Александр Титаренко - Антиидеи

• Название: Антиидеи
• Автор: Александр Титаренко
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Философия
• Год: 1984

Доктор философских наук, профессор МГУ А. И. Титаренко — автор многих книг по этике. Настоящая книга посвящена критике некоторых реакционно-этических концепций современной буржуазной идеологии, обосновывающих откровенно антигуманистическое мировосприятие. Этим «антиидеям» автор противопоставляет марксистско-ленинское мировоззрение, отвечает на вопросы, возникающие в нравственных исканиях: о преодолении одиночества, понимании счастья, ценности и цели жизни, риске в моральном выборе и т. д.

Во второе издание книги (первое выходило в 1976 г.) внесены значительные дополнения, написаны новый раздел «Нравственные чувства в общении и воспитании» и послесловие.

Рассчитана как на специалистов, так и на массового читателя.

Титаренко А. И. Антиидеи. Опыт социально-этического анализа.— 2-е изд., доп.

М.: Политиздат, 1984.— 478 с.

---

1 Ф. Э. Дзержинский писал об этом: «Ты говоришь, будто наши чувства относятся в большей мере ко всему человечеству, чем к каждому человеку в отдельности. Не верь никогда тому, будто это возможно. Говорящие так лицемеры: они лишь обманывают себя и других. Нельзя питать чувства только ко всем вообще: все вообще – это абстракция, конкретной же является сумма отдельных людей. В действительности чувство может зародиться лишь по отношению к конкретному явлению и никогда – к абстракции. Человек только тогда может сочувствовать общественному несчастью, если он сочувствует какому-либо конкретному несчастью каждого отдельного человека…» (Дзержинский Ф. Дневник ваключенного. Письма. М., 1966, с. 18).

Но если даже подготовка революции несет с собой такое новое нравственное явление, значит, конфликт между моральной убежденностью и личной нравственной жизнью не фатален, он может быть преодолен. Этому преодолению и служит строительство коммунистического общества, где создаются условия для развития морали, гармонически выражающей общественные и личные интересы.

Именно в революционной борьбе общая цель становится лейтмотивом поведения и закрепляется на эмоциональном уровне – в чувствах совести и долга. В личной совести воплощается революционное мнение народной массы. Энтузиазм борющегося народа вливается в индивидуальные эмоции, нравственно возвышая и усиливая их. Но не только личная нравственная жизнь обогащается из нравственной сокровищницы революции, существует и обратная связь: в революционном, общем деле раскрываются, воплощаясь, субъективно-нравственные особенности и потенции действующих лиц. Революция производит стихийный отбор лучших моральных свойств человека, сражающегося за социальную справедливость, причем в реальности, в борьбе за новую власть, в строительстве коммунистического общества. Отмечая эту нравственную особенность социалистической революции, В. И. Ленин писал: «Диктатура пролетариата… показала себя на деле с той стороны, которую злостно не хотят видеть врагн и которую выше всего ценят действительные друзья освобождения труда от ига капитала, именно со стороны особой силы морального (в лучшем смысле слова) влияния пролетариата (владеющего государственной властью) на массы, со стороны способов этого влияния»1.

1 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 234.

Личность несет нравственную ответственность не только за то, соответствует ли ее поведение избранной идее, цели, идеалу. Нет, она отвечает и за сам выбор идеи. Она не может, сославшись на личную «моральность», свалить свою вину на неморальность идеи. Вне человека идея (идеал) не существует, вне его она бессильна. Идеи имеют не только свою внутреннюю логику развития, но и историю воплощения в сознании и действиях целых поколений,- так они обретают измерение через судьбы людей. Воплощение иде-ала в жизнь должно принести морально-положительный результат,- в этом также состоит моральная ответственность индивида. Вот почему нельзя смешивать «идейность реакционную и идейность передовую, революционную: это явления нравственно противоположные.

Но обратимся к той области нравственной жизни индивида, где антимарксисты находят его «доброту», в противоположность тем историческим масштабам, где действуют «идейные» люди, т. е. к сфере узко личных, семей-но-приятельских, бытовых его взаимоотношений. Разве эта мирная повседневная жизнь индивида (облюбованная антиреволюционно настроенными идеологами как островок личной моральности в безбрежном океане всеисторического аморализма) не связана – причем внутренне, органически – с определенными идеями, идеалами, моральными нормами? Хотя индивид может и не осознавать этой связи, она здесь неизбежно присутствует как выбор ценностей жизни. Разве в исторической каждодневности капиталистического общества обывателю не приходится совершать привычную сумму безнравственных поступков – идти на, казалось бы, небольшие сделки с совестью, на постоянные уступки злу? И не из этого ли разрыва между провозглашаемыми нормами и реальным поведением вырастет затем моральная мягкотелость, готовность к предательским компромиссам со злом, эгоистическое своеволие, прокладывающие шаг за шагом дорогу к сознательному принятию индивидом своекорыстия и человеконенавистничества? И не связаны ли эти каждодневные источники аморальности в частной жизни индивида с источниками социально-исторического масштаба? В обществе, построенном на антагонизме, своекорыстии, отчуждении, и мораль оказывается снизу доверху пропитана ими.

Мораль организует поведение индивида, соответствующее воспринятой им иерархии ценностей,- неважно, осознаны они им мировоззренчески или нет. Это относится не только к нормативам и запретам в отношениях с окружающими людьми, но даже к привычкам, вкусам, хобби человека. Есть поговорка: «О вкусах не спорят», но она не относится к выбору общих моральных идеалов и целей. Их выбор – не дело субъективного произвола или случайного каприза, он обусловлен социально-классовой позицией субъекта морального выбора. Этот выбор человек совершает самоею своей жизнью, со всеми ее особенностями, причудами, поворотами. Рассмотрим самый простой пример. Спорят два человека: один говорит, что любит мясную пищу, другой предпочитает вегетарианскую. О вкусах не спорят? Смотря в каком смысле… Конечно, вегетарианец может доказывать, что растительная пища полезнее мясной, так как она удлиняет жизнь человека, позволяет избежать многих болезней. Значит, он прав? Не будем торопиться с выводами: ведь в основу сравнения здесь положена полезность и долголетие. А что если взять другой критерий, например удовольствия? Любитель мяса может доказать вегетарианцу, что «кривая удовольствия» у него выше… Что же касается долголетия, то его оценка также зависит от предпочтения ценностей. Что предпочесть как главное – долголетие (и тогда логично принять вегетарианство) или насыщенность жизни (а мясная пища, как известно, повытает активность, силу, выносливость), которая, однако, вероятно, не будет столь долгой? Спор, который начался с невинных вкусов разных людей, привел нас в мир общих идей и ценностей. Причем мы взяли самого обычного, а не философски убежденного вегетарианца. Последний бы мог обосновать недопустимость употребления мяса в пищу общими альтруистическими соображениями – моральной недозволенностью убивать другие живые существа (здесь может отражаться целый образ жизни, миросозерцание человека, как, например, в ряде религиозных сект Индии). Этот запрет, таким образом, уже прямо связывал бы мир повседневной жизни личности с самыми общими идеями, идеалами, моральными принципами. Таким образом, даже личный вкус, не подлежащий конкретной моральной оценке, оказывается тысячами нитей связан с общими идеями и идеалами, являясь их побочным и опосредованным отдаленным звеном в той цепи ценностей, которая (осознанно или неосознанно) составляет становой хребет жизни личности. А что же тогда говорить о тех сегментах поведения человека, которые (и в личной жизни) подлежат прямой моральной оценке? Они тем более – но уже непосредственно – связаны с предпочтением (индивидуальным выбором) общих моральных ценностей, идей и идеалов. Личную жизнь человека нельзя, даже теоретически, оторвать от его общественной жизни (наделив первую добротой, а вторую жестокой идейностью) – это две стороны общей жизнедеятельности индивида, внутренне органически взаимосвязанные.

Идейность не достигается громкими, пусть самыми верными, лозунгами, простым повторением высоконравственных слов «честность», «коллективизм», «долг» и т. д. Стократное повторение этих слов не делает еще человека идейным. Вместе с тем, ни в чем так сильно не нуждаются сами основы нравственного бытия человека, как в объединяющей и закрепляющей их идее. Добро в общении – крайне важно, замечательно. Но одной только доброты мало, да и она без идеи может легко переродиться в зло – пусть групповое, не обязательно индивидуалистическое по началу, но зло. Нужна идея и идея всерьез. Идея как лейтмотив внутридуховной жизни человека. Причем идея не как фраза, заклинание, даже – как мечтание (хотя верно, что элемент мечтания, «должного» придает идее красоту и силу), а как установка на практическое действие. Доброта общения плюс надежность идеи – вот формула единения, солидарности. А значит – осмысленности бытия в условиях здорового самочувствия в своем непосредственном людском окружении.

Идейность, моральная принципиальность – основа выбора добра, которое также не метафизический абсолют, а исторически конкретно. Ибо в чем, как не в убежденности, идейной направленности, основа личностного предпочтения того или иного нравственного кодекса? Предпочтения добра злу? Наконец, морального выбора, совершаемого с ясным пониманием того, что такое добро и как его достичь? У антикоммунистических критиков получается, что ни в идее, ни в идеале, ни в принципах нравственная жизнь человека не находит опоры. Но эта позиция подрывает основу всякой нравственности (с таких позиций нельзя серьезно морально осуждать ни одного бесчеловечного поступка, если только он совершен на основании личностного, безыдейного морального выбора). По существу, «критики» не могут сказать, почему безнравственность безыдейная лучше, чем безнравственность, вырастающая на «идейных» основаниях. И не в иных ли координатах теории, не с помощью ли других – более конкретных – критериев решается тогда эта нравственная коллизия?