К барьеру! (запрещенная Дуэль) - К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №17 от 27.04.2010

• Название: К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №17 от 27.04.2010
• Автор: К барьеру! (запрещенная Дуэль)
• Жанр: Политика
• Год: 2010

«Дуэ́ль» — еженедельная российская газета (8 полос формата А2 в двух цветах), выходившая с 1996 по 19 мая 2009 года. Позиционировала себя как «Газета борьбы общественных идей — для тех, кто любит думать». Фактически была печатным органом общероссийских общественно-политических движений «Армия Воли Народа» (и.о. лидера Ю. И. Мухин).

Частые авторы: Ю. И. Мухин, В. С. Бушин, С.Г.Кара-Мурза. Публиковались также работы Максима Калашникова (В. А. Кучеренко), С. Г. Кара-Мурзы, А. П. Паршева, Д. Ю. Пучкова и др. Художник — Р. А. Еркимбаев

Первый номер газеты вышел 9 февраля 1996 года. До этой даты коллектив редакции выпускал газету «Аль-Кодс» (учредитель — Шаабан Хафез Шаабан). Главную цель новой газеты издатели газеты изложили в программной статье «Учимся Думать»[1].

В 2007 году Замоскворецкий районный суд города Москвы принял незаконное решение [2] об отзыве свидетельства о регистрации газеты. Решение вступило в силу в мае 2009 года, печать газеты прекращена. Коллектив редакции, не пропустив ни одного номера, продолжил выпуск новой газеты «К барьеру!», продолжающей традиции закрытой газеты «Дуэль».

[1] См.Статью «Учимся Думать» http://www.duel.ru/199601/?1_1_1

[2] Кремлевский режим и лобби одного маленького государства в России руками лоббистов этого маленького государства в судах России ..." http://www.kbarieru.info/200901/?01_1_1

---

Всем своим немалым весом вздымается на защиту милицейского департамента и адвокат Чубайса Шугаев: «Кроме эмоций и оскорблений в адрес правоохранительных органов защита не привела никаких доводов. Прошу обратить внимание на заявления Квачкова и Миронова о том, что Департамент – это преступное сообщество. Департамент сегодня - одна из наиболее активных правоохранительных организаций, которая ловит преступников, террористов! Это попытка опорочить следствие!».

Однако радения Шугаева за милый его сердцу департамент судья на сей раз не разделила: «Постановляю: допросить Семенычева по обстоятельствам, связанным с обстоятельствами его допроса».

Огорчение адвоката сполна испытал маловатый для него стул.

Итак, свидетеля Семенычева разрешено допросить без присяжных об обстоятельствах его допроса на следствии.

Адвокат Першин: «Где Вы давали показания о Карватко?».

Семенычев: «В здании МВД – на Садовом кольце. Мне позвонили под видом клиента, попросили посмотреть машину. Я был болен, отказался. Но меня уговорили, сказали, что там дел-то всего на пять минут, а машина уже стоит у дома. Ну, я наспех накинул куртку и как был в домашнем, так и вышел из подъезда. Меня забрали, привезли в МВД».

Першин: «Какое воздействие на Вас оказывали?».

Семенычев: «Меня предупредили, что если я не скажу, как им надо, то у меня могут найти, как у Карватко, и оружие, и все другое. Они искали заговор и пытались навязать мне: скажи, что Карватко у тебя просил алиби».

Першин: «Под угрозой чего у Вас просили такие показания?».

Вмешивается судья: «Свидетель не давал показаний, что ему угрожали».

Першин ставит вопрос по-другому: «Почему Вы подписали показания, не соответствующие действительности?».

Семенычев устало, обречённо: «У меня не было выбора. Мне сказали, что если не будешь делать, как надо, то и у тебя что-нибудь найдем».

Першин: «Вам разъяснили Ваше право явиться на допрос с адвокатом?».

Семенычев удивленно: «Нет».

Першин: «А реально Вы могли прийти на этот допрос с адвокатом?»

Семенычев: «Да меня в тренировочных из дома вывезли!».

Закалюжный, адвокат Роберта Яшина, которого по-прежнему не допускают в зал заседаний: «Сколько человек Вас допрашивали?».

Семенычев: «Два оперативника».

Закалюжный: «Сколько длился допрос?»

Семенычев: «Весь день»

Закалюжный: «Вы читали показания, когда их подписывали?»

Семенычев: «Нет, не читал».

Закалюжный: «Вы имели возможность зафиксировать свои возражения на протоколе?»

Семенычев: «Я вначале писал объяснения своей рукой, но прокурор сказал, что в деле их нет».

Закалюжный: «Присутствие оперативников как-то оказывало на Вас воздействие?»

Семенычев: «Конечно. Оперуполномоченный даже в конце допроса сказал: ну, ты понял, что мы тебе сказали».

Закалюжный: «А Вы вообще читали протокол Ваших показаний на следствии?».

Семенычев согласно кивает головой: «Сегодня читал».

Закалюжный не веря собственным ушам: «Где?!»

Семенычев, не понимая, что вскрывает вопиющее, дичайшее нарушение закона: «В кабинете у прокурора».

Прокурор торопливо, суетливо встревает с вопросом: «Вы говорили, что допрос в отношении Вас длился целый день, а потом сказали, что следователь приехал в конце дня. Кто же Вас допрашивал целый день?».

Семенычев удивлённо: «Как это кто? Оперативники».

Прокурор торопится, спешит, заваливает свидетеля вопросами, чтобы как можно дальше увести суд от повисшего в зале изумления, как мог прокурор накануне суда встречаться со свидетелем, показывать ему бумаги, на что-то настраивать его: «Вы следователю заявляли, что оперативники оказывали на Вас незаконные действия?».

Семенычев насупился: «Нет».

Прокурор обличающе: «Почему?»

Семенычев: «Да он же, оперативник, рядом стоял! Мы же взрослые люди, - оглядывается на зал, - все всё понимают».

Но прокурор остаётся единственным непонимающим: «От Вас требовали дать какие-то конкретные показания?».

Семенычев: «Требовали одного, чтобы я сказал, что Карватко просил дать ему алиби».

Прокурор симулирует тупость: «Почему показания об алиби Вы все-таки дали?».

Семенычев проговаривает чётко, раздельно и громко: «Я не хотел лишаться свободы».

Но прокурора ничем не пронять: «Почему Вы решили, что Вас обязательно лишат свободы?».

Семенычев сдавленно: «Я не маленький ребенок, понимал, чем кончится».

Квачков не выдерживает, взрывается. Он требует прекратить издевательства прокурора над свидетелем. Прокурор с облегчением бросает допрос, переключается на Квачкова, настаивает на немедленном удалении Квачкова из зала. Судья словно обрадовалась подвернувшемуся случаю. Она молниеносно принимает решение удалить подсудимого Квачкова из зала судебных заседаний вплоть до начала прений сторон. Три недели назад точно на такой же неоправданно дикий срок - до начала прений сторон – из судебного процесса, нарушая равенство сторон в суде, круша все законные, конституцией данные права на защиту, судья Пантелеева удалила Яшина.

Понятно, что Найденов с Мироновым, оставшиеся в одиночестве, горячо запротестовали.

Найденов: «Ваша Честь, потворствуя прокурору, так называемому государственному обвинителю, Вы переходите границы полномочий председательствующего суда. Это не дисциплинарные меры, это карательные меры, направленные на нарушение наших прав».

Жаждущий выместить провал и свой личный позор со свидетелем на всех, кто попадался ему под руку, прокурор прицелился теперь и в Найденова: «Считаю, что Найденов оскорбил меня, назвав «так называемым государственным обвинителем». Прошу удалить Найденова до конца судебного заседания!».

Но судья решила, что на сегодня крови хватит, на поводу прокурора до конца не пошла, заявив: «Суд нашел убедительными доводы государственного обвинителя. Суд предупреждает подсудимого Найденова, что при повторении подобного поведения Вы будете удалены из зала до конца судебного заседания».

Обличил прокурорскую тактику Миронов: «В связи с тем, что в данном процессе у прокуратуры не осталось аргументов и доводов, подтверждающих вину обвиняемых, она делает всё для того, чтобы исключить подсудимых из процесса. В этой связи, чтобы избежать угрозы быть удалённым, как Найденов, я выскажусь следующим образом: так не называемый так называемый государственный обвинитель пытается выбить обвиняемых из процесса».

Юридический итог случившемуся подвела адвокат Михалкина: «В ходе сегодняшнего судебного заседания судья Пантелеева грубо нарушила ст.15 УПК РФ. Она явно и открыто выступила на стороне обвинения. В соответствии с ч.3 ст.15 УПК РФ, которая провозглашает принцип состязательности сторон в уголовном процессе, суд должен создавать необходимые условия для исполнения сторонами их обязанностей. Стороны обвинения и защиты равноправны перед судом. Судья поставила сторону защиты в неравноправное положение к стороне обвинения».

Судья Пантелеева реагирует заученно, надменно и безапелляционно: «Данное возражение нахожу не основанным на действиях и решениях суда».

Возвращаются к допросу свидетеля Семенычева.

Прокурор фальшиво тщится изобразить невинность: «А почему Вы потом не явились к следователю и не сказали, что дали ложные показания?». Семенычев: «Куда?»

Прокурор, словно не слыша, морализует: «Пришли бы – очистили совесть. Почему не пришли?».

Семенычев: «Вот я пришел на суд и очистил».

Прокурор: «А тогда почему не пришли и с жалобой не обратились к прокурору?»

Семенычев рассудительно и умно: «А какой смысл?».

Шугаев, защитник Чубайса: «Вы сказали, что оперативники заставляли Вас сказать о том, что Карватко просил алиби. И что, один и тот же вопрос на протяжении часов?».

Семенычев: «Да, втолковывали, что именно я должен сказать. Я долго упирался. В конце концов я сказал: что мне подписать-то нужно?»

Шугаев насмешливо, свысока: «Вы можете описать это психологическое давление оперативников?».

Семенычев: «Они говорили, что могут лишить меня свободы».

Шугаев съезжает на прокурорские рельсы: «А почему Вы не обратились в соответствующие органы, чтобы дать другие показания?».

Семенычев: «Ну вот, сейчас же я вызван в суд».

Шугаев осторожно, исподтишка, крадучись: «А из защиты кто на Вас выходил? Кто надоумил Вас изменить показания в суде?».

Семенычев просто, открыто, искренне: «Прокурор надоумил. Он просил говорить правду и только правду».

Шугаев убит, он рушится на свое место, вдогон ему несётся нескрываемое раздражение судьи: «Господин адвокат! Прежде чем задавать вопрос, Вы его правильно… формулируйте, пожалуйста». Ах, как ей хотелось прямо рыкнуть Шугаеву: «Думай сначала, прежде чем рот раскрывать!». Ведь теперь Пантелеевой самой придётся доделывать недоделанное Шугаевым с прокурором: «Имели ли Вы препятствия к даче тех показаний, которые Вы бы желали дать?».