Виктор Дудко - Тревожное лето

• Название: Тревожное лето
• Автор: Виктор Дудко
• Издательство: Хабаровское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1983

Книга посвящена работе первых дальневосточных чекистов.

---

— Мой муж Миловидов. Арнольд. А по батюшке Филиппович... Могу вам сообщить неприятную новость, коль мы с вами так откровенны. Лялин послал во Владивосток своего человека на встречу с каким-то генералом, которому все они подчиняются. Так что берегитесь.

— Спасибо, Ванда. Надеюсь, и впредь будете информировать меня.

— Скажите, а что со мной сделают, когда ликвидируют банду?

Губанов не сразу ответил.

— Не берусь быть пророком, потому что не знаю, как глубоко вы втянуты в антисоветскую деятельность.

— ...После лагеря ушла, чтоб душой отдохнуть, отрешиться от всей этой грязи, что вокруг была. Постриглась. Усердно молилась богу. Заметили. Стала вот игуменьей. Не получилось покоя. Появился лялинский отряд. Вот оружие его храним в подвалах. Награбленные драгоценности храним. Пытаются шашни заводить с сестрами господними. И молю бога, чтоб весь этот кошмар скорее кончился. Так что вот я, вся как на ладони. Вы когда хотите назад?

— Думаю, дня через два-три.

— Лялин не выпустит. И не пытайтесь даже. Пока из Владивостока не вернется Животов. Это бывший поручик, пепеляевец, первейший помощник Лялина.

Заимка Хамчука. Август 1927 г.

Лагерь поражал продуманной планировкой, тут чувствовалось, что поработал специалист. Секторы обстрела перед пулеметными точками были тщательно вырублены, землянки скорее были похожи на блиндажи, «Если брать, малой кровью не обойтись», — подумал Губанов, разминая затекшие после верховой езды ноги и осматриваясь.

— Нравится? — спросил Лялин.

— Основательно устроились. Похвально, ничего не скажешь.

Пошли по землянкам. Кто умывался, кто разводил костер, кто бил вшей. Губанов прикинул: в банде более семидесяти человек, и все среднего возраста, а то и старше.

— Хамчук удружил. Его заимка была тут, а мы приспособили под лагерь. Баньку вот сварганили. Седни как раз вошебойня.

По лагерю вяло и сонно двигались обросшие, как попало одетые люди: кто в кепке с наушниками, кто в меховой шапке, кто в берете. Они с немым любопытством смотрели на Губанова, провожали его взглядами, переговаривались тихо и сиплыми от водки голосами.

В землянке Лялина Губанов сказал:

— Давайте сбор членам штаба. Решение повстанческого центра требуется довести до всех.

Лялин неопределенно хмыкнул.

— Не хочется мне этого делать.

— Чего? — не понял Губанов.

— А собирать всех. До меня доведено, и хватит. А зачем будоражить народ? Тут им и так не мёдно, а вы со своими приказами... Не надо.

Губанов решительно отрубил:

— Это не моя прихоть, а приказ, которому обязаны подчиняться все повстанческие отряды!

— Ну, тут командир я, и не позволю баламутить. Приказ... Мало ли было приказов от Центра. Если бы я все их выполнял, то ни меня, ни отряда давно уже не было бы на свете. Приказ... Люди хотят драться. Если я им ноздри не намажу кровью, то какие ж из них будут вояки? Да и потом у каждого свой интерес есть в том. Не, в этой части приказ выполнять не буду, тут вы мне не указ. — Он смотрел на Губанова выпуклыми карими глазами, наглыми и беспощадными. И Губанов понял — не отступится.

 

Банда поделилась на две половины: одна имела задачу напасть на Старые Черемшаны, ограбить сельмаг, пострелять, отвлечь от моста оборону и тут же скрыться. Другая — сжечь мост.

Во главе с Лялиным бандиты ворвались в Старые Черемшаны, когда село затихло и у чугунков да кринок остались старухи да дети еще сладко чмокали во сне. Заслышав приближающуюся стрельбу, сторож Панкрат, по прозвищу Етавот, удрал в огород и там сидел, зажав под мышкой берданку. У сельмага вооруженные всадники посыпались с коней и тут же раздался треск выдираемых ставень, звон разбитого стекла. В окно с грохотом выбросили железную коробку, в которой хранились деньги.

Ее быстро и ловко распотрошили гвоздодером. Грабеж длился считанные минуты. Бандиты тащили штуки цветастого ситца, фляги с керосином, ящики с махоркой, конфетами.

Первыми на пожар прибежали старики, а за ними детвора. Сухие бревна трещали и сыпались, поднимая столбом искры. Подступиться к огню не было никакой возможности. Рухнула крыша.

В пламени начало что-то звонко лопаться, и кто-то закричал:

— Патроны!

Толпа подалась назад. Панкрат вылез из кукурузы и пальнул в воздух. На него напустились, мол, не уберег государственное добро.

— Ета-вот... — пытался объяснить что-то дед, но его никто не слушал.

Налет на мост сорвался: на берегу банда была встречена дружным залпом из разных видов оружия. Было много треску. Мост заволокло густой дымовой завесой. Ржали раненые кони, исходили в предсмертном крике бандиты.

Телегин стоял на бугре перед мостом, будто защищая его грудью, и сорванным голосом кричал, взмахивая рукой:

— Батарея, огонь!

И следовал залп.

— Батарея, по врагу нашей прекрасной Советской власти огонь!

И снова следовал залп.

— А, не нравится?! Получайте!!

Банда, подобрав раненых и убитых, откатилась. Телегин сидел на камне и пытался свернуть одной рукой цигарку. Соломаха сунул ему в губы папироску, дал огня.

— Вот так-то, председатель.

Прискакал Шершавов, увидел, что все живы и здоровы, а мост невредим, слез с коня.

— А мы уж думали...

Шершавов с чоновцами находился в засаде, на тот случай, если банда прорвется через мост.

— Чего вы думали? — весело спросил Соломаха. — Вы думали, а мы их в это время в хвост и в гриву. Вишь, ажно пыль столбом. Во как!

Раздался смех, шутки, все были довольны, что все так хорошо обошлось. И в это время из Старых Черемшан прискакал нарочный, с сообщением о разграбленном сельмаге. Все примолкли, и только Черемшанка о плеском билась о сваи моста.

Начальнику КРО тов. Хомутову

Нахожусь в банде. Удержать ее от налета на Старые Черемшаны не представилось возможности; к счастью, налет обошелся без жертв со стороны крестьян. Распоряжения подпольного повстанческого центра для Лялина, можно сказать, ничего не значат. Чувствует он себя здесь полновластным хозяином положения. Только за последний месяц им расстреляны два человека, которые хотели прийти с повинной. Основной костяк банды составляют кулаки и деклассированный элемент. Все мои требования о прекращении налетов на населенные пункты встречаются в штыки со стороны Лялина, его ближайших помощников — Айбоженко, бывшего поручика, и Трухина, из уголовников. За счет грабежей бандиты обогащаются, а на все остальное, как например быть мятежу или не быть, им просто-напросто наплевать. Все они понимают, что через границу им не прорваться никоим образом, и потому настроение упадническое. Про шхуну я дал знать, по секрету. Думает.

Лялин послал Животова во Владивосток к Полубесову, так что имейте в виду. Его приметы: похож на грузина, носит усы, на правой руке не имеет указательного пальца. Поленов утаил значение часов как пароля. Выкрутился сам.

А. Г.

Станция 14-я верста. Август 1927 г.

Вместо четырнадцати двадцати «Чилим» прибился к причалу в девятнадцать пятьдесят пять. Скрипели подводы, зазывно кричали возчики. Пахло арбузами и дынями, вяленой кетой и подопревшими яблоками. Человек в длиннополом сюртуке, кожаной кепке и с вещевым мешком за плечами молча выбрался из толпы и поднялся по откосу к центральной улице. В это же время в кабинете Хомутова затрезвонил телефон.

— Он уже здесь, — послышался приглушенный ладошкой голос Коржакова. — На железнодорожный вокзал взял курс.

— Понял тебя. Пригородный уходит в двадцать сорок. Ты держи его там, а я сейчас выезжаю. Все.

Хомутов вызвал к подъезду автомобиль, взял с собой Гуслярова. По дороге инструктировал:

— Держись так, чтоб этот бандюга запомнил тебя и при встрече мог узнать. — Помолчал, глядя в сторону. — Все-таки проверить решили Губанова. Ну что ж, пусть проверяют. Предоставим такую возможность. Так?

— Предоставим, — усмехнулся Гусляров. Худое лицо его порозовело от волнения, но внешне он держался спокойно и даже равнодушно.

Остановили машину на трассе, спустились с дороги в лес. Уже стемнело, и идти приходилось на ощупь. За последнее время Хомутов не раз бывал здесь.

Дача Полубесова находилась в глубине леса, и неосведомленному человеку найти ее было трудно.

В одном окне дачи горел свет. Мальва, увидев Хомутова, завиляла хвостом.

— Пошла, пошла... — замахал на нее Гусляров. Он не любил собак.

Полубесов встретил их без радости, как будто находился у себя на службе в облземотделе и принимал посетителей, которые надоели, но от которых никуда не денешься.

— Прошу вас, товарищи. Прошу. Проходите, в коридоре лампочка перегорела, не ударьтесь.

В гостиной он усадил непрошеных гостей, принес самовар. Гусляров отказался, а Хомутов даже руки потер от предстоящего удовольствия.

— Так, чем я могу услужить, Тимофей Сидорович?

Хомутов отхлебнул чаю с вареньем, причмокнул.