Чингиз Гусейнов - Семейные тайны

• Название: Семейные тайны
• Автор: Чингиз Гусейнов
• Жанр: Прочая документальная литература

---

- Ты говоришь точь-в-точь как Джанибек, будто подслушала нас.

- Джанибек?! - изумилась она.

- Да, это его слова: властвовать в придуманном мире - удел слабых! - Но я такое напишу!! - и кулаком в пустоту.

- В стихах?

- И в прозе тоже!

- Что ж, новый Расул, затмевающий славу своего знаменитого тезки! Только неизвестно, какого?

- Так уж их и много!

- Ну да, один - по ту, а другой - по эту сторон горной цепи, не тронутой землетрясеньем. Тут Расул и сказал:

- Как бы не так! И та была тронута, вмиг рухнули города, и эту, нас тоже не минует, вот увидишь! - И добавил: - Есть еще третий!

- Кто же?

- Посланник Аллаха!

- Ах да, я и забыла, ведь первое твое имя - Myхаммед, и ты Расул посланник Аллаха!

- Шутишь?!

- Какие тут шутки? Я к тому, что ты пророчествуешь, пугая нас, что и здесь грядет?

- Что грядет?

- Сам только что сказал: и нас не минует беда

- Да, случится непременно!..

Но о чем писать, да и что толку, когда прошло так много лет, и помнит ли кто, кому довелось в те год! жить, далекое-далекое время, когда чудо-город в несколько секунд рухнул, и вопли, и стоны, а кто-то как будто злорадствует, щайтаний блеск в глазах, ЭЙ, КТО ТЫ ТАМ И КАК ТЫ СМЕЕШЬ ЛИКОВАТЬ?!

Старое кончилось, а с ним ушло нечто такое, что казалось нетленным и вечным,- чужие лица, так похожие на твое, чужие речи, так понятные тебе,- это и ты, это и кто-то другой, чужой, И ТЫ ИЗГНАН.

"Но какой на улице нынче век?" - вопрошает слепой не понимая, что с ним и где он. Да, что толку - тем более что дома, и тот, что розово светится на солнце, v другие - высотные и полукругом растянувшиеся вдоль улицы имени… и многажды изменят имя!..- назван г народе Китайской стеной,- целы?..

Улягутся страсти, когда наступит новый век, и сбреют как в веке прошлом, бороды и усы,- но случится намного раньше, мог ли кто тогда подумать, И даже Расул скажи ему кто, что через год-другой… нет, не плутай, не терзайся, не морочь голову ни себе, ни Лейле, ни кому бы то ни было.

И все же: что бы ни случилось - ничто не берет Джанибека, так и бежать им наперегонки, Расулу и Джанибеку: то Джанибек вырвется вперед, а раньше Расул, а потом, как обойдет его Джанибек, ветер вдруг ускорение ураганное придаст ногам Расула и… вот уже впереди снова Джанибек!..

Бег и прочее - забавы: выгонишь в дверь - влезет в окно, а в резерве еще и антресоль, а то и чердак с маленьким окошечком.

И второй отъезд Расула.

Это были скромные семейные проводы, но как радовался Расул, что наконец-то вырвался (из лап Джанибека?), и былая энергия кипела в нем.

Лейла опьянела, сияет, ушли и сгладились морщины на красивых губах, которые все чаще были плотно сжаты, ибо крепилась, чтоб не наговорить дерзостей Расулу,- как он мучился, что скован, связан, загнан в тупик, ей не верилось, что Расул сумеет обойти Джанибека.

Разлука затянулась, кто б мог подумать?.. Лейла не пожелала ехать, да и Расул не уговаривал, хотя странно ему, что Лейла отпускает его одного, прежде непременно б поехала с ним, но мысль эта - как легкое дуновенье.

- Нет, нет, поезжай один,, от дохнем друг от друга,- заморочил он ей голову своими снами, особенно последним, когда "горько плакал", и эти его вскакивания во сне, бесшумные взрывы, растет гигантское облако над головой, и вспыхивают, сразу загораясь, дома: пусть уедет, может, успокоится, как думает Расул за Лейлу, объясняя ее холод, но ни его не тянет к ней, все силы и соки плавятся в думах (и о Джанибеке), какой-то рубеж, критический возраст: как повернется судьба и куда приведут пути-дороги? взлет? застой? в тупик?..

И Лейла не подает знака, мирные, вполне семейные отношения, ОНА БЕЗУПРЕЧНА и Расул вздыхает, ибо кажется ему, что где-то впереди, уже близко, ждет ее угасанье (как она перенесет?), что ж, пора,- он привык думать за жену. ТЫ НЕ МОЖЕШЬ НИ В ЧЕМ УПРЕКНУТЬ МЕНЯ, и зреет в нем нечто, создавая иллюзию свободы, и неясные, но отчего-то приятные чувства шевелятся в душе.

"Но учти,- ему Лейла однажды, и от ревности во взгляде пронзительный гнев, а Расул видит себя в овальном зеркале, что висит в прихожей, глупая улыбка на лице,- да, учти, если что-то у тебя случится, знай, что у меня уже случилось!"

Слишком многое их объединяет, он ухожен, выглядит моложе своих лет. "Это заслуга Лейлы",- любит говорить он, такая идеальная пара, не сглазить бы, всюду измены, разводы, скандалы с заявлениями, разбирательствами, выговорами, да и Лейла красива, иногда вызывающе, особенно как облачится в замшевую юбку, и полнота ее какая-то собранная, таит энергию, поистине Шемаханская царевна, как назвали ее северные сослуживцы Расула,- большие, чуть выпуклые, как миндаль, глаза, суживающиеся к вискам, и густые-густые ресницы, не изогнутые, а прямые, как стрелы.

Так и мечется (один ли он?) меж тщеславием, мечтая о власти, так и манят вершины, и любовью, движимый ненасытным голодом (и жаждой). ЧТО Ж, ТЫ И СОХРАНИЛА МЕНЯ МОЛОДЫМ, ТЫ И СОСТАРИШЬ, ЧТОБ ВЫГЛЯДЕЛ НА СВОИ ГОДЫ.

Но последним сном Расула был иной, о чем он умолчал: Асия приснилась, самая младшая сестра Лейлы, а с нею, свояченицей, и родичи, которые, ждут не дождутся, чтобы Расул… впрочем, никто никаких надежд уже не связывает с ним, это ему кажется, что он еще скажет свое слово,- да, приснился вовсе не дом, который розово светился, а род, клан, их семейство, собранное вместе, свояки.

Ильдрым, муж Асии, встал на трибуну, и голос его гулко отдается в пустом зале, где сидят сестры; не те, давние, молодые, когда ничто не предвещало ни полноту, к которой оказались предрасположены белотелые красавицы - нечетные сестры, и Лейла тоже, и в два ряда складки на подбородке (и у Лейлы!), ни холодную горделивость, когда и ты сам, глядя на сестер, начинаешь надуваться, и гордость распирает тебя, и боясь, что не вместит тебя дом, выскакиваешь, пока еще проходишь в дверь, на улицу, чтоб поостыть, успокоиться, и оседаешь, становясь похожим на всех, что спешат после трудового дня домой (если уже вечер). И свояки здесь сидят вдоль стены, а Ильдрым, жестикулируя руками, разглагольствует о "нашем роде", который чуть ли не государство.

"Только некому,- дразнит он с трибуны,- хлеб сеять да землю бурить?"

(Кто ж это говорил? - мучительно вспоминает во сне Расул. и не может вспомнить.)

"Почему некому?!" - кричит Айша, черная как смоль (четные - все чернушки), и рвется на трибуну, но ее, их вождя и лидера, сестры не пускают, опасаясь, что Ильдрым ударит, вцепился в нее и Расул. "Но почему я ее держу?" - думает он, продолжая держать, ни за что не отпустит.

"Некому, некому!.." - стращает Ильдрым, и голос его гремит в зале.

"А ты сам?! - кричит Айша Ильдрыму, губы у нее исказились.- Ты же у нас,и торжественно,- рабочий класс!" - и опять рвется на трибуну.

А Ильдрым еще пуще дразнит своими выкриками: "Да, некому!" - лицом не похож, осунувшийся, а Расулу запомнился широколицым, всегда чисто выбритый, улыбнется - и жар источают его добрые глаза, а здесь и худ, и оброс.

И трибуна вдруг оказалась нефтяной вышкой, и ее стало качать, и чем больше качает, тем она выше, вот-вот упрется и прошибет потолок.

Раскачивает вышку, она сейчас рухнет, врывается ветер в гигантский зал, и над ухом Расула вдруг крик Асии: "Ты! Ты его убил!.."

Это им, Расулу и Лейле, рассказывали, как кричала Асия в тот трагический день, когда в море на одиноком основании в шторм погиб Ильдрым. Но на сей раз она кричала не на Хансултанова, как тогда наяву, а на Расула!

"Но почему я?" - оправдывается он и, от понимания, что Асию не убедить, такая досада.

"Ты! ты!" - кричит Асия, а он стыдит ее, напоминает, как они приютили ее.

"Ах, благодетели! - это так непохоже на Асию, чтоб измывалась.- Ах, какие мы благородные! Вы, если на то пошло, никаких уже прав на эту свою квартиру не имеете!"

"Это чудовищно",- думает Расул и ищет глазами Хансултанова, какие-то танцы в пустом зале, и зятья-свояки в масках, а единственный любимый брат этих сестер Бахадур - в маске диковинной хохочущей птицы с орлиным клювом, но не орел и не филин, ястреб - не ястреб и даже не чайка, он и шепнул Расулу: "Вот он!"

Расул подбегает к Хансултанову, рвет с его лица маску добродушного медведя, а это и не Хансултанов вовсе, "а Джанибек!., "И он слышал,- с ужасом думает Расул,- как Асия обвиняла меня в убийстве!!"

И, не выдержав холодного взгляда Джанибека, а только что тот глядел добродушным медведем, выбегает из зала, от волнения весь взмок, и оказывается на улице, которая носит имя Ильдрыма, идет, страхи уже позади, а ему навстречу (снова беспокойно забилось сердце) Джанибек, но ростом отчего-то высокий (когда успел вырасти?) - ах вот почему: на ходулях он!.. Раскачивается из стороны в сторону, становясь выше и выше, ударится сейчас о стену (или перелетит через крышу за дом),- просыпается Расул. Да, не сон, а спектакль, и долго лежит, с трудом приходя в себя и, оглушенный увиденным, не понимая, что все это значит?.. Рассказать Лейле?.. Нет, не расскажет: обещал никогда не говорить о Джанибеке, а тут - он, и ужас Расула.