Грег Айлс - Кровная связь

• Название: Кровная связь
• Автор: Грег Айлс
• Издательство: Книжный клуб "Клуб семейного досуга"
• Жанр: Триллер
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9910-0327-8, 978-966-343-867-2, 978-0-7432-3470-2

Кэтрин Ферри – судебно-медицинский одонтолог, специалист по следам укусов, демонстрирующий блестящее понимание мотивов насильников и убийц, алкоголичка с расшатанной психикой – никак не может решиться взглянуть в лицо собственному прошлому, в котором остались шум дождя по оцинкованной крыше, вызывающий ужас оранжевый пикап, кровавые следы на ковре… Можно ли доверять этим воспоминаниям? Или правда настолько искажена, что девушка никогда не узнает подлинную историю своей семьи? Раскрытие серии загадочных убийств означает не только поимку безжалостного маньяка – быть может, для Кэтрин это единственный способ сохранить здравый рассудок…

---

Я произношу нейтральным тоном:

– Из медицинской школы я вынесла убеждение, что психотерапевты должны любой ценой сохранять объективность. А вы похожи, скорее, на адвоката своих пациентов, чем на бесстрастного целителя.

– А разве можно сохранить объективность перед лицом холокоста? Только потому, что вы случайно оказались в роли врача? Известно ли вам, сколько женщин в Америке пострадали в детстве от сексуальных домогательств и надругательств? Каждая третья. Каждая третья. Это десятки миллионов женщин. Это женщины в вашей семье, Кэтрин. Что касается мужчин, то у них этот показатель колеблется от каждого четвертого до каждого седьмого.

Я заставляю себя сохранять спокойствие.

– Откуда у вас эти сведения?

– Это реальные данные, а не пропаганда, распространяемая группой жертв. Средняя продолжительность кровосмесительных домогательств составляет четыре года. Половину детей, пострадавших от жестокого обращения, домогаются сразу несколько преступников. Хотите знать больше, доктор?

– Я в некоторой растерянности, – негромко говорю я. – Так вы лечите взрослых или детей?

Малик резко и неожиданно вскакивает на ноги, как будто ему невыносимо и дальше спокойно сидеть в кресле. Рост его не превышает пяти футов девяти дюймов, но он излучает силу, которая, кажется, проистекает из его сверхъестественной неподвижности. В нем заметна сосредоточенность, которую до сих пор мне доводилось видеть лишь у приверженцев боевых искусств.

– Вы говорите в хронологическом смысле, – произносит он таким тихим голосом, что я с трудом его слышу. – Я не могу позволить себе проводить подобные разграничения. Эмоциональное развитие ребенка обычно останавливается на той стадии, где он находился в момент, когда ему впервые пришлось изведать насилие. Иногда я и сам не знаю, с кем имею дело – с ребенком или взрослым, пока пациент не заговорит.

– Итак… То, о чем вы сейчас рассказываете, – это воспоминания, вытесненные в подсознание. Правильно?

Малик не сделал ни шагу, но мне внезапно кажется, что он стал ко мне гораздо ближе, чем раньше. А группа специального назначения оказалась вдруг намного дальше, чем минуту назад. Глаза мои устремляются к самурайскому мечу, висящему на стене слева. Его местоположение напротив Будды у правой стены порождает внушающее беспокойство смешение крайностей – войны и мира, безмятежности и насилия.

– Мне кажется, вы понимаете, о чем я говорю, – добавляет Малик. – Доктор.

Впервые с момента, как я вошла в его кабинет, мне становится страшно. Кожа головы у меня чешется, ладони вспотели. Человек, сидящий передо мной, совсем не тот, кого я знала в медицинской школе. Физически он остался тем же, но в эмоциональном и духовном плане эволюционировал в кого-то другого, психиатр, которого я знала, был сторонним наблюдателем, бессильным изменить что-либо. А мужчину, сидящего передо мной сейчас, никак не назовешь бессильным. И его намерения по-прежнему остаются для меня загадкой.

– Мне нужно в туалет, – сбивчиво говорю я.

– Вниз по коридору, – отвечает Малик, в лице которого не дрогнул ни один мускул. – Последняя дверь справа.

Пока я иду к двери, у меня возникает ощущение, что эти слова порождены самыми простыми клетками его мозга, тогда как высшая его деятельность сосредоточена исключительно на проблемах внутреннего характера, частью которых я, безусловно, являюсь.

Оказавшись в одиночестве в коридоре, я с шумом выдыхаю воздух, как будто затаила дыхание на протяжении последних пятнадцати минут. Мне совсем не хочется в туалет, но я все равно иду по коридору, поскольку уверена, что Малик непременно обратит внимание на тишину за дверью, если мои шаги не будут слышны. Проходя мимо открытой двери слева, я вижу мужчину в черном комбинезоне и бронежилете. Он притаился за дверью, держа в руках тупорылый автомат. Он провожает меня глазами, когда я прохожу мимо, но не делает попытки встать или пошевелиться.

Открыв дверь туалета, я обнаруживаю внутри Джона Кайзера. Он делает мне знак войти в крошечную кабинку.

– Вам действительно нужно в туалет? – спрашивает он.

– Нет. Мне просто нужно было уйти оттуда. Он вскочил из-за стола, чем изрядно меня напугал.

Агент ФБР пожимает мне руку, стараясь успокоить. В его глазах я вижу участие и обеспокоенность.

– Вы чувствуете, что вам грозит опасность?

– Не знаю. Вообще-то он не угрожал… Просто мне стало страшно.

– Вы замечательно держитесь, Кэт. Вы в состоянии вернуться к нему и продолжить разговор?

Я открываю кран над маленькой раковиной, споласкиваю руки и провожу ими по шее.

– От меня в самом деле есть какой-то толк?

– Вы что, смеетесь? Этот разговор – единственное окно, через которое мы можем заглянуть в мозги этого малого.

Я прислоняюсь к стене и вытираю шею бумажным полотенцем.

– Хорошо.

– Вы достаточно уверенно себя чувствуете, чтобы немножко спровоцировать его?

– Господи… И что, по-вашему, я должна сделать?

Кайзер улыбается так, что я понимаю: он знает меня лучше, чем я полагала.

– Не думаю, что вам нужны советы. Согласны?

– Пожалуй, вы правы.

– Если почувствуете, что вам грозит опасность, не раздумывайте ни секунды, подавайте знак. Через пять секунд он будет лежать, уткнувшись носом в пол.

– Живой или мертвый?

– Это зависит только от него.

В глазах Кайзера светится непреклонная решимость.

– В самом деле?

Агент ФБР протягивает руку и нажимает рычажок слива.

– Вы находитесь именно там, куда всегда стремились, Кэт. На самом краю. Ступайте и распните этого малого.

Глава семнадцатая

Натан Малик стоит у буфета, зажигая ароматическую палочку на лампадке перед Буддой. Вверх поднимаются колечки серого дыма, и в ноздри мне ударяет запах сандалового дерева. Когда он возвращается к своему столу и опускается в кресло, я чувствую, что аура опасности и угрозы, окружавшая его, рассеялась. Со своей бритой головой, мускулистой фигурой и черным одеянием он выглядит совсем как хореограф какой-нибудь бродвейской постановки. Но все это сплошная видимость, напоминаю я себе. Этот человек убивал людей в бою, а быть может, и в городе за стенами своего кабинета.

– Как вы считаете, Кэтрин, можно ли утратить болезненные, травматические воспоминания?

Перед моими глазами вновь вспыхивают синие мигалки полицейских машин, приехавших к нам в ночь гибели отца, и я снова ощущаю пугающую пустоту предшествующих часов.

– Я бы не стала с порога отметать это предположение. Полагаю, оно внушает мне некоторое подозрение.

– Как и большинству людей. Само слово «подавление» несет на себе негативный оттенок фрейдистской психологии. Давайте откажемся от его употребления. Воспоминания теряются посредством сложного неврологического фокуса, именуемого диссоциацией. Диссоциация – это подтвержденный и изученный защитный механизм человеческой психики. Я уверен, что вам знакомо это выражение со времен учебы в медицинской школе.

– Освежите мою память.

– Мечты – вот самый популярный пример диссоциации. Вы сидите в аудитории, но мыслями за тысячу миль оттуда. Ваше тело пребывает в одном месте, а разум – совсем в другом. Мы все испытывали подобные ощущения.

– Естественно.

– А случалось ли вам, сидя за рулем автомобиля, полностью сосредоточиться на чем-либо внутри него? На проигрывателе компакт-дисков, например. На ребенке. На программировании своего сотового телефона. Ваш мозг и тело управляют автомобилем, стараются удержать машину на дороге, в то время как сознание занято совершенно другим. Мне случалось самому покрывать большие расстояния, практически не глядя на дорогу.

– Мне тоже. Но я не страдаю амнезией в отношении того, чем в то время занималась.

– Просто ситуация не была для вас травмирующей. – Малик одаривает меня отеческой улыбкой. – Но когда диссоциация выступает в роли механизма, позволяющего справиться с травмой, ее влияние намного значительнее. Когда люди попадают в настолько стрессовую ситуацию, что им остается только сражаться или бежать, они должны делать или одно, или другое. А если они оказываются в положении, когда ни то, ни другое невозможно, мозг – точнее, рассудок – непременно попытается сбежать в одиночку. Тело получает травму, а разум ничего при этом не чувствует. В этот момент он, скажем так, отсутствует. Он даже может наблюдать за процессом получения травмы, но не осмысливает ее. Обычным способом, во всяком случае. – Малик не шевелится, на лице двигаются только мышцы, которые управляют его губами и челюстями. – Вам не слишком трудно принять подобную концепцию?

– Она представляется мне разумной. В теории.

– Тогда давайте перейдем к практике. Вообразите трехлетнюю девочку, которую регулярно насилуют. Несколько раз в неделю, по ночам – она не знает, в какой именно день это произойдет, – в ее спальню украдкой пробирается мужчина в десять раз тяжелее и сильнее ее и проделывает ужасные вещи с ее телом. Поначалу она может быть польщена. Она испытывает удовольствие и участвует в происходящем. Но постепенно до нее доходит тайный смысл того, чем они занимаются. Она умоляет его прекратить. Он не слушает ее. В ход идут угрозы. Угрозы насилия, наказания, смерти. В голове у нее возникает страшное негативное ожидание и предчувствие. Она испытывает невыносимый страх. В какую ночь он придет? Может, он приходит оттого, что она засыпает? Но чтобы она ни делала, чтобы это предотвратить, он все равно приходит. Этот огромный и страшный мужчина – обычно это человек, которому полагается любить и защищать ее, – влезает на нее и начинает причинять ей боль. Может быть, ей уже исполнилось четыре или пять лет, но она по-прежнему не может убежать или сопротивляться. Итак, что происходит? Точно так же, как и в бою, мозг пытается совладать с ситуацией. В действие приводятся обширные защитные механизмы. И самым мощным из этих механизмов является диссоциация. Разум девочки просто освобождает помещение, и от изнасилования страдает только ее тело. В экстремальных ситуациях у таких детей развивается ДРЛ.