Нина Горланова - Роман воспитания

• Название: Роман воспитания
• Автор: Нина Горланова
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Про термосы, как мы их покупали... и все такое. Кореец, Пак. Он шьет здорово, обещает мне брюки сшить из того материала, что ты купила.

Брюки - это хорошо, но Свете сейчас совершенно не до гостя! Миша, как водится, не вник в смысл ее слов, он продолжал: Василий говорит, что Пак приговаривал: только б одним глазом взглянуть на этих Ивановых. Кстати, Пак - это среди корейцев тот же Иванов, а когда он приехал, то оказалось, что у него в самом деле один глаз, но это не заметно под темными очками, ты не бойся, Даша вот привыкла, он всю столицу обшивает моднейшей одеждой, а пол я вымыл, как ты видишь, Света!

Света пошла вымыть руки и увидела под раковиной еще мокрую половую тряпку - она показалась ей странно знакомой. Ба, да это же ее платье с ирисами, единственное нарядное, а муж им пол вымыл!

- Как ты мог? И оно же шелковое, не впитывает влагу...

- А я откуда знал, что это платье. Лежало под раковиной, вот я и...

- Но я им в безумии схваток вытерла ноги... а ты! Если б у меня пять нарядных платьев было, а то одно, и то не запомнил... эх! Кто там? Уже гости? А мне совершенно сейчас не до этого... Я там уговорила одну женщину... молодую... не оставлять сына в роддоме. Ее жених бросил. Я сказала: "Ночью тебя задушу". Она: "Не задушите!" Я: "Женщины, уходим отсюда! Мы не будем с этой фашисткой лежать. Когда я Настю взяла, то она под кроватью плакала, если кто обидит во дворе. Заберется и скулит. Ей в голову не приходило ко мне под мышку нырнуть... Своего сына оставить без матери!" Стала я подушку и одеяло собирать, другие тоже: мол, уходим. И тогда заплакала эта девчонка, ей семнадцать лет: нет у нее пеленок! Но я пообещала собрать все: коляску, пеленки, одеяло, ползунки! И она согласилась кормить мальчика. Но еще кочевряжилась: а покажите мне его! А разверните! А почему у него такой нос? А нос всегда будет курносый? Да, кричу, потому такой, что ты такой ему родила!..

Как развивались события далее, соавторы рисовали за завтраком: Пак снял размеры с Миши, выжидательно глядя на Свету, он серьезно думал, что она после четвертых родов будет еще блистать для него остроумием. Ивановы отдали ему альбом Энгра (немецкий), Дюрера (немецкий), Мира (итальянский) и несколько болгарских открыток Шагала. Ну и, конечно, отрез для брюк. С тех пор прошло десять лет, но ни брюк, ни Пака они никогда более не видели.

Жизнь продолжается

Прежде чем описывать Великое Безразличие, придется описать, чего не было в новой комнате Ивановых, из которой выехала соседка Нина. Но, впрочем, легче перечислить, что в ней было: этюдник, мольберт, кусок загрунтованного холста, кружка с кистями, бутылка растворителя, пельменные доски, на которых Настя писала сразу три картины: семейный портрет с солнцем, натюрморт с черными гладиолусами и автопортрет в виде дикарки. На юге Настя сделала себе ожерелье для пляжа, дикарское: на шее красиво болтались ракушки, разноцветные тряпочки и косичка из обрезков замши, которая торчала вбок, но к месту.

- Цвета, ты блины решила печь? О'кей! А Нисский - хороший художник? Вот в учебнике... Нет? Я и то смотрю: все слова отскакивают от картины, ушли слова, не идет энергия. Нечего сказать и ничего не чувствую. Вся каменею от этой картины, по-нехорошему.

- Да, от картины должно идти струение... Учи английский-то!

- Я была в магазине, написала пол-автопортрета, прогуляла Агнешку!

- И, таким образом, английский выучился сам собой? А кто обещал, что в этом году будет учить язык до тех пор, пока английский текст не покажется родным?

Взрывная жестикуляция Насти показала Свете, что обещать-то она обещала, но... Думаешь вдоль, а живешь поперек, как говорит бабушка с Тобиком. А Свете еще нужно было составить отчет для Инны Константиновны: какие теплые вещи куплены Насте на зиму, какие оздоровительные мероприятия проведены в текущем году - всего восемь пунктов. Поездку на юг можно считать мероприятием или нет? После желтухи у Насти долго была бледнуха и прозрачнуха, как говорил Антон. Дороти в восторге от Настиной внешности: какая она загорелая, ресницы так (пальцы у глаз веером). Но дорого обошлась поездка к бабушке, опять нужно печь, чтобы экономить, а блины на большую семью - это час-два у плиты. Света так устает, а Лев Израилевич в ответ на ее жалобы пишет: это ваше лучшее время! Пусть трудно, но зато вы ощущаете сильнее жизнь, даже в смысле пищи - всего хочется. Свету возмутило такое мнение. Если так рассуждать, то годы, проведенные Настей у матери, - лучшие ее годы, ведь ей все время остро хотелось всего, правда, слух, зрение и обоняние у нее развиты более, чем у других детей, но...

- Мама, пришел Игорь, я выйду на минутку? - спросил Антон.

- А музыка? Ну, если дело идет о спасении от смерти, то выйди...

- Да, мама, дело идет о жизни и смерти, - сказал сын. Взял две батарейки, моторчик и проволоку - видимо, для спасения жизни именно они понадобились.

Соня счастливо мыла пол, сообщая матери: красоты вокруг столько! Налила в синее пластмассовое ведро воды, а вода колышется, такая игра бликов, круги и полукруги, светомузыка.

- Мама, скоро блины? - пришла на кухню Даша. - А почему мы не пользуемся туалетной бумагой, которая в диване лежит? Полный диван там!

- Это обои, доченька, для Настиной комнаты. Сколько всего нужно!

- А я думала... ты опять любуешься. Помнишь, папа купил, а ты любовалась, потому что папа впервые сам что-то купил для дома.

- Настя, почитай десять минут Даше, я пеку, пеку, все мешают!

- Мама, я хочу опять "Лев и собачку"!

- Цвета, а почему Лев не полюбил другую собачку-то? Я бы полюбила, и все. - Настя подумала секунду и вкрадчиво сказала: - Даш, я тебе "Алису" почитаю - там часы, такие... которые дни показывают. Уже японцы изобрели такие, да!

Назавтра Света вспомнит про эти часы, но... со слезами. Однако, пока ничего не зная о завтра, она печет, печет. Пришел в гости Василий - сразу на кухню:

- Какой запах от твоих блинов!

- Антон сдал пушнину, - устало перевернула блин Света.

- Посуду?

- Ну да, пушнину... А вот и похороны таксиста. Слышите эти протяжные гудки? Когда-то тетка Насти говорила, что ее муж таксист, а их весь городской таксопарк хоронит, все машины гудят...

- Это не похороны таксиста, это Антон на виолончели играет, - сказал Василий.

- Святая Цецилия, покровительница всех музыкантов, помоги ребенку закончить музыкальную школу! - Света налила очередной блин.

Опять звонок в дверь. Это была тетка Насти.

- Странно... - поникла Света. - А мы вас вспоминали только что.

- Настенька! Родненькая! - запричитала тетя, одновременно зорко оглядывая обстановку Ивановых. - Скучаю я без тебя!.. Тележка на площадке ваша стоит? - спросила она у Насти.

- Какая тележка? - Настя выглянула за дверь. - Коляска? Наша. А что?

- Беспрокие вы! Проку у вас нету. Квартирешечка махонькая, а детей сколько нарожали! Пошли, Настя, в гости к нам, увидишь наши хоромы. У-у! Мы живем хорошо.

Настя решительно сказала: конечно, в гости! Миши не было в этот выходной (он все еще работал на двух работах: в издательстве и в сторожах). Света не могла с ним посоветоваться. Утром у Насти камень вышел из почки, застрял в мочеиспускательном канале, она испугалась и разбудила Свету. Когда его достали, он оказался как большое семечко апельсина - только мягче. Это арбузы бабушкины. Много на юге их ели, вот и камни выходят. Завтра надо к врачу, рано придется отнести анализы, а в гостях Настю накормят чем-нибудь соленым. Но она так рвется, что все равно не удержать. И Света махнула рукой, ладно, иди.

Вечер прошел в напряженном ожидании Насти. Что-то запеклось у Светы на сердце.

- Не идет! Знает, что утром в больницу, рано вставать, но не спешит. Распуста! Бабушка распустила их всех. Распусточка моя...

- А бабушка говорила, что нас мать распустила: распусты все, вставил словечко правды Антон.

- Да ну ее в печенку, в селезенку и в большой морской загиб! Давайте сыграем во что-нибудь? - Василий был полон энергии после блинов, крепкого чая и нескольких сигарет, выкуренных одна за другой.

- Вчера дети играли в определения. Кофта новая, польская, теплая, красивая, ласковая. Антон сказал наконец: тупая! Так Настя его чуть не съела - для нее вещи всегда... всегда... Где вот она, где? - Света окончательно сникла.

Ночью Настя, конечно, не могла прийти. А утром пришел Миша. Света, словно вся превратившись в одно огромное ухо, прислушиваясь к шагам на лестнице, бормотала как сумасшедшая что-то явно трагическое:

- Под кем лед трещит, а под нами - ломается! Ломается... Правильно говорила моя мама: у Бога выслужишь, у людей - никогда... Никогда...

Миша устал. Он сутки дежурил, а тут вместо того, чтобы поспать часок, надо искать эту дуру Настю! Как ему все уже осточертело! Зачем Света ее отпустила, если знает, что та думает только о себе!

Если б ты рос до семи лет на помойке, как Настя, ты бы, может, был не лучше ее. Она не виновата, что было такое детство...

Весь в семечках, вылез из детской Антон. Зачем только бабушка послала мешок семечек - дети их всюду сыплют! Миша закричал на него, потом на Дашу: почему проигрыватель с вечера не выключен - горит лампочка в нем? Даша с ее врожденными клоунскими способностями поползла к проигрывателю на четвереньках и носом нажала кнопку. В отца вся. Миша уже подошел к Агнешке: