Юрий Папоров - Тропами подводными

• Название: Тропами подводными
• Автор: Юрий Папоров
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Спорт
• Год: 1974

Книга о подводной охоте, о законах подводного царства, о необыкновенной жизни обитателей океана.

---

Явно рыбки вели между собой посредством движений и поз какой-то разговор, который мне не был понятен.

Раньше мне приходилось частенько наблюдать за странными позами, которые принимали иной раз рыбы. Легче других распознавались угрожающие и оборонительные позы — они весьма выразительны и человеку их нетрудно понять. Луцианы, например, наскакивая друг на друга, но не касаясь, приоткрывают рот, растопыривают жабры, надуваются, иногда становятся на голову. И непонятно, в ответ на какую из поз один из них вдруг молниеносно улепетывает восвояси. Морские окуни, те расходятся так важно, как иные тореро во время корриды удаляются от покоренного быка.

Известно, что рыбы имеют свой язык и ловко им пользуются. Я не раз видел, как мелкие рыбешки, до того спокойно плававшие рядом, стоило к их стайке приблизиться пришедшей издали, неожиданно исчезали. Оглядываясь, я никого опасного вокруг не обнаруживал, и только через некоторое время появлялся хищник, чаще всего барракуда.

Сигналы у рыб подаются, очевидно, разными способами. Я уже говорил о позах. Бывает также, что рыбы трутся друг о друга и таким образом сообщают или получают нужную им информацию. Немалую роль играют и звуковые сигналы. Мне приходилось слышать под водой писк и стоны, уханье и шелест, треск и кудахтанье, птичий щебет и барабанный бой, удары разных тонов, цоканье и даже вой пожарной сирены. Так что выражения «в царстве безмолвия», «в мире тишины» и т. п. остаются теперь лишь на вооружении поэтов. Да и понятие «нем как рыба» — устарело.

Рыбы разговаривают, кричат и, очевидно, поют, только человеческое ухо не улавливает большинства звуков, издаваемых животными под водой, так как они воспроизводятся колебаниями, которые находятся гораздо ниже границы в 50 герц.

…Наглядевшись на бычков, я нырнул и под камнями увидел бок стоявшей там рыбы. Он показался мне знакомым. То была несъедобная рыба, и я дотронулся до нее концом стрелы. Рыба тут же выскочила из укрытия и в три глотка раздулась размером с большой школьный глобус. То был дидон, или еж-рыба, которую в Японии называют рыба-фугу. Мясо ее ядовито.

Мало того, что дидон, накачавший в себя воду, становится шаром, который не так-то просто заглотать, у него еще на теле растопыриваются твердые иголки. Глаза у дидона большие, круглые, а плавники, особенно хвостовой, куцые, маленькие и смешные.

Оставив дидона в покое, мы обошли выступ подводного атолла и оказались над поляной, густо поросшей морской травой цистозирой.

Бентос нырнул, и я увидел в его руке довольно большого размера рог тритона-моллюска в раковине, напоминающей «рог изобилия», как его изображают художники.

Совсем рядом с тем местом, где Бентос нашел тритона, бугрились среди травы небольшие холмику на первый взгляд мало чем отличающиеся от каменистых выступов дна. Мы с Бентосом знали, что это раковины моллюска кассис.

На этой же полянке, оказавшейся мечтой коллекционера, мы нашли целое поселение другого моллюска — наиболее распространенного в кубинских водах гигантского стромбуса, произвольно прозванного нами «крылаткой». Тяжелая и массивная раковина его со спиралью расходящимися в стороны рогами заканчивается широким открытым витком.

Стромбус имеет одну ногу — мощный мускул, съедобный и считающийся лучшей насадкой для любой рыбы. Благодаря этой ноге стромбус довольно быстро передвигается по дну. Это для моллюсков, живущих в раковинах, жизненно важно.

Сколько бы вы ни ходили по морским пляжам, вам никогда не найти раковины с ее живым хозяином. Бушующее море выбрасывает на берег только пустые раковины, между тем как моллюски питаются в прибрежных водах. Объясняется это их необычайными метеорологическими способностями. Когда на суше еще ни одно животное, не говоря о человеке, ничего не ведает о приближении непогоды, моллюски снимаются с насиженных мест и уходят в открытое море, на глубину, туда, где они вне опасности. Там им не страшна гибельная сила волны.

Ученые предполагают, что животные на огромные расстояния «слышат» голос моря — звуки низкой частоты, до 6 герц, которые почти не поглощаются соленой водой. Но моллюски чувствуют и внезапное возникновение местных циклонов. Как им это удается? Пока явление это следует отнести к серии загадок, которые человеку предстоит еще разгадать.

Оставив стромбуса, я нырнул вдоль стены. Под скальным выступом, почти у самого дна, мое внимание привлекли два «жучка», прилепившиеся прямо к шершавой поверхности камня.

Вынырнув на поверхность, я спросил о них Бентоса.

— Bolsa de sirena, — ответил он.

Начинаю мысленно переводить на русский язык. Bolsa — «мешок, сумка, ридикюль, кошелек». Остальные значения подходят и того меньше. Sirena — «морская нимфа». Но тут вспоминаю — «сумочки сирены». Мне уже рассказывали о них: это всего-навсего футляр зародыша ската.

Некоторые скаты — рыбы живородящие, но большинство из них воспроизводят род, откладывая икру. Так вот, два черных усатых «жучка», размером в пишущую ручку и шириной в три сложенных пальца, были не чем иным, как «икриночками» ската.

При более близком рассмотрении цвет сумки, состоящей из кератинового[12] вещества, темно-коричневый, а то и буро-красный. С обеих сторон она заканчивается тонкими рожками-усиками. С той стороны, где у зародыша развивается хвост, усики имеют волокнистое окончание, которыми «сумочка» и прикрепляется к шероховатым поверхностям. В центре сумки четко выделяется пузырь — это желток, которым зародыш питается в течение 9 недель, составляющих период его развития.

Ихтиологи установили, что на 20-е сутки зародыш продырявливает в футляре уже развившимся хвостиком дырочки, через которые в футляр попадает морская вода.

Пока я вспоминаю все это, мой друг еще раз ныряет к «икриночкам», и до слуха моего сразу же доносится знакомый сигнал — стук по ружью: Бентос призывает меня к себе. Ныряю. Он лежит на дне и внимательно рассматривает сумки. Когда я приближаюсь, он прикладывает палец к стеклу маски: «Смотри внимательно». Приглядываюсь и ясно вижу, как одна из «сумок» дрожит, а потом дергается. В ней кто-то возится. Ухожу за воздухом и снова спускаюсь. Бентос, словно забыв, что надо дышать, замер, как кошка перед прыжком. Вот он показывает мне, чтобы я не уходил, а сам устремляется наверх.

Под ударами изнутри усики-рожки раздваиваются. «Вот здорово! Кинокамеру бы сюда да акваланг. Уникальные кадры. Бентос в роли повитухи. Да хотя бы уж фотоаппарат. Такие снимки!» Поочередно ныряя, наблюдаем интереснейшее зрелище.

В щелочке футляра появляется что-то серое, оно движется. Минут через десять «брешь в крепости» пробита настолько, что из нее уже можно высунуться. Появляется начало туловища. Оно сложено как блин. «А, так это же плавники! Вот ведь как ты, крохотуля, лежал там — запеленатый».

Между тем новое существо, начавшее борьбу за свою жизнь, понимает, что ему надо спешить. Родители передали ему информацию о том, что жизнь — это борьба и побеждает в ней лишь сильный или тот, кто готов к защите. А ведь оно, это новое живое существо, еще лишь наполовину родилось. Надо спешить! Но силенок не хватает. Пять-шесть конвульсивных движений — полсантиметра вперед — и минутный отдых.

Вот наконец можно попытаться развернуть плавник. Мы с Бентосом смотрим и сначала ничего не понимаем. Потом мой друг начинает объяснять, что зародыш выходит из сумки животом кверху. Непонимание наше объяснялось тем, что мы оба ожидали увидеть глаза, а их нигде не было.

«Бедный малыш! Ты не только все 9 недель висел вниз головой примерно под углом 45 градусов, но еще и лежал глазами вниз. Но это и хорошо. Ты не видишь нас. А то бы с первой минуты рождения натерпелся страху. Давай, давай! Вперед! Но как же тебе помочь? Разве придавить пустую часть сумки? А если мы этим тебе только напортим? Нет, давай-ка уж сам, а мы покараулим тебя от врагов».

Разворачивается полностью второй плавник, но одна треть маленького ската еще в футляре. Как бы хотелось не отрываться от этого зрелища, но, к сожалению, долго сидеть на дне нельзя.

Животик у малютки окрашен в светло-серый цвет с незначительными темными пятнами. Ротик и брызгальца над ним нервно двигаются. Рядом, расположенные ожерельем почти под прямым углом друг к другу, две линии, каждая из пяти жаберных отверстий.

Малыш делает еще одно усилие, и наконец он свободен! «Но что это? Он беспомощен или просто устал? А может быть, испугался, что выбрался на свет вниз глазами и они видят лишь грязную поверхность скалы?»

Ухожу за воздухом стрелой, боясь упустить что-нибудь в дальнейшем развитии событий.

Малютка отлежался и снова затрепыхал плавниками-ластами, но вместо того, чтобы поплыть, он пополз по скале. «Не может перевернуться. Очевидно, никак не поймет, что к чему. Где верх, а где низ? И в каком вообще ему положении надлежит пребывать на этом свете?»