Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского

• Название: Три круга Достоевского
• Автор: Юрий Кудрявцев
• Жанр: Научная Фантастика

Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Московского университета

Монография (1-е изд. — 1979 г.) представляет собой попытку целостного рассмотрения мировоззрения Достоевского, одного из наиболее сложных художников-мыслителей. Автор анализирует проблемы событий­ного, социального и философского плана, поднятые Достоевским. Ориги­нальное прочтение произведений Достоевского, новая трактовка наиболее важных художественных образов дают современное понимание многих идей писателя, его философии человека.

Для философов, филологов, всех интересующихся проблемами твор­чества Достоевского.

Научное издание

КУДРЯВЦЕВ Юрий Григорьевич

ТРИ КРУГА ДОСТОЕВСКОГО

Зав. редакцией Н. А. Гуревич

Редактор Ю. С. Ершова

Оформление художника Е. К. Самойлоза

Художественный редактор Л. В. Мухина

Технические редакторы М. Б. Терентьева, Н. И. Смирнова

Корректоры Е. Б. Витю к, С. Ф. Будаева

Сдано в набор03.08.90. Подписано в печать 17.12.90.

Формат 60X9016. Бумага офсет.

Гарнитура литературная. Высокая печать.

Усл. печ л. 25,0 

Тираж 20 000 экз. Зак. 329. Изд. № 1254.

Цена 3 р. 50 к.

Ордена «Знак Почета» издательство Московского университета.

103009, Москва, ул. Герцена, 57.

Типография ордена «Знак Почета» изд-ва MГУ.

119899, Москва, Ленинские горы

ISBN 5 — 211 — 01121 — X

© Издательство Московского

университета, 1979

© Ю. Г. Кудрявцев, 1991 дополнения

---

Человек произошел от обезьяны, человеку нужна пища и т. п. Все это верно. Но отсюда совсем не следует, что добывание пищи, борьба за нее есть самоцель. Это в действительности средство. И только. Превращение этого в самоцель и делает че­ловека безличностью. Цель — в высшем, духовном. Главное в личности — дух, главное в безличности — «хлебы».

Достоевский не раз выступал против тезиса «камни — в хле­бы». Однако это не означает, что писатель был против удовлет­ворения материальных запросов человека. Он лишь против про­возглашения «хлебов» в качестве смысла жизни.

Вопрос — от кого произошел человек? — это один вопрос. Вопрос о роли материального в поддержании жизни человека — другой. Вопрос же — ради чего живет человек? — третий. И этот третий самостоятелен, с двумя первыми жестко не связан. При­знание же смысла существования в «хлебах» есть отрицание этого смысла. Не хлебом единым...

Достоевский много внимания уделяет проблеме безличности. Но ничуть не излишне это внимание. Писатель заостряет проб­лему, грозящую человечеству его вырождением. Через потерю смысла жизни, через потерю личности каждым из его членов. Достоевский понимает, что не обращать внимание на эту пробле­му преступно, если проблему видишь. Упрятанная от сознания каждого, загнанная вглубь, она будет усугубляться. Не обратить внимания на безличность значило бы согласиться со сбитой шка­лой ценностей, когда безличность объявлена личностью юли когда на словах все говорят о жизни ради «быть», а живут повсеместно ради «иметь».

Жизнь человека быстротечна. И она»должна быть осмыслена. Каждый должен оставить в человечестве свой след. Пусть даже небольшой. «Все жили в сушь и впроголодь, в борьбе ожесточась, и никого не трогало, что чудо жизни — час» — скажет один из наших современников, отнюдь не сводя «впроголодь» к не­хватке «хлебов», а имея в виду прежде всего недостаток духов­ности, личностности. Об этом же думал в веке девятнадцатом Достоевский. И только поэтому он столько внимания уделил без­личности, иичего дальше «хлебов» не видящей.

В своем творчестве писатель показал нам и людей, не утеряв­ших своей личности, живущих ради «быть».

В «Дневнике писателя» 1876 года, где много говорилось о безличности, последней противопоставлена личность. «О, повто­ряю, есть много охотников жить без всяких идей и без всякого высшего смысла жизни, жить просто животною жизнью, в смыс­ле низшего типа; но есть, и даже слишком уж многие, и, что всего любопытнее, с виду, может быть, и чрезвычайно грубые и порочные натуры, а между тем природа их, может "быть, им са­мим неведомо, давно уже тоскует по высшим целям и значению жизни. Эти уж не успокоятся на любви к еде...» [1895, 10, 427].

В одной из записных тетрадей Достоевского есть конспект не­написанной статьи «Социализм и христианство»,. тесно связан­ной по проблематике с размышлениями у гроба жены.

Здесь, помимо всего прочего, Достоевский дает свое пони­мание истории человечества. Через призму истории развития лич­ности.

Сначала люди жили массою. Личность не выделена. Затем появляется личность, противопоставляет себя массе, обособляет­ся,! Общность утеряна. Каждый живет для себя (в плане ориен­тации). Живет нередко ради «иметь», видя в этом смысл жизни. А это грозит человечеству вырождением. Если бы не идеал. Идеал — жизнь ради «быть», возвращение личности в общность, ее добровольное служение всем.

В будущем обществе все должны быть личностями как в пла­не самостоятельности, так и в плане ориентации. Будет общность личностей, общность способных добровольно терять материаль­ное и уже тем самым возвышающих себя духовно.

Историю человеческого общества Достоевский рассматривает как путь от неосознанного «быть» через осознанное «иметь» к осознанному «быть». Происходит как бы отрицание отрицания. Как бы возврат к старому, но на основе принципиально иной. Ибо при неосознанном «быть» личность не выделялась в плане самостоятельности мышления. Она проявлялась в плане ориента­ции. В обществе будущего человек будет личностью в обоих ас­пектах. Но путь этот не предопределен фатально. Многое зависит от самого человека. Как долго он задержится на промежуточном этапе «иметь». Не слишком ли долго, не подсечет ли он за это время основы самого существования рода человеческого? .

Тенденция в развитии общества и личности, намеченная Дос­тоевским, научна и гуманна. Писатель выступает прежде всего за идейность существования человека. «Не единым хлебом жив человек. То есть человек, если только он человек, и сытый не успокоится, а накормите корову, и она будет спокойна так же, как И иной либерал, купивший наконец на свой либерализм собст­венный дом» 1[ЛН, 83, 626].

Главным здесь, конечно, является не конкретика, а общее за­мечание о месте таких ценностей, как «иметь» и «быть».

В противовес своему герою, Валковскому, Достоевский исхо: дит из одного тезиса о «тайне природы» человека. Человек, слож­ный человек, более склонен жить ради сохранения своей лич­ности, а не материальных благ. Эту мысль писатель очень хо­рошо высказал от себя, прямо, в «Зимних заметках...»: «Что ж, скажете вы мне, надо быть безличностью, чтоб быть счастливым? Разве в безличности спасение? Напротив, напротив, говорю я, не только не надо быть безличностью, но именно надо стать лич­ностью, даже гораздо в высочайшей степени, чем та, которая теперь определилась на Западе. Поймите меня: самовольное, совершенно сознательное и никем не принуждаемое самопожерт­вование всего себя в пользу всех есть, по-моему, признак высо­чайшего развития личности, высочайшего ее могущества, высочай­шего самообладания, высочайшей свободы собственной воли. Добровольно положить свой живот за всех, пойти за всех на крест, на костер — это можно толъкегсделать при самом сильном развитии личности. Сильно развитая личность, вполне уверенная в своем праве быть личностью, уже не имеющая за себя ника­кого страха, ничего не может и сделать другого из своей лич­ности, то есть никакого более употребления, как отдать ее всю всем, чтоб и другие все были точно такими же самоправными и счастливыми личностями. Это закон природы; к этому тянет нор­мального человека. Но тут есть один волосок, один самый то­ненький волосок, но который если попадется под машину, то все разом треснет и разрушится. Именно: беда иметь при этом слу­чае хоть какой-нибудь самый малейший расчет в пользу собствен­ной выгоды» ([5, 79 — 80].

Я оставлю пока в стороне вопрос о счастье — это особая статья. Что же касается личности в плане ее ценностной ориен­тации, то ее суть схвачена поразительно верно. Личность — это не тот человек, который действует корысти ради. Не тот, кото­рый внешне поступает как будто бескорыстно, но знает, что за его «бескорыстие» заплатят. Личность же вообще не ждет оп­латы.

Личность способна утерять себя, но лишь попутно, вместе со своим носителем — телом. И на деле это есть не потеря, а ут­верждение личности. Самопожертвование — предел утверждения личности и предел бессмертия. Такого проявления личности нель­зя требовать от всех, но от каждого вправе ожидать ориентации на «быть».

Среди ориентирующихся на «быть» героев Достоевского я вижу Ивана Карамазова, которому «не надобно миллионов, а надобно мысль разрешить». И если по кругу второму я ставлю Ивана ниже Петра Верховенского, то по кругу третьему он необо­зримо выше, они отличаются как личность и безличность.

Носители личности, Алеша, Зосима, живут по принципу, выс­казанному одним из героев «Братьев Карамазовых»: «Мы на земле недолго, мы делаем много дел дурных и говорим слов дур­ных. А потому будем же все ловить удобную минуту совмест­ного общения нашего, чтобы сказать друг другу и хорошее сло­во» [10, 10, 300].

Мы на земле недолго. Так бери все, что попадет под руку? Нет. Идеал Достоевского иной. Мы недолго физически. Но о нас останется память. И она недолга? Верно. Эту мысль выразил Макар Долгорукий: «Предел памяти человеку положен лишь во сто лет. Сто лет по смерти его еще могут запомнить дети его али внуки его, еще видевшие лицо его, а затем хоть и может продолжаться память его, но лишь устная, мысленная, ибо прей­дут все видевшие живой лик его. И зарастет его могилка на кладбище травкой, облупится на ней бел камушек и забудут его все люди и самое потомство его... ибо лишь немногие в памяти людей остаются...» [10, 8, 396 — 397].

И, однако, даже с исчезновением памяти о человеке человек не исчез. Люди живут в других, хотя, может быть, эти другие и не замечают в себе их присутствия. Личность живет в лич­ности, безличность — в безличности. Ни одна личность не уходит из мира без следа. Она делает человечество лучше, чем оно было.

Но в таком случае почему же человечество сегодня не так уж и хорошо? Да потому, что в нем оставили свой след и без­личности. Они берут числом, ибо так уж устроено в мире, что на одну личность приходится совсем не одна безличность. Но человечество живо личностями.