Юрий Папоров - Тропами подводными

• Название: Тропами подводными
• Автор: Юрий Папоров
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Спорт
• Год: 1974

Книга о подводной охоте, о законах подводного царства, о необыкновенной жизни обитателей океана.

---

Я уже хорошо знал, что хвостоколы и орляки вооружены ядовитыми шипами, которые вырастают иной раз по два у основания хвоста, с его спинной стороны. Острый шип имеет по обе стороны мелкие зубчики и бороздки, которые заполнены мягкой губчатой тканью, вырабатывающей яд. Раны от этих шипов не бывают глубокими, чаще рваные, чем колотые, но они приносят страдания и очень долго не заживают.

Яд скатов опасен и для человека, ибо активно действует на центральную нервную систему, вызывает расстройство дыхания, кровообращения и, главным образом, расстройство функции сердечной мышцы, в результате чего иногда и наступает смерть.

И все же страсть познания и какое-то подсознательное желание самоутверждения не давали мне покоя до тех пор, пока я не подстрелил пару скатов. Мясо ската Dasyatis sabina съедобно, но довольно жесткое, волокнистое и не особенно вкусное. От небольшого пятнистого орляка был оставлен хвост — пастуший кнут длиной около полутора метров и впечатляющий шип. Но я неправильно засушил хвост и, когда пришло время укладывать чемоданы, этот кнут, ставший удилищем, никуда не лез и был подарен кубинским школьникам.

Однако, так сказать, за любознательность, проявленную мною к другому скату Torpedo nobiliana, я был порядком наказан.

На Кубе среди электрических скатов особенно распространены торпедо и тембладера. Название последнего произошло от испанского глагола temblar, что означает «дрожать, трястись, трепетать». Так вот этот скат и живет все время в трепете. Очевидно, именно во время трепета у него и вырабатывается электрический ток органами, которые расположены в передней части диска по обе стороны головы. «Динамо-машина» ската представляет собой столбики, похожие на призмы, стоящие так близко друг к другу, что сверху, если снять кожу со спины рыбы, они напоминают пчелиные соты.

Тембладера оставляет потомство — всякий раз от восьми и до пятнадцати живых «электромашин». Тембладорята, только что появившиеся на свет, уже могут спокойно «стрелять» током.

Мне было хорошо известно, что отдельные виды скатов вырабатывают в себе ток до 220 вольт напряжения и больше. Правда, сила этого прямого тока весьма небольшая — всего до трех четвертей ампера, и все-таки…

И все-таки, когда я однажды сознательно, чтобы попробовать, коснулся концом стрелы электрического ската «Торпедо», в ответ получил такой силы разряд, что выпустил из рук ружье и навечно зарекся проводить подобные эксперименты, поведав об этом друзьям. К счастью, среди них не оказалось ни одного любителя получать удовольствие от засовывания пальцев в электрические розетки.

Глава VIII. Рождение ската

Животные располагают прирожденными умениями: одни быстро бегают, другие высоко летают, третья плавают в воде; человек ничего не умеет, пока с трудом не выучится, ни говорить, ни ходить, ни добывать себе пищу.

Плиний Старший, «Естественная история»

Мой новый друг Бентос по складу характера оказался ужасно упрямым человеком. Он твердил, что лучше его в Гаване никто не умеет ставить заплатки на автомобильные камеры, поэтому ему-де, мол, нечего «учиться на инженера». Вместе с тем в быту, в повседневной жизни и особенно в море Бентос постоянно проявлял врожденную любознательность, и многие из его поступков красноречиво говорили о том, что ему не чуждо стремление познавать новое, ибо он все время «подглядывал» у жизни то, что ему было еще неизвестно. К тому же он был изрядный шутник.

Однажды, когда мы уже достаточно хорошо знали друг друга, я пригласил Бентоса, одного знакомого художника и его приятелей выйти с нами на моторном катере к рифам Арройо-Бермехо. Видимость в воде в то утро оказалась на редкость плохой, и охота, естественно, была мало удачной. Большинство охотников и хозяин катера — художник — собирались прежде времени возвратиться в Гавану.

Но вдруг оказалось, что пропал ключ от мотора. Все принялись искать его, и только Бентос ушел в воду. Поскольку после тщательного осмотра восемь пар глаз ключа на катере не обнаружили, было решено, что он в воде и унес его туда не кто иной, как Бентос. За ним поплыли сразу двое, и, когда мой друг поднялся на борт, его обыскали, точнее, проверили кармашек его плавок и заставили широко разинуть рот. Ключа и там не оказалось, но это не сняло с него подозрений, ибо все видели, как ему было не по душе «спозаранку» возвращаться домой, да еще со скудными трофеями, фактически с пустыми руками.

Хозяин катера не на шутку рассердился, подошел к Бентосу, который явно делал безразличный вид, положил ему на плечи руки и произнес:

— Если через минуту не скажешь, куда подевал ключ, клянусь Гойей,[11] вытрясу из твоего тела все семь граммов витаминов.

Художник весил вдвое больше Бентоса, и характер у него был такой, что он мог вытрясти из человека все, что угодно, поэтому я поспешил на выручку другу и начал было заступаться за него, но Бентос, отсчитав 59 секунд, спокойно сказал:

— Тоже мне охотники! День только с вами потерял напрасно. Возьмите свои хваленые мокроступы, — он снял с ног мягкие французские ласты. — А ключ… он в желудке у одной рыбы. — И Бентос указал пальцем на нашу добычу, скудной горкой лежавшую на дне кокпита.

Хозяин катера побледнел.

— Какой рыбы? — прогремел он, сжимая кулаки. — Я сортировал ее и часть выбросил за борт.

Но Бентос, улыбаясь, выбрал самую крупную «черну», надрезал ей брюхо и извлек из желудка злополучный ключ.

Отойдя со мной на корму, он с досадой произнес:

— Подумаешь, испугались! Будто нельзя провода замкнуть напрямую. Больше никогда не пойду с ними.

— А ты сам чего же струсил и отдал ключ? — спросил я.

— Да ведь без витаминов никак нельзя, — ответил он серьезно. — Если б он грозился душу вытрясти — пожалуйста, я не сказал бы ничего, — и, подумав немного, продолжил: — Душу у меня уже трясли, и ничего не получилось, а вот витамины…

— Брось дурака валять. Ты что, в своем уме?

— Я серьезно. Ей-богу, сам читал. Человек без витаминов не может. Вот только откуда он знает, что у меня их семь граммов?

— Ученые установили, что в теле человека, который весит 75 килограммов, содержится воды — 47, протеина — 13,5, жира — 11,6, минеральных веществ — 2,4 килограмма, углеводов — 470, а витаминов — 7 граммов.

Бентос, недоверчиво глядя мне в глаза, задумался.

— Во мне, наверное, шесть, — сказал он после некоторой паузы, с грустью глядя на весело пенившиеся за кормой белые буруны. — Вешу-то я шестьдесят пять килограммов.

— Ну, поздравляю. Ты делаешь успехи. Наконец сам начинаешь соображать.

— Что? Почему?

— От общения с такими, как художник. Раньше ты не знал про шесть граммов витаминов.

Бентос снова задумался, а через минуту решительно попросил:

— Скажи своему художнику, пусть подойдет к причалу Санта-Круса. Я знаю там хорошую бухту. Мы с тобой вдвоем поохотимся.

— А ты подумал, как мы потом станем добираться? До Гаваны сорок миль.

— Кто-нибудь подвезет. Еще интереснее. А с ними мне плохо.

— Напрасно.

— Ничего не напрасно. Он много знает, ну и что? Жизни он не понимает… Красиво только ругается. Так что? Не хочешь? А ведь я тебе друг…

Мы остались на пристани с ружьями и тяжелыми спортивными мешками. Нас сразу обступили мальчишки, наперебой предлагая показать место, где больше всего рыбы.

Бентос выбрал самого маленького, чтобы тот покараулил наши пожитки, пока мы будем плавать.

Всю дорогу к бухте Бентос молчал и, по мере того как мы приближались, ускорял шаг.

— Сегодня мы увидим такое, что еще никогда не снилось, чувствую, — сказал Бентос, когда мы входили в море.

Мне подумалось, что встретим акул. Интуиция Бентоса не подвела. Действительно, мы с ним оказались свидетелями редчайшего зрелища.

С трудом спустившись в воду — берег был весьма крутым и слагался из острых известковых отложений, — мы поплыли вдоль него. Чтобы достичь бухты, где нам предстояло охотиться, надо было вплавь обогнуть уходящий в море метров на двести скалистый мыс. За ним открылся, как мне показалось, удобный заливчик, но Бентос увлек меня дальше. За вторым мысом обнаружилась бухточка, глубоко вдающаяся в сушу.

Фиордовый берег бухты, отвесный клиф которого в отдельных местах достигал двадцати метров, был совершенно непригоден для выхода на него. С поверхности голубой воды было интересно рассматривать хмурые утесы, нависшие над нами. Я испытывал новое ощущение, словно бы находился в гигантской западне, выход из которой — открытое море.

В бухте вода была прозрачной, видимость почти максимальной, и я тут же залюбовался игрой двух крохотных неоновых бычков. У них нежно-кремовое брюшко, черная спинка, а по бокам две яркие голубые полоски. Бычки резвились, но вскоре в их движениях я обнаружил закономерность. Первый все время пытался подскочить к самому носу другого, широко открывая при этом свой ротик. Вторая рыбка, очевидно самочка, отскакивала в сторону. Он тут же повторял маневр, но после трех-четырех попыток отступал, явно надувшись. Тогда она подплывала к нему, останавливаясь на некотором расстоянии, и принимала позу, явно что-то говорившую на рыбьем языке. Бычок оживал и снова начинал подскакивать, она же с настойчивостью «недотроги» опять увиливала.