Клод Сеньоль - Матагот

• Название: Матагот
• Автор: Клод Сеньоль
• Издательство: АСТ
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-012392-2

Зловредный майский кот… Зверь с семью запасными жизнями и семью временными смертями… Даже мертвый Матагот не совсем мертв. Тот, кто имеет Матагота, может спокойно умереть, зная, что Матагот продолжает ему служить верой и правдой.

Готическая повесть Клода Сеньолья о Матаготе — коте-колдуне из французского фольклора (явного прототипа Кот в Сапогах).

…Переплетение мистики и реальности, детали будничного крестьянского быта и магические перевоплощения, возвышенная любовь и дьявольская ненависть — этот страшный, причудливый мир фантазии Клод Сеньоля, безусловно, привлечет внимание читателей и заставит их прочесть книгу на одном дыхании.

---

Они спасались бегством!

Постель и пол были покрыты сплошным подвижным ковром. Я в свою очередь обратился в бегство, давя паразитов босыми ступнями, из-под которых брызгал холодный яд.

Во дворе я повернулся спиной к заре и принялся высматривать дымок из-под крыши или пламя, решив, что лишь пожаром на чердаке можно объяснить испуг и исход пауков.

Я не увидел ничего тревожного. Но заметил, что из всех щелей в стенах лезла нечисть.

На земле она собиралась в отвратительные когорты и уходила в ночь, в самые дикие уголки леса, прочь от деревни.

Через полчаса в Ардьер не осталось ни одного насекомого.

И тогда две жабы, сидевшие под каменным порогом и служившие как бы ночными консьержками, отправились вслед за пауками; гнусные мешки с гноем сотрясались от страха, прыгая на неумелых, но быстрых лапах.

Вдруг стены кухни, куда я вернулся в отрешенном состоянии, вздрогнули как бы от внезапного объятия — словно все здание зажало в тиски.

Балки затрещали; дверь заскрипела, а пол задрожал так явственно, что я немедля выскочил наружу, опасаясь, что крыша рухнет мне на голову.

Однако ферма уцелела, несмотря на то что ходила ходуном от давления невероятной силы, пытавшейся разделаться со зданием.

Но меня не оставляло ощущение, что мне ничего не угрожает.

Затем под ногами прокатились медленные волны землетрясения. Я пошатнулся — волны стекались к Ардьер, достигали фермы и с силой били по ней.

Кладка в последний раз заскрипела. Послышался оглушительный раскат грома, но он не сопровождался разящей молнией.

Позади меня раздалось призрачное мяуканье, столь агрессивное и одновременно страдальческое, что волосы мои встали дыбом.

Кто-то пытался задушить невидимое животное.

Не сомневаясь в существовании незримого существа, я бросился к навозной куче, откуда, казалось, доносилось мяуканье.

Звуки стихли раньше, чем я оказался поблизости, а потому мне не удалось определить точно, откуда исходило мяуканье. Животное, похоже, бродило чуть дальше, в непроходимых зарослях крапивы, еще одного враждебного растения, в изобилии произраставшего в Ардьер.

Я бросил поиски, почувствовав вдруг, что освободился от давившего на меня груза. Я ощутил легкость и свободу, все страхи покинули меня.

Безмятежность осенила Ардьер своими пуховыми крылами; на раны словно пролился целительный бальзам.

Напевая какой-то забытый мотивчик, я впервые с момента прибытия в Ардьер захотел поваляться на склоне с гнездом гадюк, которые, как я предполагал, навсегда покинули эти места.

VIII

Жанна Леу пришла к десяти часам, хотя я не ждал ее. Я был счастлив видеть эту женщину, поскольку вновь мог удовлетворить ее любопытство.

Но она принесла еще более удивительную новость.

— Кордасье… Кордасье… — Волнение Жанны, не утихшее и после нескольких километров ходьбы, мешало ей выложить то, что она собиралась сообщить о владельце фермы Ардьер.

Наконец я узнал:

— Умер Кордасье!

И Жанна принялась пересказывать историю его кончины. Я слушал, испытывая головокружение.

— …Незадолго до рассвета, еще во сне, он начал стонать от боли — подробностями поделилась жена, излагавшая их всем и каждому, словно хотела отделаться от них. Потом принялся ворочаться, сбивая простыни в комок, а причитания его делались все пронзительней. Наконец он проснулся и понял, что кошмар ему не снится. Кордасье попытался встать, но рези в животе опрокинули его, он лег набок, прижал ноги к брюху, а руки скрестил на груди, чтобы справиться с муками… Изо рта его лилась зеленоватая пенистая слюна, липкая и тошнотворная… Кордасье бормотал в бреду, упоминал какого-то «Безебута», произносил множество непонятных слов… Утверждал, что ему в брюхо засунули третью складку злой ночи… Шептал, что его протыкают иголками, которым дали заржаветь в трупе ненавистного врага, болтал невесть что, то стонал, то выл от приступов адской боли… Кожа его из белой сначала позеленела, а из зеленой почернела!.. Никакое питье не помогало. Все выходило обратно, Кордасье жаловался, проклинал, бранился!.. Так он болтался между жизнью и смертью целых два бесконечных часа, а потом покинул мир живых, выкрикнув напоследок жуткие проклятия…

Кордасье ушел громогласно. Я не спросил у Жанны Леу, в какой час он расстался с душой.

Поскольку сам мог его назвать с точностью до минуты.

— …Прикативший из города врач опоздал. Он ни секунды не колебался — Кордасье отравили. Скорее всего, грибами. Но очень медленного действия — они делали свое черное дело часами, даже днями, никак не проявляясь. Отрава была такой гнусной, что труп немедленно начал разлагаться и исходить невероятным зловонием. Его спешат похоронить. Похороны состоятся сегодня вечером. Старому Говию едва хватит времени вырыть могилу поглубже, чем для обычного покойника, который так не пахнет.

Жанна помолчала и решительно добавила:

— Грибы… и Брюлемай! Лес, грибы, лесоруб — все цепляется друг за друга! Но как предъявить обвинение достигшему своей цели мерзавцу, а?..

Я больше не слушал… Образ пресмыкающегося, который сложился у меня при первой же встрече с Кордасье, обрел форму и с силой кружил меня вокруг Ардьер… Самые разные предположения вихрем проносились в моей голове, но я не желал разбираться в них, чтобы проще было отбросить невозможную возможность: Кордасье являл собою двойственную натуру — его земли и дом чувствовали и реагировали, как он сам!..

— Каменные уши… — серьезным тоном повторила Жанна Леу.

И мне вспомнились другие случаи отождествления человека с растением или минералом. Ардьер, тайное «я» талантливого колдуна, где он мог держать любимых животных, связанных с ним таинственной нитью!.. Ардьер — вторая ипостась хозяина!.. Нет, мое воображение слишком разыгралось… Нет.

Сама того не желая, Жанна Леу вернула меня к здравому смыслу.

— Как же так, — жалобно запричитала она. — Кордасье позволил отравить себя как младенца! Я все же считала его посильней и…

И «неуязвимей» — хотела сказать она, но не нашла подходящего слова.

Однако Кордасье не утерял силы, хотя и перестал дышать. Он ока зался невероятно сильным!

IX

Я отправился в деревню сразу вслед за Жанной. Там царило оживление, которое неизменно вызывает добрая или злая смерть. Завидев меня, люди внезапно замолкали и подозрительно смотрели в затылок, но не как на чужака, а как на постояльца Кордасье.

Я направился в дом владельца Ардьер. У входной решетки стоял накрытый черной скатертью стол с сосудом со святой водой и веткой самшита внутри. Витая свеча, оплывающая на один бок, призывала к смиренному прощению усопшего, неважно, был он верующим или нет. Благословения раздавались именно здесь. И это к лучшему, ибо едкая вонь от Кордасье стояла повсюду — и в доме, и в саду.

Пока я произносил слова утешения вдове, которая еще не знала, счастлива она или нет от утери своего странного супруга, до моего слуха донеслось смутившее меня замечание:

–.. Пойми, некоторые злонамеренные покойники могут оставлять среди нас, живых, гнусный росток злобы, который прорастает, набирается сил и отравляет нашу жизнь, хотя тот, кто его посеял, уже умер… Интересно, что оставил нам этот!..

* * *

Новым неожиданным событием с тяжкими последствиями оказалось вынужденное посещение во второй половине дня столярной мастерской Альбареда, когда я уже издали попрощался с телом Кордасье.

Меня словно вынудили — иначе и не скажешь — отправиться к дикому и молчаливому мешку с мокрыми отрубями, каким был местный столяр.

О его драме, сообщенной мне Жанной Леу, я расскажу в другом месте; сейчас не время нарушать ритм данной истории.

Короче, в связи с трагической гибелью любимого существа Альбаред, всегда пребывавший в печали и живший вне мира сего, стал настоящим молчальником.

Превратившийся в глазах других в ходячего мертвеца, он работал лишь ради пропитания, ради тарелки супа. Молчание свило гнездо в его теле и спало там, не производя ни звука.

Если столяра надо было пробудить ради работы, следовало действовать необычным образом. То есть ничего не говорить. Вы входили в его мастерскую, не здоровались, садились где-нибудь у него на виду и продолжали упорно молчать, глядя, как он мастерит.

Мало-помалу ваше вызывающее молчание достигало цели: раздраженный Альбаред скрипел глоткой, что означало вопрос. Тогда вы спрашивали, может ли он изготовить то или иное. Столяр выдавливал «да» или «нет», и в зависимости от его ответа вы уходили удовлетворенным или разочарованным.

То, что произошло в этот день, меня потрясло — впрочем, и должно было потрясти. Не знаю почему, но я пошел по травянистой дороге мимо мастерской Альбареда. Дойдя до нее, я остановился и стал ждать, хотя ждать было нечего. Позже, анализируя события, я пришел к убеждению, что не случайно для нас обоих Альбаред, прижавшийся бедром к верстаку и строгавший рубанком доску, окликнул меня…