Надежда Горлова - Мои сны глазами очевидцев

• Название: Мои сны глазами очевидцев
• Автор: Надежда Горлова
• Жанр: Русская классическая проза

---

Я оказалась в самом прекрасном месте на Земле, к которому так долго шла в своих снах.

Только губы пощипывает от помады Мальтуса. Я сижу на холме в Сурковском логу. Соседние холмы в сизой дымке, насекомые осваивают мои туфли, пауки приплели ногу к сухому стеблю. В ушах звенит от разнообразных трелей. Сурковский лог - это ландшафт действительно счастливого сна огромное обозримое пространство, единицами измерения которого являются взгляды - и можно мерить, как попало, без кадроискателя, потому что все, куда ни кинешь взгляд, совершенно. Хочется обежать весь лог, но, во-первых, обозримость оказывается ложной - каждые два холма расходятся, обнажая долину, и, если углубиться, так закружит, что среди множества покатых дорог, ручьев и зеленых холмов с песчаными проблесками и то еловыми, то березовыми лесками на макушках, не найдешь своих, - все будут казаться своими или чужими, как заладит (это тоже черта сна). И передвигаться в логу совсем не легко - все время в гору или по бугристому склону, а если по ложбинке дна - то по мягким кочкам, которые коровы сбили из ручья как из молока масло.

Вот где, не умея летать, чувствуешь себя калекой. Однако я умею. Надо облететь все холмы, дублируя рельеф, пусть трава поцарапает грудь и шею. Я буду лететь, задирая подбородок, как плохой пловец, и рулить вытянутыми вперед кистями рук. Однако мне так саднит губы, что хочется срочно найти воду. Вот в одном месте сверкнула вода, но в нее попрыгали невидимые лягушки, - я прочитала это по движению травы. Я лечу дальше, я еще плохо умею это делать, и боюсь подниматься высоко, как плохой пловец боится заплыть далеко от берега. Просияла в траве семья жемчужных бледных поганок. Множество больших, каких-то балетных грибов тоже появляются в сказочных снах. В месте, недоступном коровам, я нашла крошечную заводь. Она была так прозрачна, что сначала мне показалось - мелкая сухая листва невесомо лежит на воздухе. Мне приходится пить через полую травинку, потому что на губах моих - моя Родина, едкая мазь, от которой уже кровоточит моя кожа.

Из лога я вышла в село Слонское. Пыль на дороге была белой, как мел. В селе я нашла свой дом, такой же белый, как дорога. На его металлической крыше лежало солнце. В саду припекало, а в доме была прохлада. Я вошла в дом, открыла окно, и ветки садовых деревьев протянули в комнату свои руки, увешенные плодами. На железной кровати спал помолодевший К, но я не могла поцеловать его безобразными губами.

Человеческое счастье длится неделю - это крайний его срок. Шесть дней ты познаешь его совершенно, на седьмой наслаждаешься его полнотой. Так было и у меня. Неделю мы гуляли в Курпинском лесу, по тем местам, которые я так хорошо изучила в прошлых снах, летали над Сурковским логом, разговаривали, читали, занимались любовью. На восьмой день действие помады Мальтуса стало ослабевать. Мой мир рушился на моих глазах так же, как трескались мои губы. Мы разучились летать, в доме появились трещины, а на лице К - морщины. На десятый день мы не смогли дойти до лога, - так далеко он оказался, а на двенадцатый - пробраться в лес, так зарос он крапивой и чертополохом. Дом разрушался, сад засыхал, К старел. Портилась погода, а у К - характер. Он глупел, дряхлел и пилил меня, говорил, что губы у меня гниют и воняют. На шестнадцатый день за окнами лил холодный ливень, в доме пахло сыростью и гнилью, как в старом подвале, К обмочил постель. Вместо того, чтобы помочь старику, я намазала губы помадой Мальтуса. Я должна была это сделать на восьмой день, как только заметила первую морщину, первый седой волос К, первый жухлый лист за окном, но я слишком любила. К, Родину? Или себя? Я оказалась на берегу моря, сияющего как бертолетова соль, жемчужный песок затопил мои ботинки. С губами все было в порядке, их только немного пощипывало. Я поняла, что превращаюсь в Агасфера, потому что отныне буду заботиться только о собственных губах, пока не кончится помада в футляре в виде кузнечика.

Бодрствование 18

Ты позвонил мне и спросил, не собираюсь ли я к тебе в гости. Я ответила, что нет, и повесила трубку. У человека всего две руки, чтобы держать в них какие-нибудь человеческие игрушки, тогда как остальные спрятаны в шкафу. Всего два полушария мозга, чтобы держать в них другие, более изощренные игрушки. А где, в каком шкафу хранится все остальное? И какой взрослый открывает шкаф и подает мне то, или другое, чтобы я не плакала, надоевшую игрушку бросив? Несколько дней назад я так тосковала по тебе.... Тосковала, чтобы не скучать, ведь душа моя не привыкла быть без занятия, в отличие от праздного тела. И вот погремушка тоски по тебе брошена, и мне достали с верхней полочки другого, давно умершего любовника, и я поняла, что совсем не забыла его, а, соскучившись, полюбила еще больше...

Сон 19

Радио миров

Во сне у меня было радио миров. На средних волнах ловились времена этого мира, на длинных - загробного, на коротких была Премудрость Божия, копилка всего, что еще только будет сотворено, но Богу, естественно, известно, это как бы Его воображение. На ультракоротких - сама вечность. Но вечность ловить было нельзя, - это означало бы безвозвратный переход в сверхплотность, что-то вроде попадания в черную дыру. Красная кнопка переключения на УКВ была опечатана сургучной пломбой. На всех станциях Софии звучала музыка, что в моем понимании как-то соответствовало волновой теории мира. А я хотела услышать голос К. Если не в прошлом, на средних волнах, то уж на том свете. Но оказалось, что поймать недавнее прошлое не так-то просто. Я вспотела, микроскопическими движениями подкручивая колесико. Все напрасно: писк динозавров или шум мирового океана было поймать гораздо легче, чем последние века. Треск пожара Москвы в 1812 году и мат, перемежающийся руганью по-французски, были самыми современными из услышанных мною звуков. Хорошо ловилось будущее: реклама на евроязыке, отдаленно напоминающем английский, и репортаж из Африки, оставшейся без электричества накануне Ледникового периода. Я нажала кнопку. На длинных волнах стояла тишина. Я усилила звук до предела. Загробные радиостанции молчали. Однако моя собака начала выть. Я поняла, что просто не слышу, и, хотя могу с помощью этого приемника составить представление о прошлом и будущем Вселенной, но не могу, не могу ничего узнать о своем прошлом и будущем. Ни о родных, ни о любимых, ни о себе. Я почувствовала себя потерявшимся ребенком, который вроде недалеко ушел от дома, а уже не знает, куда идти, и боится, что никогда не вернется к своей маме, к своим игрушкам, в свою комнату. Я обняла собаку, заплакала и проснулась. Собака действительно выла во сне, подергиваясь и заворачивая веки, оголяя розоватые белки.

Бодрствование 19

Ты снова позвонил и пригласил "на блинчики". Мама научила тебя делать блинчики с разными начинками, и вот уже много лет ты кормишь ими женщин. Однако меня это не заинтересовало. Весь день я играла образом К: рассматривала фотографии, перечитывала конспекты его лекций. Я совершенно точно помнила, что общаясь с ним, не испытывала счастья, но вспоминая события тех лет, я стала думать, что все-таки была счастлива, просто не замечала этого. И последняя мысль наполнила меня грустным счастьем.

Сон 20

Жгуты из савана

Это был редкий случай: я даже не догадывалась, что сплю, хотя обычно во сне я знаю, что нахожусь в другом мире, или, по крайней мере, сознаю, что со мной происходит что-то необычное. А тут - ничего, даже подозрения не закрались.

"Ты умрешь на закате того самого дня,

На рассвете которого не станет меня"

Эти слова действительно приснились К в Красновидово. Он не относил их ни ко мне, ни к себе, просто дивился играм подсознания и на разные лады мурлыкал зловещий стишок себе под нос, пока брился.

Этой ночью его голос, как никогда печальный и усталый, произнес эту фразу в моей голове, и я оказалась на закате того самого дня, в своей квартире. К действительно умер на рассвете, в реанимации. Когда начнется Всеобщее воскресение, какой-нибудь оператор снимет реанимационное кино. Мне позвонили из университета в полдень. Я оторвалась от стирки, записала координаты морга, куда должна была придти на панихиду, подождала, пока высохнут слезы, и продолжила стирать. Стишок я не вспоминала, и закат того дня не помню. Его словно не было в действительности, его словно вырезали и перенесли через несколько лет в сегодняшний сон, вместе со стишком, который, возможно, К и произнес когда-то печально, а я не слышала. Услышала только во сне. Меня охватили тоска, нежелание оставаться в этом мире без К и чувство долга. Я как будто обязана была умереть на этом закате. Я открыла входную дверь, чтобы облегчить кому-нибудь неприятный труд, села в ванну в шортах и футболке, чтобы выглядеть перед живыми хотя бы относительно прилично, и опасной бритвой вскрыла себе вены в локтевых сгибах и поджилках. Из ванны я видела окно, что в реальности невозможно. Цвет воды приближался к цвету закатного неба. Поначалу язычки крови завивались растительным узором в голубоватой от отсветов кафеля воде, а потом она стала розовой, алой, и легкий запах хлорки сменился легким запахом железа. Один оттенок красного наслаивался на другой, я считала их, и не знала их имен, и слабела, и раны приятно саднило.... И вдруг в вишневой (она стала такой, потому что за окном стемнело) воде отразилось лицо. И дыры были вместо радужек. Я подумала, что так у всех мертвых, но тотчас поняла: радужки есть, вишневые радужки. Я с трудом повернула тяжелую голову. К стоял в саване. Он гневно выдернул пробку из ванны и разорвал ткань на груди. Жгутами из савана он перетянул мои руки и ноги. Его пальцы были холодны и прозрачны, как лед. Он сжимал мои раны не для того, чтобы согреть, а для того, чтобы охладить. Я подумала, что такое сильное кровотечение может остановить только мертвый. У меня не было сил, чтобы сказать ему что-нибудь. Мысленно я просила его поцеловать меня и смотрела на его темные губы. В жизни такого цвета бывает только сирень. К перенес меня на постель, уложил и сел рядом. Он него шел холод. Капли воды, скатившиеся на пол с моих волос, затянулись коростой льда. Я подумала: "Может быть, я умерла, и мы всегда будем вместе", и улыбнулась, засыпая. Когда я проснулась, мне было холодно - ночью прошел дождь, а окно оставалось распахнутым. К не было. Я вскочила, вспомнив, что у меня открыта входная дверь, и обнаружила, что я не в шортах, а в ночной рубашке, и волосы у меня совершенно сухие. И нет ни жгутов, ни порезов.