Ника Ракитина - Крипт

• Название: Крипт
• Автор: Ника Ракитина
• Жанр: Фэнтези

О том, как два дона, пробуя поделить одну девушку, делали революцию.

---

— Он же… говорил, что ты маленькая еще. Что к отцу тебя пока отправил.

Майка зарыдала взрослыми злыми слезами:

— Маленькая! Да отец просто не знал ничего. Дома его нет. Я и сбежала. До Настанга добралась и в трактире у ворот плясуньей стала. Все ждала, что встретимся. Я-то его узнала сразу, как вошел. Все боялась, что и он… глаза прятала. А он…

— А он?

— Не признал, — Майка легла на скамью, вытянулась, облегченно вздохнула. — Потом все деньги совал в руку. Успокаивал, что с первого раза ничего, ну, детей не бывает. Злился, что не сказалась. Будто я на грудь плакат должна вешать: «девушка».

"Плакат" Сабина пропустила мимо ушей. У графских дочек всегда причуды. Майка целый мир выдумала, совсем не такой, как здесь. И будто всегда там жила, а сюда попала через крипт под Твержей. А теперь любовь эта вот…

Руки же привычно делали дело.

— Ой!..

— Терпи. С доном была — не плакала.

— Плакала, — шепотом призналась Майка. — Ой, Сабинка, больше ни с кем никогда…

— Погоди, еще понравится.

— Нет!

— Все, закончила… в тягости ты.

Майка зажала рот ладонями. Глаза у нее стали круглыми.

— Вставай.

— Мамочка…

Ведьма взяла подружку за плечо:

— Вытравлю плод. Посидишь в кипятке с горчицей. Травок попьешь. Грех отмолится. Ты молодая — потом еще нарожаешь.

— Н-нет.

Сабина пожала плечами:

— А что будешь делать?

— Рожу!

— Вот дуреха! — ведьма схватила подружку за руки. — Ты хоть отцу скажись. Своему или этого, — положила ладонь на девчонкин живот.

— Нет! Они друг друга убьют, и он все равно на мне не женится!!

— Дуры мы, — ведьма покачала головой. — Отдаемся — и думаем: узнает про ребятенка — помягчеет, тут же под венец поведет.

— Я так не думала. Я люблю его. Понимаешь?!..

— Ага, любишь. Так любишь, что готова дитя родное в рабство отдать.

— Я не…

— Не знаешь? Что, по закону, если не в святом браке родится — сразу раб?

Майка схватилась за левую руку повыше локтя. Губы ее дрожали.

— Раб?

— Ну да, — хмуро сощурилась Сабина. — На чьей земле родился, тот и хозяин. Элайя мой… хозяин этому возмущался, но сразу все не переделаешь.

— А это… чья земля?

— Городская вроде. А княжество — Кястутисское.

Сабина поджала губы:

— Прости, у нас тебя оставить не могу. И так соседки косятся, что у священника живу молодая, незамужняя. А если еще и ты…

Майка натянула на голову свой старушечий платок:

— Да, Сабинка… пойду.

— Дура набитая! — ведьма подхватила полотенце, замахнулась. — Ивару в ноги пади.

— Нет! Все равно Борька не женится.

— Ты дослушаешь меня? — переспросила ведьма холодно. — Или мне самой князю сказать? Он тебя под землей найдет, с того твоего света достанет.

Майка отвернулась к стене, закрывая лицо руками, проговорила глухо:

— Сабинка… пожалей… и так я… Повеситься пробовала — веревка оборвалась. Из окна кинулась — за слив зацепилась, повисла. Все из-за Кольца проклятущего. И не снимешь! Я бы палец секанула, да крови страшно!..

Лицо ведьмы залил сливовый неровный румянец.

— Ты не о Боларде — о сыне думай. Ты в ноги князю пади да скажи, что любишь. Он с тобой повенчается, и сын родится не рабом — княжичем. Один раз кровать перетерпишь, небось, не развалишься. Я тебе пузырек с кровью дам — под себя выльешь. Ну, соглашайся!!

— Н-нет…

Глава 41.

1492 год, сентябрь. Настанг, Южный тракт.

Сабина испытывала ликование. Она вернулась к Ивару. Пусть Майкиной служанкой, тенью, пусть нянькой их будущих детей. Пусть! А там сложится. Ей, Сабинке, терпения не занимать… Да она и прямо сейчас могла бы вместо Майки взойти на брачное ложе — девчонка бы только рада была. Но Ивар любит. Он даже в полной темноте: по запаху, по прикосновению волос и кожи почует подмену. Нельзя… Ведьма горестно прикусила губу, проходя по внутренним дворам Твержи, впечатывая в замковые булыжники квадратные каблуки. По-хозяйски. Следом летел, завиваясь вокруг ног, отставая и догоняя, синий шелковый подол. Больших высот достигла девка, чтобы шелка носить.

— Сабина-а!!

Голос шел из-под земли. Ведьма споткнулась. Она узнала его — голос Гражины, и ей стало страшно.

— Сабина! Наклонись. Незаметно. Сделай вид, что башмак поправляешь.

Повинуясь хриплому повелительному шепоту, идущему из окошка у самой земли, ведьма наклонилась, делая вид, что подтягивает на туфле пряжку. Скосила глаза. Увидела Гражину — постаревшую, страшную, в кожаном ошейнике, от которого в глубину каземата тянулась цепь. Монахиня же, не теряя времени зря, сквозь решетку костлявыми пальцами вцепилась Сабине в запястье.

— Отпусти!..

— Помоги… мне…

И ведьма поняла, что возвращенные волосы ничего не значат. Что она боится Гражину по-прежнему. И даже сильнее. Так и застыла в полусогбенном неудобном положении, боясь дышать.

— Посмотри: стражи нет?

Сабина повертела головой:

— Нет.

— Верно, — оскалилась монахиня, — чего им меня бояться? Что это все бегают, как коты угорелые? Даже мне кусок лишний поднесли…

— Свадьба.

— Чья? Молчи! Не иначе, братец полоумный женится. А на ком?

Ведьма дернулась, но рука так и осталась в плену; ноги подкосились, и Сабина, не жалея юбки, села на пыльные "кошачьи лбы".

— На графине Эйле.

Гражина хихикнула:

— Викторова выб… графиня!.. Та, что брата из могилы вытащила? Ну, следовало ожидать. И к лучшему. Вытащи меня отсюда.

— Нет.

— Нет? — Гражина приподняла брови. — Тогда я тебя прокляну. Умирать стану — прокляну.

Сабину заколотило. Предсмертное проклятие имело особенный вес, она это знала, и Гражина знала, что она знает. Монахиня мелко рассмеялась:

— Думаешь, волосы вернула — и свободна? Не-ет… Никогда ты не будешь свободна… Да и я. Мы одной крови.

— Что?

Гражина смеялась уже вслух, точно безумная. Хорошо, в этом закуте, где сквозь булыжник прорастала желтая осенняя трава, некому было ее услышать.

— Ты ведьма — и я. Мы одной, вайделотской, крови.

— Как это?

— А так, — Гражина устала висеть на левой руке и сменила ее на правую. — Вайделоты служили бесам, что были до Единственного: Верпее-пряхе, Зничу-громовнику, Сваргу-кузнецу… Все равно как священники. За то нашей крови особая власть дадена. Бесовская власть. Разве может простой человек с ужами запанибрата разговаривать? Яды чуять? В воде дышать?

Сабина замотала головой. Гражина оскалилась:

— То-то же! Все мы такие: и ты, и я, и мой братец. Без этого он бы разве консулом стал?.. Отмолить этот грех хотела, а теперь помру — не дано. И тебе не дам.

— К-как… п-помочь?..

— Слушай, — почти в ухо зашептала монахиня, — ты ведьма, так зелье свари. Первое — чтоб за мертвую меня приняли. Я перед кончиной проситься буду — чтобы в Паэгли, в родовой склеп свезли. Ты перейми по дороге, обмани стражу, твое дело, как. И противоядием напои. Поняла?!..

— Д-да. Да!

— Жизнью брата моего клянись, что исполнишь, дура! И чтоб не позже полуночи с зельем была!

* * *

Взыграли ли в богомазе верноподданнические чувства или вышло случайно, но сходство Спаса с Иваром было необычайным. А еще великого дара оказался богомаз, нарушивший все каноны, по каким рисуют крестовоздвиженье. Выполненное темными тонами знаменье по сырой штукатурке занимало арочный проем над боковым приделом. Косой крест парил на фоне закатных облаков. Висел по одну его сторону ветошок, по другую пробивалось солнце и скорбели ангелы с опущенными цветными крыльями.

Леса еще не сняли. Ветер, залетающий сквозь расколоченные оконца под куполом, мотал хрустальный хорос, горстью швыряя тени. И казалось, от сквозняка шевелятся темные волосы распятого и бегут по знаменью нарисованные облака. Майка застыла с приоткрытым ртом, глаза следили за тенью от качающейся цепи хороса. А сзади цепным сторожем замерла Сабина, не позволяя убежать.

Не по-осеннему жаркий день завершался грозой. Сверкнула в проемы молния, озарив собор синеватым светом, и почти сразу ликующе шандарахнул гром. Так, что немногочисленные люди в нефе пригнули головы.

Дернулись, лязгнули двери. Опрокинулась, покатилась по мозаикам цветочная ваза. Вздрогнули цветочные гирлянды, протянутые между колоннами. Золотые головки свечей в паникадилах заколебались, поникли под порывом ветра, многие погасли. Иконы потемнели в своих золотых окладах, приобрели недовольное выражение. Майка передернула нагими плечами. Опустила голову. Ивар стоял напротив нее — под знаменьем — в темной одежде, над которой призрачным пятном плыло лицо. Ветер шевелил прижатые короной волосы. Резкие сполохи освещали перекрестье рамы за спиной. Майка сдавленно охнула. Но тут мужчина шагнул вперед, и наважденье пропало.