Найо Марш - Смерть в день рождения

• Название: Смерть в день рождения
• Автор: Найо Марш
• Издательство: Издательство «Артикул-принт»
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-93776-065-4

Этот роман нередко называют лучшей книгой Найо Марш позднего периода. Это далеко не единодушное мнение критиков, но как бы то ни было, это одна из самых заметных ее книг, часто упоминаемых в критических статьях и заметках о ее творчестве.

«Смерть в день рождения» — один из выдающихся «театральных» романов мисс Марш, и не только потому, что многие персонажи из театрального мира. Подача сюжета вполне сценична (роман был впоследствии переделан в пьесу). В рецензиях снова появились упоминания пьесы Пиранделло «Шесть персонажей в поисках автора» и большого лондонского успеха мисс Марш, причем наиболее серьезные из них отмечали и заимствования, и находки автора при изображении взаимосвязи поведения персонажей и скрываемых ими обстоятельств. Роли, маски, ритуалистика, появление и уход действующих лиц, театральный лексикон — все это тщательно продумано и превосходно подано.

---

Чарльз и Ричард промолчали. Тогда Уорэндер добавил:

— Каждый должен жить собственной жизнью. Это мое мнение. Самое паршивое, если человек связывает себя ложно понятым чувством преданности. Видал такое. Был у меня один парень в полку. Грустная штука.

— Со всеми нами может случиться подобное, — заметил Чарльз.

Воцарилось молчание.

— Но… но я ведь всем ей обязан, — горячо возразил Ричард. — Первые, отвратительно слабые до безнадежности вещи я начал писать еще в школе. Потом была та, что имела успех. Ведь это Мэри заставила Правление поставить ее. Мы вместе обсуждали пьесу. Обговаривали каждую строчку. А вот теперь… я не хочу этого, не хочу. Почему?

— И не надо, — ответил Чарльз. Ричард посмотрел на него удивленно, но тот быстро продолжал: — Ты пишешь пьесы. Это твоя профессия. Ты специалист. Ты сам должен все решать.

— Да, но Мэри…

— У Мэри есть акции той компании, которой я управляю! Но я не спрашиваю ее совета, как мне развивать дело, и я не ограничиваю свои деловые интересы только этой компанией.

— Но это совершенно разные вещи.

— Разве? — спокойно возразил Чарльз. — Я думаю, что одно и то же. Сентиментальность в таких делах может сыграть роковую роль. Мэри не понимает, что ты стал другим. А непонимание всегда влечет за собой подозрительность.

— Мэри почти целиком и полностью действует под влиянием чувств.

— Думаешь, она изменилась? Прости, Чарльз, если вмешиваюсь не в свое дело, — сказал Уорэндер.

— Она изменилась, — ответил муж Мэри Беллами. — Люди меняются.

— Вы видели, что вышло с Рози и Берти? — заговорил Ричард. — А со мной будет еще хуже. Что плохого сделали те двое? Все дело в том, что они ей ничего не сказали. А не сказали, потому что понимали, как она это воспримет. Ну… и вы видели, как она восприняла.

— Я думаю, — туманно начал Уорэндер, — когда женщина стареет… — но, пробасив что-то невразумительное, не докончил.

— Чарльз, — проговорил Ричард, — скажи, может быть, я чудовищно ошибаюсь, но не думаешь ли ты, что в последнее время в ее поведении есть что-то… что-то…

— Ненормальное? — закончил Чарльз.

— Но ведь это так на нее не похоже — быть мстительной. Правда? — обратился он к обоим. — Господи, скажите, ведь правда?

К его удивлению, они не ответили сразу. Наконец Чарльз с болью в голосе сказал:

— Мне тоже приходила в голову эта мысль. Я… я спрашивал об этом Фрэнка Харкнесса. Вот уже много лет он наш врач, как вы знаете. Он думает, что в последнее время Мэри стала немного нервной. Как я понимаю, это часто случается с женщинами в ее… э-э-э, в ее возрасте. Он считает, что напряженная обстановка в театре усилила это. Мне кажется, он все понимает. И хочу вам сказать, — подавленно добавил Чарльз, — что меня уже давно беспокоят эти… м-м-м… безобразные сцены.

— Мстительная, — пробормотал Уорэндер, но по его виду тут же стало заметно, что он пожалел об этом.

— Но она же добрая! — воскликнул Ричард. — Я всегда думал, что из всех женщин у нее самые добрые глаза.

Уорэндер, который еще утром проявил склонность высказывать совершенно не типичные для себя мысли, вдруг заметил:

— О глазах и губах говорят так, будто они и в самом деле связаны с тем, что их обладатели думают или как они себя ведут. А в сущности это только части тела, так? Как и пупки, и колени, и ногти на ногах. Приспособления.

Чарльз в изумлении посмотрел на него.

— Мой дорогой Морис, ты просто пугаешь меня. Ты что же, не веришь, что у наших старых друзей могут быть благородный рот, искренний взгляд или открытый лоб. Интересно, а может, ты прав?

— Прав или нет, — возразил Ричард, — но мои проблемы это не решает.

Чарльз поставил стакан с шерри и надел очки.

— На твоем месте, Дикки, — сказал он, — я бы продолжал начатое.

— Вот, слушай! — провозгласил полковник.

— Спасибо за поддержку, Морис. Да, я бы продолжал начатое. Предложи свою пьесу туда, где, полагаешь, ее лучше поставят. Если Мэри и огорчится, то ненадолго, ты сам знаешь. Тебе нужно сохранить чувство перспективы, мой дорогой мальчик.

Полковник Уорэндер слушал его с приоткрытым ртом и отсутствующим взглядом. Когда Чарльз кончил, Уорэндер взглянув на часы, поднялся и сказал, что до ленча ему нужно позвонить.

— Я позвоню из гостиной, если можно, — взглянув на Ричарда, он добавил: — Не сдавай позиции. Лучшая политика, — и вышел из комнаты.

— Я всегда гадал, умен или нет Морис? — проговорил Ричард.

— Было бы большущей ошибкой недооценивать его, — ответил Чарльз.

4

В своих домах и квартирах в радиусе примерно десяти километров от Пардонез-плейс, гости, приглашенные на день рождения Мэри Беллами, готовились к приему. У Тимона (Тимми) Гантри, известного режиссера, приготовления к такого рода празднествам занимали обычно не много времени. Необычайно высокий Тимми, склонившись к треснутому зеркалу в своей ванной, причесывал волосы, которые стриг так коротко, что процедура причесывания казалась излишней. Он переоделся в костюм, который у него назывался «приличным синим костюмом» и, идя на уступку мисс Беллами, надел вместо темно-фиолетового пуловера жилет. Выглядел он как полицейский в отставке, который так и не растратил свой пыл.

Напевая мелодию из «Риголетто», которого недавно ставил, он думал, как ненавидит приемы.

— Белла мия, как там чертовски скучно, — пел он на мотив «Сердце красавицы». И это правда, размышлял он. Мэри становится все надоедливее. Может, придется поссориться с ней еще до премьеры ее нового спектакля. Она физически уже не отвечает тем требованиям, которые он предъявляет к ней как постановщик. Он любил, чтобы его актеры двигались быстро, по сложной схеме, напоминающей построение фуги. А у Мэри дыхание уже не то, что раньше. И темперамент не тот, подумал он. Скорее всего, это будет его последняя постановка с ней.

— Она уже не в моем, не в моем вкусе, — пропел он. Это натолкнуло его на мысль о ее влиянии на некоторых людей, особенно на Ричарда Дейкерса.

— Она дьяволица, — распевал он, — она лю-ю-доедка. Она пожирает юношей живьем. Злобная Мэ-э-ри.

Он был в восторге от того, что Ричард, кажется, хочет сбросить с себя путы и пытается писать серьезные драматические произведения. Он читал Гантри «Бережливость в раю» еще в рукописном варианте. Гантри составлял мнение о любой пьесе сразу и об этой он тоже уже составил.

— Если ты будешь продолжать писать ту слякотную жижу, которую пишешь для Мэри, в то время как в твоей башке имеются такие вещи, тебя надо будет просто утопить в твоей же мути, — заявил он Ричарду. — Некоторые куски этой пьесы отвратительны и заслуживают только мусорной корзины. Другие надо будет переписать. Сделай так, и я ее поставлю.

Ричард это сделал.

Гантри пихнул в карман подарок для мисс Беллами — украшение из поддельных камней, которое он купил у уличного торговца за пять шиллингов. Стоимость его подарков была всегда в обратно пропорциональной зависимости от финансового положения получателя, а мисс Беллами была богата.

Широко шагая по направлению к Найтсбридж, он со все возрастающим энтузиазмом думал о «Бережливости в раю» и о том, как бы он ее поставил, если бы удалось убедить Правление взять ее.

— Актеры будут прыгать, как молодые бараны, — пообещал он самому себе.

У Гайд-парка он опять начал напевать. На углу Уилтон-плейс рядом с ним остановился автомобиль с водителем в форме. Из окна машины выглянуло само Правление в лице мистера Монтегю Маршанта, изысканно одетого, с гарденией в петлице. Это был блондин с прилизанными волосами, гладким бледным лицом, настороженными глазами.

— Тимми, — крикнул мистер Маршант. — Только посмотри на себя! Такой целеустремленный! Ты не идешь, ты просто пожираешь расстояние. Ради бога, полезай ко мне и давай поддержим друг друга, приближаясь к святыне.

— Я хотел повидаться с тобой, — ответил Гантри. Согнувшись вдвое и став похожим на верблюда, он влез в машину. У него была привычка переходить сразу к тому, что его в данный момент занимало. Казалось, он выдвигал свои идеи с той же безжалостной стремительностью, которой отличались и его театральные постановки. Но это впечатление было обманчивым, потому что у Гантри порыв был всегда подчинен замыслу.

Он решительно втянул в себя воздух и сказал:

— Слушай, у меня есть предложение.

Всю дорогу от Слоан-стрит до Кингз-роуд он толковал Маршанту о пьесе Ричарда. Когда они подъезжали к Пардонез-плейс, он все еще весьма красноречиво говорил о ней. Маршант слушал с тем сосредоточенным, хотя и настороженным вниманием, которое Правление проявляло только к немногим избранным.

— Вы это примете, — заявил Гантри, когда автомобиль повернул на Пардонез-плейс, — не ради меня или Дикки. Вы примете, потому что это будет нечто и для Правления. Попомните мои слова. О, вот несчастье, я просто не выношу эти приемы!