Владимир Востоков - Ошибка господина Роджерса

• Название: Ошибка господина Роджерса
• Автор: Владимир Востоков
• Издательство: Военное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1985

В книгу вошли две повести: «Последняя телеграмма» — о героизме советского разведчика, действовавшего в годы войны в одном из городов фашистской Германии, и «Ошибка господина Роджерса» — о работе советских чекистов по разоблачению и обезвреживанию иностранных разведчиков. Время действия повести — послевоенный период.

---

Что же это такое? Неужели меня начал преследовать страх? Или это простая случайность?

Разбитый и подавленный, я вернулся домой с пустыми руками.

— Где же ты был? — удивилась жена. — А хлеб?

— Бородинского нигде нет, — соврал я.

— Господи, ничего попросить нельзя. Купил бы любой.

— Я пойду… Мне пора на работу.

— А завтракать?

— Уже опаздываю, — проворчал я.

— Нельзя и слова сказать. Обиделся… — по-своему все истолковала жена. — Теперь буду чувствовать себя виноватой…

Я шел на работу без всякого энтузиазма. Настроение было скверное. Никого мне не хотелось видеть, ни с кем не хотелось разговаривать. Не то что в тот раз…

Когда я вошел в контору, навстречу поднялся Савельев.

— Привет, старина. Рад тебя видеть целым и невредимым, — произнес он, крепко сжимая мне руку.

— А что со мной могло случиться? — Сделав безразличное лицо, я пожал плечами.

Что за чертовщина? О чем это он? Неужели он о чем-то догадывается? Ерунда. Нервы.

— Там трамвайщики бастуют, вдруг тебе пешком пришлось ходить, а это небезопасно в условиях современного капитализма. Ясно? — На лице у Савельева расплылась широкая улыбка.

— Доморощенный остряк… — пробормотал я.

— Ладно. Не сердись. Как там?

— Бери. Тебе. И отстань.

— Что это?

— Марки.

— Думаешь этим отделаться? Рассказывай.

— Потом, потом, — немного раздраженно говорю я,

— Что-нибудь случилось?

— Ничего. Извини. Еще в себя не пришел.

— Ладно. Потерпим, говорит Савельев, раскрывая конверт с марками. — Может быть, с приездом по единой?

— Потом.

Я стоял и смотрел, как он с неподдельным интересом рассматривает марки, молча шевеля губами. В эти минуту для Савельева ничего больше не существовало. Я знал это. Можно позавидовать! Спокойное, доброе лицо. Значит, и на сердце спокойно.

— Спасибо… — говорит он. — У меня таких нет. Удачно выбрал.

— Выбрал! Я специально попросил филателиста продать редкие марки. Вероятно, они были подобраны хорошо, со вкусом.

— Теперь можно похвастаться… — продолжал Савельев. — Можно даже кое-кого удивить.

Пришла Катя. Поздоровались. Помолчали. Немного повертелась и ушла. Заглянула тетя Маша. Кивнула мне головой и закрыла дверь. Пришла Фаина. Пыталась задержаться и поболтать, но, поняв мое настроение, удалилась.

С трудом досидел я до конца рабочего дня. Савельев уже не приставал с вопросами. Катя смотрела на меня исподлобья. На этот раз я приехал без подношений. Она поняла это по-своему: жмот. Чем больше богатеет человек, тем становится жаднее.

Ушел я пораньше.

Но не сразу двинулся домой. Кружил по улицам и неожиданно остановился перед огромным зданием на Лубянке.

«Когда же? — решаю я. — Может, сейчас?» Но, подумав, опять откладываю на завтра, а в глубине души понимаю, что завтра будет то же самое.

Из дневника Марины

«Наконец-то приехал наш заграничник. Много было радости и суетни. Не было только ее у меня… И я решила, как говорится, в упор поговорить с отцом. Вскоре разговор состоялся. Шел он, естественно, вокруг дяди и Роджерса. Беседа была долгая, нервная, порой она проходила на высоких нотах. И чем больше горячился отец, неуверенно и путано отвечая на мои вопросы, тем больше я утверждалась в мнении, что с ним что-то произошло.

Он так толком и не объяснил, чем же все-таки болел дядюшка, да и болел ли. То он вначале сказал, что дядя лежал в больнице и его встретил Роджерс, а потом вдруг получалось, он оказался в отъезде по делам и объявился позже. Убеждал меня, мол, я неправильно его поняла. Теперь о Роджерсе. То он его видел мимолетно, то вдруг часто оказывался с ним в разных местах. Я не почувствовала прежнего благоговения отца к нему. Скорее всего, наоборот. Роджерс вызывал у него раздражение, и он неохотно касался его персоны. С одной стороны, это хорошо. А с другой — почему вдруг такая перемена? Так ничего толком и не выяснила. Одно для меня понятно: отец на этот раз вернулся из своего вояжа каким-то не таким, не своим, что ли… Его явно что-то тяготит, беспокоит. Ни с того ни с сего начинает кричать, потом смотрит виновато. Но я тоже хороша. Срываюсь, грублю, читаю мораль. А надо бы как-то добрее, деликатнее, что ли. Может, виноват Виктор? Последнее время, когда он приходит к нам, нет прежней простоты и естественности. Отец смотрит исподлобья или, наоборот, начинает лебезить. Противно! Когда дома плохо, никого и ничего не надо. Скорее бы кончить, попрошусь на Камчатку, а там куда-нибудь в глухой район. Сразу самостоятельная жизнь…»

Страх

Посылки стали приходить реже. Инициатором этого был Роджерс. Он тогда как бы вскользь сказал: «Не надо привлекать к себе внимание. И заниматься спекуляцией».

После этого и было решено не злоупотреблять пересылкой «барахла».

Марина заметно повеселела. Возможно, она думала, что у нас с братом была размолвка. Этим и вызвано мое плохое настроение.

Да, я не знал, куда себя деть.

Я носился с тюбиком «Поморина» — будь он трижды проклят! — как сумасшедший. Вспомнив о приеме «путать следы», которому меня учил Роджерс, я приобрел с десяток тюбиков. Я их рассовал в самые различные места квартиры. К «Поморину» должны в доме все привыкнуть, чтобы на него не обращали внимания.

Жена однажды даже схватилась за голову:

— К чему такой запас?.. По-моему, паста у нас находится даже под подушкой.

Наверное, перебрал я.

Неожиданно на неделе позвонил Иран Петрович Фокин…

Я заикался, городил какую-то чепуху. Марина, проходившая мимо, с удивлением посмотрела на меня, но ничего не сказала.

— Рыбалка? — переспрашивал я.

— Ну конечно… Вы плохо слышите? Я перезвоню…

На секунду был сделан перерыв. Я мог немного собраться. Но от нового звонка все равно вздрогнул.

— Да, да… Теперь лучше… — сказал я.

— Ну вот… — обрадовался Фокин. — Продолжаю… У меня выпадает редкий день. Что вы думаете насчет рыбалки?

Я стал путано ссылаться на свою занятость…

Мне же хотелось, чтобы домашние слышали эту чепуху. Какая там у меня занятость! Потом я что-то брякнул о головной боли. Господи… Надо просто сказать, что согласен, и все.

— Не узнаю вас, Алексей Иванович… — пробасил Фокин. — Вас подменили. Отказываться от рыбалки в такие дни!.. Простите меня, но это грех…

В голосе послышалась обида. Я спохватился:

— Вы правы… На свежем воздухе все пройдет.

— Вот это уже другой разговор…

— Тем более что я вам привез новый спиннинг.

— Алексей Иванович… — растроганно произнес Фокин. — Ну зачем?.. Это же дорогое удовольствие.

Чувствуется, что самому-то ему было приятно.

— Испытаем завтра…

— Большое, большое вам спасибо…

И этому человеку я готовлю подлость… Когда я вошел в комнату, жена подозрительно меня осмотрела.

— Ты действительно плохо выглядишь… Побледнел… Обратился бы к врачу.

— Пройдет, — небрежно бросил я. — Побуду на свежем воздухе, все войдет в норму.

Но этот день на свежем воздухе дорого мне стоил. Я не мог спокойно разговаривать с Фокиным, смотреть ему в глава. А он ничего не подозревал, как ребенок, радовался спиннингу, хорошей погоде, моему соседству.

«А если все ему рассказать?» — мелькнула у меня мысль. А Виктор и Марина? Что будет с ними? При мысли об этом судорога прошла по моему телу.

— Что с вами? — участливо спросил Фокин. — Вы побледнели. Опять голова?

— Да, немного закружилась.

— Это от переутомления. Пройдет. Посидим у водички.

Хорошо, что рыбная ловля требует тишины: мы сидели молча, но от мыслей-то никуда не денешься. Перебирал множество вариантов, выискивая выход из своего невероятно сложного положения.

Допустим, я завтра… Нет, в понедельник, послезавтра, все-таки пойду туда… Пойду и расскажу. Я же ничего пока не сделал страшного. Я просто попал в беду. А что за этим последует? Трудно даже себе представить…

Мне вдруг пришла в голову шальная мысль — вышвырнуть проклятый тюбик «Поморина» и обо всем забыть…

Нет… Они не забудут. Роджерс отыщет меня. То, что он пообещал мне за разоблачение, не простые слова.

Я покосился на Фокина. Даже не представляет, что сидит рядом с врагом.

Враг…

Это слово все чаще и чаще приходит мне на ум. Ведь это так, и никуда не денешься.

С величайшим трудом дождался я вечера. Разумеется, ничего не поймал.

— Ну, вы совсем раскисли, Алексей Иванович. Я уже переживаю, что вытащил вас из дому… — сказал Фокин.

— Ничего… Ничего… — успокоил я.

Обычно после рыбалки я дома засыпал как мертвый. Но теперь лежал, закрыв глаза, и все думал, думал. Издалека донесся приглушенный разговор.