожалуй, самый одинокий человек на всем белом свете! Даже посоветоваться не с кем.