Ли Юй - Двенадцать башен

• Название: Двенадцать башен
• Автор: Ли Юй
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1985

В книгу «Двенадцать башен» выдающегося китайского писателя, прозаика и драматурга XVII века Ли Юя (1611—1679) вошли его лучшие произведения, написанные в жанре городской повести: любовные новеллы, семейные драмы, плутовские повествования, сатирические обличительные рассказы. Они познакомят читателя с бытом и нравами Китая той поры.

На русском языке все произведения публикуются впервые.

---

На первые строки Гуань не обратил внимания, но слова о «великой церемонии Ли» заставили его призадуматься. Свято почитавший ритуал, он не смел отказаться от приглашения и на следующий день отправился с визитом к новому родственнику. К его удивлению, в доме Лу оказался инспектор Ту. Хозяин дома предложил гостям занять почетные места на специально расстеленных по этому случаю циновках. Сам Лу, как и положено хозяину, занял «низкое» место[52]. Он совершил четыре поклона, повернувшись к гостям, а потом еще четыре низких поклона перед Гуанем.

— Первые четыре поклона — это в честь заключения брака, — промолвил он. — И еще я хотел принести вам свои извинения. Если в чем-нибудь я и виновен, прошу вас, почтенный родственник, явите ко мне снисхождение.

— Я ведь знаю, что вы терпеть не можете всяких церемоний. Что же нынче их развели? — удивился Гуань. — Или решили уподобиться мне?

— Посмею ли я? — вскричал Лу. — Нет, все дело в том, что с того памятного дня, дня помолвки, я совершил немало прегрешений. Столько натворил бед, что и не счесть? Но поскольку мы породнились, я прошу у вас снисхождения. Как говорится в пословице: «Если сын оскорбит отца, его наказывают батогами». А ведь мы теперь родственники — свояки. В общем можно считать, что я принес вам свои извинения! А теперь ругайте, не ругайте — мне все едино!

Гуань ничего не понял и решил, что это обычная дань вежливости. В этот момент у входа в дом грянула музыка, раздался бой барабанов. В неистовом шуме невозможно было услышать не только собеседника, но и себя самого. От грохота, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки. Вдруг из соседней залы появились жених и невеста в сопровождении целой толпы служанок. Они встали на коврик и склонили головы, дожидаясь, когда наступит время совершать положенные поклоны. Слева от них стояла дочь Гуаня, жениха рядом с ней не было.

— Как ты смела встать на неположенное место! Ты что, правил не знаешь? Почему нарушила церемонию? Прочь отсюда! — громко крикнул Гуань, но его никто не услышал. Трое молодых людей хотели отвесить ему поклон, но Гуань отпрянул, пытаясь уклониться от подобного проявления вежливости. В этот момент к нему подбежали хозяин дома и инспектор Ту. Они схватили его и сжали, словно в тисках. Гуань не мог даже шевельнуться, стоял столбом, и трое молодых людей успели низко ему поклониться. Потом они удалились, и музыка стихла. Лицо Гуаня выражало полную растерянность.

— В чем дело? Почему моя дочь совершала брачные поклоны без жениха? Почему я должен принимать поклоны от вашей дочери и ее жениха? Что за странные правила? Что за порядки! Прошу объяснить!

— Не стану вас больше обманывать, сват! — сказал Лу. — Эта девушка — моя приемная дочь, а юноша — приемный сын. В то же время он и ваш зять, так как занимает в этом доме восточное ложе[53]. Поскольку нынче он выполняет тройную обязанность, ему положено трижды совершить четыре поклона, то есть всего двенадцать. Почетный сват, вы человек неглупый, неужели же вы до сих пор ничего не уразумели?

Гуань задумался, потом спросил:

— Что вы имеете в виду? Я и в самом деле не понимаю! Все как-то перепуталось! Скажите, наконец, чья нынче свадьба! Или мне все это снится?

— Помните, в своей записке я упомянул о сне, но этот сон придумал вовсе не я. Вспомните тот день, когда я в первый раз пришел к вам в качестве свата. Вы дали мне странный ответ, написав его на столе. Вот тогда сон и пустил свой первый корешок... Человеческая жизнь не что иное, как сон[54], сон же не есть нечто достоверное. А раз так, то любую свою промашку попытайтесь обратить себе на пользу. Так, например, давайте подведем сейчас к благополучному завершению весенний сон, который сегодня приснился...

Кажется, только теперь Гуань наконец уразумел, что произошло.

— Господин Лу, я считал вас порядочным человеком. Как же вы пошли на столь низкий обман, вместо того чтобы открыто, без утайки, рассказать о своих намерениях? К чему надо было заманивать меня в ловушку?

— В свое время я пытался вам объяснить, но вы, сударь, не дали мне вразумительного ответа, а отделались туманными намеками. Поэтому мне оставалось лишь прибегнуть к хитрости и нести всякий вздор. Не скрою, я обманул не только вас, но известным образом и вашу дочь. Верно, сударь, вы оказались в весьма нелепом положении. Каюсь, виноват! Но поймите, ведь я пренебрег собственными интересами ради ваших. Заметьте, во время брачной церемонии ваша дочь стояла слева от жениха, а моя заняла нижнее место. Вы понимаете, что это значит? Это значит, что ущерб потерпел ваш покорный слуга, сыгравший роль мошенника-свата, правда, достаточно благородного. Второго такого, как я, вы вряд ли найдете. Так что советую вам отринуть прочь обиды и явить снисхождение!

Гуань задумался. Выражение его лица смягчилось.

— Неужели юноша после моего отказа не мог найти себе другую невесту? — спросил он. — И зачем вам понадобилось брать его в приемные сыновья? У вашей дочери мог быть более достойный жених... Непонятно, почему надо было выдавать за него наших дочерей? Я уже не говорю о том, что во всей этой истории вы проявили непорядочность.

— Об этом лучше помолчим, — проговорил Лу. — Если вы начнете доискиваться причин, боюсь, сударь, не мне, а вам придется каяться в ошибках и класть мне четыре поклона.

— В чем я не прав? Объясните! — вскричал Гуань.

— Извольте! Суровые запреты, которые вы установили в вашем доме, лишили возможности влюбленных молодых людей видеть друг друга, и они заболели. Обычный недуг, как вам известно, настигает одного человека. Однако болезнь вашей дочери, подобно заразной хвори, перекинулась на второго и третьего. Подобно ползучей траве, она тянулась дальше и дальше. От вашей дочери она перекинулась на мою, а через какое-то время чуть было не унесла все три жизни. Чтобы спасти свою собственную дочь, я вынужден был прежде всего вылечить вашу. От нее зависела жизнь моей дочери. И тогда я подумал: почему бы не соединить их всех вместе? Может быть, это и явится для них лучшим целебным средством! Вот подлинная причина этого не совсем обычного брачного союза... Извините, вы спросили меня, и я рассказал вам все начистоту!

На лице Гуаня отразились растерянность и испуг. Чтобы не пропустить ни единого слова Лу, он придвинулся к нему совсем близко. А господин Лу все говорил и говорил. Опасаясь, что Гуань может превратно истолковать его слова, господин Лу в подробностях поведал историю об отражениях в воде и о тех чувствах, которые возникли у молодых людей, о клятве верности, которую они дали друг другу. Он не упустил в своем рассказе ни единой детали. Лицо Гуаня стало серым от гнева, и он обрушил проклятия на дочь.

— За что вы ее проклинаете? Чувство любви неподвластно человеку. Что же до вашей дочери, то она являет собой образец целомудрия и верности долгу. Кстати, здесь сказалось воспитание. Нынешний брак — дело свершенное. А коли так, то и говорить не о чем.

— Увы! История эта произошла оттого, что я не сумел как надобно управлять семьей. Всю жизнь я всуе болтал о праведном пути жизни, однако совершенства так и не достиг... Пожалуйста, налейте мне вина! За свои прегрешения я должен выпить, по крайней мере, три чары подряд! Потом я буду к вашим услугам.

— Почтенный сват, это вовсе не ваша вина. Так уж повелось, что наши устои жизни предусматривали лишь правила, а ведь бывают и исключения. В нашей истории речь как раз идет об исключениях. Отражение, с которого все началось, — нечто призрачное, не плотское. Так стоит ли вам волноваться? Боюсь только, что желающий укрепить свою семью, узнав хитросплетения нашей истории, примет меры предосторожности, причем не только против формы, но и против призрачного ее отражения.

Сказав это, господин Лу повернулся к другому гостю, инспектору Ту.

— Истинное и ложное, почтенные господа, в ваших действиях очень схожи. Вы оба склонны к крайностям. Если бы вы, любезный мой Ту, воспитали вашего отпрыска чуть построже, он не дерзнул бы совершить столь безрассудный поступок. Правда, тогда не случилось бы и нашей чудесной истории. Полагаю, что вред, который вы причинили сыну, превосходит то беспокойство, которое он вам доставил. И вот что еще мне хотелось бы сказать. То, что ему нынче сопутствует удача, вовсе не означает, что легкомыслие лучше строгости. Когда человек путает хорошее с плохим, а прямое с кривым, легкомысленные поступки кажутся ему приятнее суровой конфуцианской морали, и он готов даже пренебречь правилами, созданными нашими предками. В общем, вы должны осушить до дна чару в наказание за тот вред, который причинили моему зятю. Прошу вас, выпейте, и мы займем места за нашим столом.

— Штрафную чару я принимаю с охотой, ибо все, что вы говорили, — сущая правда!

Инспектор Ту выпил три чарки подряд и совершил поклон, тем самым полностью признав свою вину. Они сели за стол, и пиршество пошло своим чередом.