Огюст Дерлет - Сделка Сандвина

• Название: Сделка Сандвина
• Автор: Огюст Дерлет
• Жанр: Ужасы и Мистика

Три поколения Сандвинов заключили с Великими Древними сделку, по которой обещали передать Им свои души и тела в обмен на великое знание и безопасность в естественной жизни. Особенностью договора было то, что каждое поколение подписывало его за последующее. Но Аза Сандвин не захотел подписывать договор за своего сына, и Древние решили покарать его.

---

– Что же было дальше?

– Потом, конечно, шаги и музыка. Эти звуки, кажется, доносятся из воздуха или из земли – честно говоря, не знаю, откуда точно. Но есть то, чего я никак не могу понять, и чего отец откровенно боится – да так, что все больше и больше старается не выходить из своей комнаты. Иногда он сидит там по нескольку дней кряду, а когда выходит, то у него вид человека, готового к тому, что на него сейчас бросится какой-то враг: он вздрагивает от каждой тени и малейшего движения, а на нас с Амброзом и на женщину, которая приходит убирать, не обращает никакого внимания. Хотя ей он ни разу не позволил войти в свои комнаты и предпочитает сам содержать их в чистоте.

То, что рассказал мне двоюродный брат, встревожило меня не столько из-за странного поведения дядюшки, сколько из-за состояния его самого: к концу рассказа он расстроился почти болезненно, и я не мог отнестись к этому ни уравновешенно, как мне этого хотелось, ни серьезно, как он считал, события того заслуживали. Поэтому я сохранял заинтересованное безучастие.

– Я полагаю, дядя Аза еще не спит, – сказал я. – Он будет удивлен, обнаружив меня здесь, а ты сам не захочешь, чтобы он узнал, что это ты меня вызвал- Поэтому, думаю, нам лучше всего сейчас подняться к нему.

Мой дядюшка Аза был во всех отношениях противоположностью своему сыну: Элдон выглядел скорее длинным и тощим, дядя же – приземистым и тяжелым, не столько толстым, сколько мускулистым, с короткой толстой шеей и странно отталкивающим лицом. Лоб у него едва ли был вообще: жесткие черные волосы начинали расти в каком-нибудь дюйме от кустистых бровей челюсть его была окантована бородкой от одного уха до другого, хоть усов он и не носил. У него был маленький, едва заметный носик; глаза же, напротив, были настолько ненормально велики, что первый же их взгляд мог испугать кого угодно. Их неестественные размеры подчеркивались очками с толстыми линзами, которые он носил постоянно, поскольку с годами его зрение слабело все больше и больше, и где-то, раз в полгода ему приходилось посещать окулиста. Наконец, его рот был как-то особенно велик – не груб и толстогуб, как можно было бы предположить при общей комплекции дядюшки, – нет, губы как раз были очень тонкими: больше всего поражала ширина рта – не менее пяти дюймов, – так что при короткой и толстой шее и обманчивой бородке казалось, что голову от туловища отделяет только линия рта. Словом, у него была внешность какого-то диковинного земноводного, и в детстве мы звали его «Лягушкой», поскольку уж больно он походил на тех созданий, которых мы с Элдоном ловили в лугах и на болоте через дорогу от Сандвин-Хауза.

Когда мы поднялись в его кабинет, дядя Аза сидел сгорбившись, за своим столом – довольно естественная для него поза. Он немедленно обернулся к нам, его глаза сощурились, рот слегка приоткрылся; но выражение внезапного страха мгновенно сошло с его лица, он приветливо улыбнулся и зашаркал от стола мне навстречу, протягивая руку:

– Ах, Дэйвид, добрый вечер. Я не думал увидеть те бя до самой Пасхи.

– Я смог удрать, дядя, – ответил я, – вот и приехал. К тому же, в последнее время от вас с Элдоном ничего не было слышно.

Старик метнул быстрый взгляд на сына и я невольно подумал, что хоть брат и выглядел старше, чем на самом деле, дяде моему на вид никак нельзя было дать его шестидесяти с чем-то лет. Он предложил нам стулья, и мы немедленно погрузились в беседу о международных делах – к моему удивлению, в этом вопросе он оказался чрезвычайно хорошо осведомлен. Легкая непринужденность его манер сильно оттеняла то впечатление, которое я получил от Элдона; я на самом деле угле начинал думать всерьез, что братом овладела какая-то душевная болезнь, когда получил подтверждение его самым худшим подозрениям. Посреди фразы о проблеме европейских меньшинств дядя вдруг замолк, слегка склонив голову набок и как будто вслушиваясь во что-то, и смешанное выражение страха и вызова промелькнуло на его лице. Он, казалось, совершенно забыл о нашем присутствии – так велика была его сосредоточенность.

Он сидел так минуты три, и ни Элдон, ни я не шевелились – мы лишь слегка поворачивали головы, стараясь услышать то, что слышал он.

В тот момент, однако, нельзя было сказать, что именно он слушал: снаружи поднялся ветер, внизу бормотало и грохотало о берег море. Над этим шумом поднимался голос какой-то ночной птицы – жуткое завывание, которого я раньше никогда не слышал. А у нас над головами, на чердаке старого дома, не прекращался шорох, как будто ветер проникал сквозь какое-то отверстие внутрь и шелестел где-то в комнате.

Все эти три минуты никто из нас не пошевелился, никто не заговорил. Затем лицо дядюшки вдруг исказилось яростью, он вскочил на ноги, подбежал к открытому окну, которое выходило на восток, и захлопнул его с такой силой, что я побоялся, стекло не выдержит. Но оно выдержало. Мгновение он стоял там, что-то бормоча себе под нос; потом обернулся и поспешил к нам, и его черты снова были спокойны и дружелюбны.

– Ну что ж, спокойной ночи, мой мальчик. У меня еще много работы. Чувствуй себя здесь как дома – как обычно.

Мы попрощались – снова за руку, слегка церемонно – и вышли.

Элдон не произнес ни слова, пока мы вновь не спустились в его комнаты. Там я увидел, что его всего трясет. Он обессиленно рухнул в кресло и закрыл лицо руками, бормоча:

– Ты видишь!.. Я говорил тебе, какой он. И это еще ничего.

– Ну, я не думаю, что тебе стоит беспокоиться, – попытался успокоить его я. – Во-первых, я знаком с огромным количеством людей, которые мысленно продолжают напряженно работать даже во время разговора и имеют привычку внезапно умолкать, когда им в голову приходит какая-нибудь идея. Что же касается эпизода с окном… Признаюсь честно, я не могу попытаться объяснить его, но…

– Ох, это был не отец, – вдруг перебил меня Элдон. – Это был крик, зов снаружи – то завывание.

– Я думал, это птица, – неуклюже ответил на это я.

– Не бывает таких птиц, которые так кричат; к тому же, перелеты еще не начались, если не считать малиновок… Это было оно – говорю тебе, Дэйв: что бы там так ни кричало, оно разговаривало с моим отцом!..

Несколько мгновений я был слишком ошарашен, чтобы что-то на это сказать, – не из-за убийственной серьезности брата, а потому, что сам не мог отрицать: дядя Аза действительно вел себя так, будто с ним кто-то заговорил. Я встал и прошелся по комнате, то и дело посматривая на Элдона; но было совершенно очевидно, что ему не нужна была моя вера в то, в чем он сам был убежден. Поэтому я снова сел с ним рядом.

– Если мы допустим, что оно так и есть, Элдон, то что именно может разговаривать с твоим отцом?

– Я не знаю. Впервые я услышал это месяц назад. В тот раз отец казался очень испуганным; вскорости я услышал это снова. Я пытался выяснить, откуда оно доносится, но ничего узнать не смог: во второй раз оно, казалось, доносилось с моря, как и сегодня. Впоследствии я был убежден, что оно идет откуда-то сверху, а однажды был готов поклясться, что слышу его из-под дома. Вскоре после этого я услышал и музыку – зловещую музыку, прекрасную, полную зла. Я думал, что она мне снится, поскольку она вызывала во мне странные фантастические сны о каком-то месте далеко от Земли, но связанном с нею какой-то дьявольской цепью… Я не могу описать эти сны хоть сколько-нибудь объективно. И примерно в то же время я впервые ощутил шаги. Могу поклясться тебе, что они доносились откуда-то из воздуха, хотя как-то раз я слышал их из под земли – то были шаги не человека, а чего-то гораздо большего. Примерно тогда же мы стали «находить влажные ручки, а во всем доме начало странно пахнуть рыбой. Кажется, этот запах сильнее всего сразу возле комнат отца.

В любом другом случае я бы счел все, что мне говорил Элдон, результатом какой-нибудь болезни, неизвестной ни ему, ни мне, но, по правде говоря, пара вещей, о которых он рассказывал, пробудила во мне некие струны памяти, которая только-только начала смыкать края пропасти между прозаическим настоящим и тем прошлым, в котором мне суждено было познакомиться с определенными аспектами, так сказать, темной стороны жизни. Поэтому я ничего ему не ответил, пытаясь определить, чего именно я сам ищу в глубоких каналах своей памяти, но я не мог этого сделать. Однако мне удалось признать какую-то связь между рассказом Элдона и некими омерзительными, и запретными описаниями, сберегаемыми в библиотеке Мискатоникского университета.

– Ты не веришь мне, – внезапно обвинил меня Элдон.

– Я пока не могу ни верить, ни не верить тебе, – спокойно ответил я. – Давай оставим это до утра.

– Но ты просто обязан мне поверить, Дэйв! Иначе мне остается только мое собственное безумие.

– Дело тут не столько в вере, сколько в причине существования подобных вещей. Посмотрим. Прежде чем мы ляжем спать, скажи мне одно: это воздействует только на тебя, или Амброз тоже что-то ощущает?