Василий Филиппов - Юлиус Фучик

• Название: Юлиус Фучик
• Автор: Василий Филиппов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

В книге рассказано о жизни и деятельности национального героя Чехословакии, видного писателя и журналиста Юлиуса Фучика.

Это научно-художественная биография автора «Репортажа с петлей на шее» - известного во всех уголках планеты.

---

Ужаленный полицейский решил захлопнуть расставленную, как ему казалось, ловушку:

— Раз так, то возникает вопрос, каким образом вы попали туда без паспорта и без визы?

— Я не отрицаю, что был в Советском Союзе без заграничного паспорта. Я ездил туда изучать экономические, социальные, а также культурные условия жизни и вернулся в Чехословакию в начале августа 1930 года. Больше я ничего не скажу…

Третьего сентября Фучик был арестован, но и в полицейском управлении он твердо держался на своем. На допросах говорил обо всем, но только не о том, что интересовало полицейские власти. Положение Фучика осложнялось еще тем, что полиция «подняла старое дело», обвиняя его в совершенном полгода назад «публичном подстрекательстве к совершению воинского преступления, что подпадает под § 15 Закона об охране республики». Случилось так, что на одном из собраний, когда Фучик говорил: «Мы будем бороться против империалистической войны и всегда сумеем превратить империалистическую войну…» — в зале раздался выкрик: «В гражданскую!» Вместе с адвокатом Иваном Секаниной Фучик объяснял упрямо следователю, что он имел в виду совсем другое:

— Я хотел сказать, что империалистическую войну мы превратим в оборонительную.

В декабре 1930 года его приговорили к четырем месяцам тюремного заключения (из них один месяц на хлебе и воде) и денежному штрафу в тысячу крон. Исполнение приговора откладывалось, и Юлиус продолжал выступать с лекциями и беседами.

Его имя приобретает среди рабочих все большую популярность, его приглашают на собрания, встречи, беседы не только в Праге, но по всей Чехословакии. Сыщики ходят за ним по пятам, а полицейский комиссар, как «ангел-хранитель», всегда в президиуме, если собрание разрешено. В этих условиях Фучик проявляет изобретательность, чтобы избавиться от «опеки», обойти рогатки цензуры. Однажды Фучика попросили выступить на собрании рабочих-строителей в Новых Высочанах. Полиция узнала об этом, окружила строительную площадку, а несколько шпиков тщательно осмотрели леса и помещения. Но найти докладчика им не удалось. Сирены возвестили о наступлении полдня. Начали стекаться рабочие. Из толпы в белом комбинезоне каменщика вынырнул Фучик. Он вспрыгнул на леса, рабочие сомкнулись вокруг него плотным кольцом, и собрание началось. Полицейский комиссар попытался было разогнать собравшихся, но, натолкнувшись на сопротивление рабочих, отказался от своего намерения…

Фучик постоянно в разъездах. Однажды его пригласили рабочие завода «Шкода» в городе Пльзень, и он с большим волнением и внутренним трепетом направился в город, где прошла его юность, где он рос, мужал, познавал мир. Одно только его тревожило: мэр города правый социал-демократ, и полицейские власти постараются «не ударить в грязь лицом» перед пражскими властями, загладить вину за то, что в свое время они «недосмотрели» за учеником реального училища. Предположение Фучика оправдалось. Как только он вошел в трактир, где было намечено собрание, полицейский комиссар (по иронии судьбы бывший однокашник Фучика) заявил:

— Собрание запрещено, пан редактор! Ничем не могу вам помочь!

— Хорошо, — спокойно сказал Фучик. — Закон есть закон. Но раз уж я оказался в городе пивоваров, я не могу не воздать должное замечательной продукции. Не возражаете?

Возражать было трудно, почти невозможно. На стене красовалась надпись: «Здесь начали варить и пить пиво раньше, чем Колумб открыл Америку». Пиво с давних времен было у чехов любимым народным напитком. Изготовлялось оно в точном соответствии со строго установленными правилами, за соблюдением которых следили не менее строго и своеобразно. Вызывали кандидата в пивовары в ратушу и приказывали, чтобы он принес с собой пробу сваренного им пива. Эту пробу разливали на отполированную дубовую скамью, а самого пивовара в его «форменных» кожаных штанах сажали на это разлитое пиво. И должен он был сидеть, пока пиво не высохнет. Потом ему приказывали встать, и если скамья поднималась вместе с ним, то это была его удача. В противном случае его обвиняли мошенником и секли розгами на той же скамье.

Фучик подсел к одному из столиков и вступил в разговор с рабочими. Он объяснил им свой замысел, как обвести вокруг пальца полицию. Комиссар и полицейские застыли в дверях, готовые вмешаться, если кто-нибудь откроет собрание. Но в зале ничего подозрительного не происходило. Рабочие потягивали пиво, оживленно беседовали, и только за одним столом внимание было устремлено на Фучика, рассказывающего что-то вполголоса. Через некоторое время он переходил к другому столу, к третьему… Полицейские не торопились. Можно и подождать — добыча не уйдет. Ведь наверняка упрямство пражского редактора и интерес местной публики возьмут верх, и собрание будет открыто. Прошло несколько часов, но собрание никто не открывал. Полицейский комиссар сопел, кряхтел, вздыхал, чертыхался. До него долетали обрывки фраз:

— В Донбассе открыты дворцы и театры для детей, сам бывал в них.

— За услуги врача и место в больнице ничего не нужно платить. Даже за сложную операцию.

— В университетах детям шахтеров выдают стипендию.

— Выпьем же, друзья, за то время, когда и у нас все будет так же, как и у русских товарищей! Я обещал им, что такие времена настанут!

Полицейский комиссар подошел к Фучику и сказал:

— Если вы рассчитываете на то, что наложенный запрет на собрание будет отменен, то вы глубоко ошибаетесь.

— Спасибо за информацию, господин комиссар, — улыбаясь, ответил Фучик, — но собрание только что закончилось.

В конце сентября Фучика призвали в армию для прохождения срочной службы. К службе в армии он относился без энтузиазма и, будучи студентом, каждый год подавал прошение об отсрочке и получал ее. Год назад он не подавал прошение, но призван не был. Один раз вышло, почему бы не попробовать снова? Пунктуальность не была сильной чертой Фучика, и он надеялся, как говорится, на авось.

Повестка окружного военного комиссариата застала его врасплох: именно теперь он как раз готовил большой цикл своих лекций.

«Наверно, потому я сейчас им и понадобился», — подумал он и не ошибся в своих догадках. Начальник пражской полиции Долейш не преминул обратить внимание военных властей на «подрывную деятельность редактора Фучика, опасного коммунистического агитатора».

Стоя в строю новобранцев на просторном военном плацу в городе Тренчин в Словакии, Фучик размышлял о своей будущей судьбе: «Любопытно, вот стоят испуганные новобранцы, глядят недоверчиво, исподлобья, они все такие разные, у каждого свое особое лицо. А не пройдет и полгода муштры, как они превратятся в безликую массу, в послушных солдат, которых можно направить куда угодно, даже стрелять в бастующих рабочих. Ну что же, послужим, посмотрим, как это делается».

Но произошло недоразумение. Начальство ли поверхностно ознакомилось с личным делом Фучика, или предписания пражской полиции застряли где-то в почтовом пути, как бы то ни было, произошло невероятное. При сортировке новобранцев Фучика как человека «с законченным гимназическим образованием» направили в офицерское училище в городе Кошице.

Но проучился он недолго.

Не прошло и недели, как в канцелярии было созвано экстренное совещание офицеров.

— Господа офицеры, — сказал таинственным голосом начальник училища, — произошла пренеприятная история. Слушайте внимательно, господа. Пренеприятная история, нелепая оплошность, черт бы ее побрал. Представьте себе, в нашем училище занимается коммунистический агитатор, редактор газеты «Руде право» Юлиус Фучик!

При этих словах офицер из отделения разведки и контрразведки запыхтел и проглотил какую-то невысказанную фразу. В комнате сразу воцарилась такая напряженная тишина, что слышен был легкий хрип начальника училища, который страдал одышкой.

— Ввиду большой опасности, которую Фучик представляет для нашего училища и для всей армии, необходимо предпринять некоторые шаги…

Офицеры выслушали длинную лекцию о «подрывных элементах», о воинской дисциплине, о послушании и долге офицеров стоять на страже благонадежности армии. На другой день слова начальника повторяли с таинственным видом командиры рот на собраниях командиров взводов, а те, в свою очередь, передавали их командирам отделений. Поползли слухи и разговоры среди курсантов, дошли они вскоре и до самого Фучика. Теперь он знал, что дни его пребывания в офицерском училище сочтены, но и при всей своей фантазии он никак не мог предположить, что развязка выльется в фарс, словно разыгранный по роману Гашека.

Началось с того, что его вызвали на медицинскую комиссию, хотя всего только несколько дней назад врач, осмотрев новичка, засвидетельствовал его «годность к строевой службе». Несомненно, что бравому солдату на медицинской комиссии было тяжелее, чем курсанту Фучику. Ведь его, как известно, обследовали три врача, принадлежавшие к трем противоположным научным лагерям. Среди многих каверзных вопросов ему задавали и такие, как: «Сколько будет, если умножить двенадцать тысяч восемьсот девяносто семь на тринадцать тысяч восемьсот шестьдесят три?» Фучика обследовал только один врач. Он молча, с двусмысленной улыбочкой заполнял графы истории болезни, нисколько не смущаясь тем, что его диагнозы — чистейшая выдумка: «Очаг в верхней части левого легкого, пораженная правая сторона, неврастения, расширение сердца». После этого в полдень, когда личный состав обедал, Фучика вызвали в канцелярию, и начальник училища строгим официальным тоном заявил: