Салчак Тока - Слово арата

• Название: Слово арата
• Автор: Салчак Тока
• Издательство: Современник
• Жанр: Современная проза
• Год: 1973

---

— Санчай городит чушь! — кипятился Балдый-оол. — Дандара не оставлять в партии? А кого тогда, значит, оставлять в партии? Кому будет польза, если, значит, бедняка исключить только за то, что он неграмотный? А сколько у нас грамотных? Значит, всех исключать? Да? Я, значит, предлагаю Дандар-оола оставить в партии, а самого Санчай-хаа без всяких выгнать!

Санчай… Санчай-хаа… Знакомое имя!

…Независимое Тувинское революционное государство образовалось 13-14 августа 1921 года. Это было на Первом Всетувинском съезде, который проходил в Суг-Бажи. Там же сформировали правительство, которое вскоре «перекочевало» в Хем-Белдир.

Имажап, Илам-Сюрюн и Далаа-Сюрюн расположились в самом большом доме — «Хурен-Бажине». Жалкий и смешной вид имел этот дворец, если вспомнить. В комнатах — ни столов, ни стульев. Министры и секретари восседали на полу. Всю переписку вели на монгольском языке. А писали на китайской бумаге кисточками, тушью. Добыть их было не так-то просто. Секретари шустро плели сверху вниз вязью слово за словом, прижимая доски-столы к бедру.

Как-то нас послали в монгольское Кандан-хуре за письменными принадлежностями — бумагой, кисточками, тушью. Этот самый Санчай был тогда с нами. За старшего. Уже тогда он имел чин хаа — адъютанта для особых поручений.

«Вон где встретиться пришлось, — подумал я. — Ну, этому-то в партии не быть. Пусть только очередь дойдет!»

Араты между тем громили Санчай-хаа. Уж и досталось ему!

Не утерпел и я.

— Былдый-оол правильно сказал: нельзя исключать из партии бедняка Дандара. Хорошо, конечно, быть грамотным. И работать много легче, и пользы от грамотного человека больше, спору нет. Но мы должны учитывать все обстоятельства — и социальное происхождение человека, и его преданность делу революции, партии, народу, и его личные качества. Если мы оставим в партии только грамотных, а неграмотных исключим, кто же останется? Останутся одни феодалы, чиновники и ламы, которые до революции имели возможность учиться. А трудящиеся араты окажутся вне партии, созданной ими и для них!

После голосования Дандар-оол важно, торжественно достал из-за пазухи партийный билет, показал соседям, приложил ко лбу, бережно спрятал красную книжечку, подмигнул сидевшим рядом аратам и рассмеялся.

Я от души поздравил его.

* * *

Отчитался!

— Я думаю, выполненную Токой работу признаем удовлетворительной и отчет утвердим. Как, товарищи? — Шагдыржап оглядел членов ЦК. И я, вслед за ним, повел глазами. Сандык, Даландай, Пюльчун… Все молчали.

— У меня замечание. Так, ничтожное.

— Давайте, товарищ Дондук.

Я насторожился.

— Язык у парня неплохо подвешен. Доложил как по-писаному. А на деле-то не все гладко… Я, когда проезжал Чадан, кое-что слышал, — хитровато ухмыльнулся Дондук.

Шагдыржап насторожился:

— А поточнее?

— Ну, если поточнее… Исключено из партии триста пятьдесят семь человек. Почти половина партийцев самого крупного хошуна. Перегнула комиссия. Среди исключенных есть люди, нужные революции. Сотпа-Хуурак, например, Айыыр-Санаа, Санчы-Мидип…

— Что скажешь, Тока? — Уголки губ Шагдыржапа дрогнули в улыбке.

— Я руководствовался указаниями ЦК, что чистку надо проводить, исходя из личных качеств каждого члена партии. Да, процентов получается много. Но мы не проценты считали… Те, кого назвал министр Дондук, — феодалы. Они участвовали в восстании. Их исключения требовали сами араты.

Дондук развел руками: дескать, его дело было только высказать замечание. Что слышал, о том и сказал…

Отчет утвердили.

По-русски говоря, я чувствовал себя на седьмом небе. Это была первая серьезная политическая проверка для меня, трудный экзамен перед партией.

Теперь два-три дня я был полностью свободен. Делай что хочешь! Захватил снасти и — к реке. Поставил удочку на протоке Дониас-Суг, дышу свежим воздухом. Небо ясное. Только над верховьями Баян-Кола подозрительно темнели облака, но ведь не обязательно же ветер погонит их в мою сторону!

Однако, сидя на берегу, много рыбы не наловишь. Я побрел через тальники, поглядывая из-за кустов на заводи, быстринки, перекаты. На одном повороте спрятался за тал, выглянул: хариусы и ленки грелись на солнце, лениво перебирая плавниками. Осторожно забросил крючок повыше, потихоньку подвел. Он заблестел, заиграл на солнце. Самый крупный ленок кинулся к нему, остальные рассыпались в разные стороны, будто дорогу хану уступали. То ли промахнулся «хан», то ли передумал — ушел мой ленок под воду. Тут, видно, другие рыбины решили, что не стоит упускать хорошую добычу, устремились к моему крючку. Чувствую, схватила! Потянул — выбросил на берег и бегом к ней. Прыгает на земле, изгибая черную спинку, двухвершковый хариус. И то добыча!

Стоило только начать, и пошло! Я едва успевал вытаскивать. Штук десять хариусов добыл — больших, не то что первый! — и четырех ленков. И не видел, когда успели полнеба затянуть облака, весь Кызыл закрыли. Ветер погнал тучи пыли. Припустил дождь. Холодный! Со снегом… Я побежал от реки, чувствуя, что еще немного — и буду насквозь мокрый.

Седип-оол спал. Завалился на топчан прямо в сапогах, накрылся с головой пиджаком. Я сел на табуретку, оглядел нашу комнату. Ну и вид! Будто верблюд валялся. Пол неизвестно когда мыли. В углах паутина — словно рыбачьи сети сушатся. Стены пегие от облупившейся извести… И такое меня зло взяло. До чего же мы опустились! Разве так мы жили в Москве! Сдернул с Седип-оола его «одеяло», самого стащил с койки. Заорал:

— Какой ты кутвянец! Дрыхнешь среди бела дня! Кругом грязь!

Седип на меня с кулаками:

— Ты что, пьяный? Чего накинулся?

— Давай, давай! — наступал я на него. — Я еще не так с тобой поговорю!

Он от удивления рот разинул.

— Тащи ведро воды. Я какие-нибудь тряпки найду.

— Ты чего рассвирепел?

— Быстро! — заорал я.

Мы вместе вытащили из комнаты топчаны, перетрясли постели, убрали метлой тенета паутины, вымыли пол, расставили нашу «мебель».

— Ты смотри-ка! — расхохотался Седип. — И правда, лучше стало!

Только навели порядок — стук в дверь.

Вошла пожилая женщина.

— Ты, что ли, Тока? — строго спросила она.

— Я. Садитесь, угбай, — показал я на единственный табурет.

Женщина сначала села, положила руки на колени, а потом поздоровалась.

Мы знали ее оба. Это была Соян Докуй, курьер ЦК. Она была родом из богатой феодальной семьи, но ее прогнали из дому за то, что «льстилась к революции». Одна из немногих тувинских женщин, угбай Докуй, как все уважительно звали ее, была грамотна, в партию вступила в числе первых. Скромную должность курьера она совмещала с большой общественной работой, возглавляла женотдел ЦК.

Пришла Докуй, конечно, неспроста.

Оглядев нашу комнату, она рассмеялась:

— Недавно заходила к вам — до того безобразно было. Сами в порядок привели или кто помог?

«Ну, повезло! — подумал я. — Приди она чуть раньше — и досталось бы от нее на собрании партячейки!»

— Сами, сами! У нас всегда так, не только сегодня…

Теперь и мы хохотали вместе с нею.

— Ча, — поднялась Докуй. — Отдохнула немного, дальше пойду. Тарга Шагдыржап велел позвать тебя, Тока.

— Прямо сейчас?

— Сказал сейчас.

— Хорошо.

Вот тебе и два-три свободных дня! Отдых кончился.

Глава 12 Великий хурал

Шла подготовка к Восьмому Великому партийному хуралу. Съезда ждала вся Тува. Все знали, что хурал примет важные решения, которые на много лет вперед определят будущее, но далеко не все хотели, чтобы эти решения были приняты.

Я только что вернулся из Улуг-Хема. В этом хошуне было неспокойно. Донгурак явно не желал считаться с установками Центрального Комитета и, несмотря ни на что, продолжал гнуть свою линию. У меня снова были столкновения с ним. Своевольный он человек, Донгурак. Ему кажется, только он и понимает, что и как надо делать. Рубит сплеча. А выходит все во вред, как тогда с кежеге: сколько аратов оскорбились и озлобились после насильственной стрижки косичек! И во время чистки больше всего происшествий было в Улуг-Хеме. Может, я чего-то не понимаю, но как же часто Донгурак оказывается для партии вреднее Буян-Бадыргы.

Новое поручение Шагдыржапа показалось мне сначала сущим пустяком: подумаешь — встретить и разместить делегатов хурала, обеспечить питанием. Чем тут заниматься? Знал бы я, сколько это потребует хлопот! Началось с помещения. Отвели для делегатов самый большой дом — Хурен-Бажын. Пошел посмотреть — и за голову схватился. Комнаты не прибраны. Пусто, грязно, холодно. А к вечеру должны прибыть первые гости.

Собрал свою «комиссию» — курьера ЦК старушку Докуй и Ак-Кускуна (о нем разговор особый). Пришли втроем. Стали и рассуждаем. Коек, конечно, не достать. Об одеялах и простынях — и думать нечего.