ФЕЛИКС КАНДЕЛЬ - ОЧЕРКИ ВРЕМЕН И СОБЫТИЙ ИЗ ИСТОРИИ РОССИЙСКИХ ЕВРЕЕВ

• Название: ОЧЕРКИ ВРЕМЕН И СОБЫТИЙ ИЗ ИСТОРИИ РОССИЙСКИХ ЕВРЕЕВ
• Автор: ФЕЛИКС КАНДЕЛЬ
• Жанр: Религия: иудаизм

---

Во время войны при императорской Главной квартире - штабе русских войск - неотлучно находились два еврея: Зундель Зонненберг и Лейзер Диллон. Они имели официальные звания - "депутаты от еврейского народа", выполняли разные поручения по связи с кагалами, передавали им правительственные распоряжения и ходатайствовали за своих единоверцев. В 1814 году, на аудиенции, Александр I обещал депутатам облегчить участь еврейского народа и "соизволил выразить еврейским кагалам свое милостивейшее расположение". Намерения императора были, очевидно, самыми наилучшими, но его политика не соответствовала его намерениям.

После войны евреям-купцам запретили приезжать на ярмарки во внутренние губернии, и даже российские купцы не могли торговать там еврейскими товарами. В Могилевской и Витебской губерниях евреям запретили "разъезжать в селениях для продажи товаров". "Во всех великороссийских губерниях" их перестали допускать к винокурению и продаже водки, но когда губернские власти сообщили в Петербург, что без евреев-винокуров останавливаются заводы, действие этого указа отложили "впредь до усовершенствования русских мастеров". Затем запретили евреям селиться в Лифляндии и в Курляндии, в Астраханской губернии и в Кавказской области, и не позволили даже иностранным евреям водворяться в России, чтобы положить предел "чрезвычайному размножению еврейского племени".

Евреи черты оседлости были обложены податями, городскими и местными налогами, а поселившиеся на частных землях несли еще разные повинности в пользу землевладельцев. Многие не могли выплачивать свою долю, и кагалу приходилось прибегать к раскладке, то есть заставлять более состоятельных платить за неимущих, потому что вся община отвечала за бесперебойное поступление налогов в государственную казну или в карман землевладельца. В Витебске, к примеру, "богатые" члены общины платили за пятерых неимущих, "средние" - за троих, а все остальные считались "бедными'Ч Чтобы собрать необходимые суммы, кагалы вводили косвенный налог - так называемый коробочный сбор, которым облагались, в основном, убой скота, резка птицы и продажа кашерного мяса. Но денег на покрытие расходов постоянно не хватало, и нередко коробочный сбор взимали с заработка ремесленника, извозчика, мелкого лавочника и шинкаря; с доходов от сдачи в наем домов и амбаров; с приданого невесты; при венчании и расторжении браков, за вынос тела и погребение; брали даже с выигрыша бильярдистов - "авантажа с бильярда".

Нищета еврейского населения была невообразимой. В Могилевской губернии одна треть его не имела никаких средств к существованию. В Витебской губернии, сообщал губернатор, всех евреев "можно считать совершенно неимущими". Белорусский генерал-губернатор докладывал, что они "большей частью бедные, едва снискивающие себе пропитание", а министр финансов России заявил, что промыслы евреев "вообще совершенно недостаточны к прокормлению сего народа". В одной только Подольской губернии недоимки евреев составили полтора миллиона рублей, да и в других местах дела обстояли не лучшим образом. При каждом кагале кормилось огромное количество нищих, которых не записывали в ревизские списки, чтобы не платить за них подати. Этих людей - стариков, больных и детей - обнаруживали при очередных ревизских проверках, и лишь в 1818 году их насчитали около ста тридцати тысяч душ. Даже в богатых семьях сбережения редко держались несколько поколений: наследство дробилось между детьми, внуками и правнуками, и недаром говорили тогда - "еврейское богатство с ветром приходит и с дымом уходит". И еще говорили: "На пути к заработку и кони не двигаются, и колеса не вертятся".

В 1821-22 годах после засухи и неурожаев был сильный голод в Белоруссии. "Брестские евреи умирали, как мухи, - писал исследователь, - а крестьяне из Белоруссии забегали даже в Ярославскую губернию, ища насущного хлеба". Местное дворянство тут же обвинило во всех бедах евреев-арендаторов и шинкарей и предложило выселить их из сельских местностей, потому что евреи, будто бы, "доводят крестьян до разорения". И тогда новый царский указ повелел до первого января 1825 года переселить их из деревень в города и местечки.

Началось очередное выселение. Теперь уже не боялись, как это было перед войной, "ожесточить сей уже до крайности стесненный народ", и за короткий срок выдворили из деревень десятки тысяч человек. Их безжалостно изгоняли из тех мест, где они прожили уже не одно поколение, но идти было практически некуда. Городские жители, разоренные войной и неурожаями послевоенных лет, не могли существенно им помочь. "Евреи, - отмечал исследователь, - стекались зимою в города и местечки почти в рубищах, помещались по пятнадцати человек в одной комнате, задыхались от недостатка воздуха, иные жили на улице, на холоде, ютились в синагогах; между ними стали развиваться болезни и смертность". "Государь, - слезно молили в своем прошении велижские евреи, - от самого тебя ожидаем разрешения судьбы нашей", - а в это время очередной комитет, созванный для решения все того же вопроса, получил негласное указание - изыскивать "меры к уменьшению евреев в государстве".

Чтобы разместить выселяемых из деревень в нищих городских общинах, нужны были большие средства. Но в Петербурге считали, что это должно произойти "без всякого участия со стороны казны": раз еврейская религия требует, чтобы богатый помогал бедному своему единоверцу, то пусть о выселяемых заботятся сами евреи. Правительство выделило всего лишь пятьдесят тысяч рублей, а в это время - как сообщал виленский кагал - "более сорока тысяч… евреев принуждены были расположиться с малолетними детьми на дорогах, не зная, куда направиться, и в том печальном положении немалое их количество погибло от голода". Эти мучения огромного количества людей не принесли, в конце концов, пользы ни им, ни крестьянам, ради которых правительство и пыталось "обезвредить" евреев. Через двенадцать лет после этого власти официально заявили, что изгнание из белорусских деревень "разорило евреев, и отнюдь не видно, чтобы улучшилось от того состояние поселян". А витебский губернатор писал еще более откровенно: "Я убедился совершенно, что вывод евреев из селений… привел города к упадку, а крестьянина же, отвлекая от местожительства через частые из селения отлучки, повлек к сугубому разврату и бродяжничеству".

Во время неурожаев и голода в Белоруссии положение евреев стало совсем отчаянным. "Несчастные, голодные люди, - писал о них еврейский писатель Менделе Мойхер Сфорим, - исхудавшие и высохшие, - кожа да кости, пена на губах, впавшие щеки и жутко вытаращенные стеклянные глаза… Они рыскали повсюду, как затравленные мыши, в поисках съедобного, ничем не гнушались: трава - это тоже добро!…" Среди этих несчастных распространились слухи, что где-то там, на юге, возле Херсона ждет их "райская земля, плодородная и хорошая" и сытая, спокойная жизнь. Появилась даже песня об этом: "Знаете ли вы Херсон, что на берегу моря? Кто хочет изведать хорошую жизнь, пусть возьмет палку, суму и семью и отправится туда…" Спасаясь от голода и переселений в города, многие стали проситься в Новороссию, - но опять возник вопрос, за чей счет будет проведено это переселение. У кагалов не было денег, у правительства - тоже, а князь А.Голицын, ближайший друг и советник царя, заявил следующее: "Христиане не обязаны помогать евреям, а потому эту заботу должны нести сами евреи, по учению которых состоятельные люди из самых отдаленных стран делают складки для нужд своих единоверцев". С желавших переселиться брали подписку о том, "что они не будут требовать пособий от казны" ни в дороге, ни на месте поселения, но голод и нужда все равно гнали в путь, и около семи тысяч человек отправились в Новороссию на свой страх и риск: лишь бы поскорее добраться до "райских земель".

К тому времени еврейские колонии в Новороссии существовали уже второе десятилетие. "От эпидемий, голода, климата и прочих невзгод" там умерло с начала поселения около пяти тысяч колонистов. И тем не менее, "в каждой из еврейских колоний, - отмечал ревизор, - находится уже по несколько трудолюбивых и довольно устроенных хозяев". Эти поселенцы с успехом занимались земледелием, расширяли посевы и получали неплохие урожаи, но большинство в колониях кормилось случайными работами или разбредалось по окрестным городам и пряталось там от властей, чтобы их не вернули насильно. Трудности испытывали тогда не только еврейские колонисты, но и их соседи - немцы, болгары и сербы. Немцы просили у правительства помощи, болгары уходили из своих колоний, разоренные неурожаями и эпидемиями тех лет, а сербы-колонисты в отчаянии посылали властям угрожающие письма со многими грамматическими ошибками: "Мы будем сами семейства невинно порезать, а потом и сами себя убить, ибо семейства наши и так будут от голода помирать". Если до такого состояния дошли потомственные земледельцы, земледельцы от рождения, то чего же было ожидать от евреев-лавочников или от евреев-ремесленников, которые впервые встали за плуг?