Александр Покровский - Бегемот (сборник)

• Название: Бегемот (сборник)
• Автор: Александр Покровский
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-87135-150-6

В этой книге читатель встретит новых и старых героев, затянутых в воронку нынешней жизни, полной как комических ситуаций, так и подлинного драматизма.

Как они справляются с бурными испытаниями, что противопоставляют наглому натиску времени – об этом повесть «Бегемот».

Острое слово, искрометный юмор, фразы, становящиеся поговорками, – стилеобразующие особенности прозы замечательного писателя, делающие чтение книг А. Покровского самым настоящим удовольствием.

---

Вечером на ют никто не пошел.

Там все еще стояла Найда.

Утром она умерла.

Она лежала головой к морю на покрытой росой верхней палубе, рядом с тем местом, где она родила своих детей.

ЛЮСТРА

Самовольная отлучка для курсанта – всегда волнующее событие; широко распахнутые ноздри самовольщика вдыхают не воздух, они вдыхают огромный объем информации; мозг его работает на пределе, чувства все обострены, пропасть отделяет его от остального некрадущегося человечества, и только эта пропасть позволяет оценить жизнь во всей ее неповторимой сладости…

В темноту чердака снизу ворвался столб света; в открытом люке показалась голова; голова осторожно повертелась.

– Поехали, – куда-то вниз зашипела голова и втащила за собой оставшееся тело; за первым телом скользнуло второе и так же как и первое беззвучно растворилось в чердачной черноте.

Крышка люка с шумом захлопнулась, в наступившей затем тишине кто-то чихнул. Тихонько ругнулся и прошипел:

– А нас не поймают?

– Все бетонно, здесь еще никто не ходил.

– А вдруг нас поймают?

– Не хочешь, не иди – «поймают – не поймают».

– А все-таки интересно, что будет, если поймают?

– Очень.

– Что «<очень».

– Очень интересно.

Голоса двинулись к чердачному окну; в середине чердака что-то стояло, это «что-то» сплошь состояло из блоков и цепей.

– Что это?

– А черт его знает.

– Давай посмотрим?

Стопор лебедки, как выяснилось много позже, расстопорился почти что сам собой. Тяжелая цепь пришла в движенье и в страшном грохоте рухнула куда-то вниз. Через мгновение кончилась цепь и кончился грохот. Медленно оседала тяжелая вековая пыль.

– Чего это она, а?

– Может, поднимем назад, как было?

– Офонарел? Она, может, тонну весит. Пусть кому надо, тот и поднимает, мотаем отсюда.

Прямо над ученым столом, далеко вверху, как крона баобаба, висела многопудовая хрустальная люстра старинной ручной работы.

Шло заседание ученого совета. Председательствовал в этом букете ученых старенький капитан первого ранга, всеми уважаемый профессор, удивительно похожий на белую реликтовую мышь.

Слово для доклада получил химик. Матовые лысины пришли в движение; букет ученых зашевелился, стараясь поточней принять форму кресел, успокоился наконец и вскоре отработанно завял, впав в тотальную дремоту.

Химик, слишком восторженный для своей профессии, пристегнул к безобиднейшей теме такую область человеческой мысли, где однажды потерявшись, можно брести годами. Он влез в физическую химию, все еще полную белых пятен, и заговорил с нарастающим жаром об энтальпиях, энтропиях и снова об энтальпиях.

Ученые, с каждой новой минутой все более походившие на сытых рептилий, мягко дурели. То один из них, то другой приходил в себя и с удовольствием наблюдал, как все-таки любит химик свое дело, которое на флоте давно перестало считаться специальностью.

Люстра качнулась и, предупредительно звякнув, с нарастающим свистом, увлекая за собой окружающий воздух, бросилась вниз, разматывая тяжелую цепь.

В мозгу человека, как учит нас медицина, есть область, которая никогда не спит и сторожит человеческую жизнь.

Ученые очнулись в сотую долю секунды и еще сотую долю барахтались, освобождаясь от цепких объятий своих кресел.

Химик, промочив штаны себе и двум соседям, махнул через мышковидного председателя и первым вылетел, открыв собой ту половину двери, которая никогда до этого не открывалась. Остальные хором бросились за ним, сгребая друг друга. Волна ученых плеснула в дверь и вынесла на своем гребне застрявшего в кресле председателя. По дороге ему, чтоб не очень упирался, дали в глаз, отдавили руки и почти начисто оторвали ухо.

Люстра, стряхнув с ветвей хрустальные лепестки, остановилась в двадцати сантиметрах от осиротелого стола, дрожа и мелодично позванивая. На столе громоздилась хрустальная россыпь.

В вестибюле, куда выплеснулись ученые, стало душно, шумно и кисло от пережитого, а перед распахнутой настежь дверью, в кресле, сидел брошенный, обмякший, сильно постаревший председатель.

Голова его съехала набок, рот был полуоткрыт, наполненная кровью бровь совсем закрыла подбитый глаз, а через другой, целый глаз недобитый председатель нескончаемо смотрел на весь этот новый, яркий, чудесный, удивительно вкусный мир, смотрел и не мог насмотреться.

НЕЛЬЗЯ БЕЗ ШУТКИ

На флоте нельзя без шутки. У нас постоянно шутят. У нас так шутят, что порой не установить, когда у нас шутят, а когда не шутят. Из-за того, что у нас так шутят, мы шизофреников не можем вовремя определить и отсеить. Все нам кажется, что они так шутят.

Матрос у нас был. Тот во время организованного просмотра программы «Время» мыльницу к уху прикладывал и говорил:

– Т-с-с… тихо! Шпионы…, кругом шпионы. Я принимаю их сигналы.

Все думали, что он шутит, а он свихнулся. Только через полгода разобрались.

Другой ходил по кубрику во время передачи «Служу Советскому Союзу» и лаял. Оказалось – тоже. не совсем.

Третий от портретов членов Политбюро мух вроде как отгонял:

– Кыш! – говорил. – Пернатые! Гениев обгадите.

Списали подчистую. Дали мичмана для сопровождения его на родину. Спешили так, что мичмана выдернули прямо из суточного наряда.

Ехали они до Белоруссии в одном купе. Мичман, бедный, все двое суток сидел, трясся, вздрагивал от каждого шороха и на него смотрел, а как сдал его родителям с рук на руки, пошел, напился в железнодорожном ресторане и пьяный орал, что он микрогенерал.

ЗЕРНО ЛОМБАРДНОЕ

Матрос Вова Квочкин, маленький, щупленький паренек, негодяй, разгильдяй и фантастическая сволочь, подал рапорт по команде о своем желании поступить в Высшее политическое училище в городе-герое Киеве. Зам подмахнул не глядя его каракули и срочно оттащил рапорт к начальнику политотдела, который еще неделю назад вещал и взывал ко всем заместителям по поводу проведения среди личного состава необходимой работы на предмет поступления в Высшее училище замполитов в городе Киеве. Время уходило, план срывался, а кандидатов не наблюдалось. Рапорт Квочкина явился как нельзя более кстати. Конечно, он не поступит, но массовость создаст.

Начпо второпях прочитал только первую строчку рапорта, написанного корявым почерком первоклассника, и заметил только, что курица левой лапой написала бы лучше. Одолев только одну строчку из всей бумаги, начпо совершенно потерял терпение, подмахнул рапорт и пошел к комдиву.

– Вот, Александр Александрович, – сказал начпо комдиву и протянул ему рапорт торжественно, как принц руку для целования, – люди желают учиться в политическом училище.

Комдив надел очки, горестно вздохнул, сел в кресло поудобней и неторопливо погрузился в писанину.

Он всегда неторопливо, до последней запятой читал то, что визировал.

Прочитав, комдив с интересом глянул на начпо снизу вверх, снял очки, вытер глаза, сделал на лице скорбь и сказал:

– А ты небось до конца-то опять не прочитал, а?

– А чего там? – Начпо забеспокоился, взял рапорт и начал читать. – Прошу направить меня для поступления в Киевское училище. так, ну и что?

– Дальше, дальше.

– Так как я хочу стать политработником.

– Еще дальше..

– Носителем наших идеалов.

– Дальше.

– И стоять у распределения материальных благ..

– Вот оно! – сказал комдив. – Вот оно, зерно ломбардное. Прикажете сплясать? Это тебе не лифчики по командиршам распределять.

Начпо налился соком и прошипел:

– От, скотина!

– Вот именно, – сказал комдив и тут же перестал интересоваться начпо. Дел было по горло.

ДЕЖУРНОЕ ТЕЛО НА СТАРТЕ

Ах, какие у меня были бицепсы в моей лейтенантской юности, бицепсы, трицепсы, большая мужская мышца спины, и все это на месте, и все это вовремя упаковано в мануфактуру, а где надо – выпирало-вылезало-обнажалось и играло рельефно с золотистым загаром в окружающей полировке и в стеклах витрин.

Но спорт на флоте – тема печальная.

Сейчас расскажу вам две истории, в которых я выступал дежурным телом на старте, и вам все станет ясно.

История первая

Как только я попал на флот, старпом подозрительно уставился на мои выпуклости и выдал сакраментальное:

– Спортсмен, что ли?

Надо же так влет угадать! Весело:

– Так точно!

– Лучше б ты алкоголиком был. Лучше иметь двух алкоголиков, чем одного спортсмена.

– Почему, товарищ капитан второго ранга?

– Потому что я за тебя служить буду, а ты будешь на сборах ряшку отъедать. Каким видом-то хоть занимался?

– Всеми подряд.

– Уйди, – скривился старпом, – убью!

Он знал, о чем говорит. Через два часа после моего легендарного прибытия на флот меня уже отыскал врио флагманского физкультурника – временный флагманский «мускул».

– Плаваешь? – спросил он.

– Да! – ответил я.

– Только честно, а то тут один тоже сказал «да». Я его поставил на четыреста метров, так еле потом уловили с баграми. Значит, так! Будешь участвовать в офицерском многоборье, там плаванье, бег полторы тысячи, стрельба и гимнастика.