Алексей Писемский - Люди сороковых годов

• Название: Люди сороковых годов
• Автор: Алексей Писемский
• Жанр: Русская классическая проза

---

В городе между тем, по случаю этого спектакля, разные небогатые городские сплетницы, перебегая из дома в дом, рассказывали, что Пиколова сделала себе костюм для Офелии на губернаторские, разумеется, деньги в тысячу рублей серебром, - что инженер Виссарион Захаревский тоже сделал себе и сестре костюм в тысячу рублей: и тот действительно сделал, но только не в тысячу, а в двести рублей для Юлии и в триста для себя; про Вихрова говорили, что он отлично играет. Молодежь, участвующая в спектакле, жаловалась, что на репетициях заведена такая строгость: чуть кто опоздает, губернатор, по наущению Вихрова, сейчас же берет с виновного штраф десять рублей в пользу детского приюта.

Наступил, наконец, и час спектакля.

Когда Вихров вышел из своей уборной, одетый в костюм Гамлета, первая его увидала Юлия, тоже уже одетая королевой.

- Ах, как к вам идет этот костюм! - как бы невольно воскликнула она.

- А что же? - спросил Вихров не без удовольствия.

- Чудо что такое! - повторяла Юлия с явным восторгом.

Даже Пиколова, увидав его и отойдя потом от него, проговорила королю: "Как Вихров хорош в этом костюме!"

Когда потом занавес открылся, и король с королевой, в сопровождении всего придворного кортежа, вышли на сцену, Гамлет шел сзади всех. Он один был одет в траурное платье и, несмотря на эту простую одежду, сейчас же показался заметнее всех.

Ни слезы, ни тоска, ни черная одежда,

Ничто не выразит души смятенных чувств,

Которыми столь горестно терзаюсь я!

говорил Вихров, и при этом его голос, лицо, вся фигура выражали то же самое.

Башмаков еще не износила!

восклицал он потом, оставшись уже один на сцене,

В которых шла за гробам мужа,

Как бедная вдова в слезах,

И вот она жена другого;

Зверь без разума, без чувств

Грустил бы долее!

и при этом начальник губернии почему-то прослезился даже; одно только ему не понравилось, что Пиколова играла какую-то подчиненную роль; она, по научению Вихрова, представляла какое-то совершенно покорное ему существо. Начальник губернии любил, чтобы дама его сердца была всегда и везде первая.

В последующей затем сцене Гамлета и матери Юлия прекрасно стыдилась, и, когда Вихров каким-то печальным голосом восклицал ей:

Если ты не добродетельна, то притворись!

Привычка - чудовище и может к добру нас обратить!

начальник губернии опять при этом прослезился, но что привело его в неописанный восторг, это - когда Пиколова явилась в костюме сумасшедшей Офелии. Она, злодейка, прежде и не показалась ему в этом наряде, как он ни просил ее о том... Начальник губернии как бы заржал даже от волнения: такое впечатление произвела она на него своею поэтическою наружностью и по преимуществу еще тем, что платье ее обгибалось около всех почти форм ее тела...

- Отлично, отлично! - говорил он, закрывая даже глаза под очками, как бы страшась и видеть долее это милое создание, но этим еще не все для него кончилось.

Вдруг m-me Пиколова (она также и это от него хранила в тайне), m-me Пиколова, в своем эфирном костюме, с распущенными волосами, запела:

В белых перьях

Статный воин,

Первый Дании боец!

У начальника губернии, как нарочно, на коленях лежала шляпа с белым султаном...

В белых перьях!

повторяла m-me Пиколова своим довольно приятным голосом. Губернатор при этом потрясал только ногой и лежащею на ней шляпой... Когда занавес опустили, он как-то судорожно подмахнул к себе рукою полицеймейстера, что-то сказал ему; тот сейчас же выбежал, сейчас поскакал куда-то, и вскоре после того в буфетной кухне театра появились повара губернатора и начали стряпать.

Когда затем прошел последний акт и публика стала вызывать больше всех Вихрова, и он в свою очередь выводил с собой всех, - губернатор неистово вбежал на сцену, прямо подлетел к m-me Пиколовой, поцеловал у нее неистово руку и объявил всем участвующим, чтобы никто не раздевался из своих костюмов, а так бы и сели все за ужин, который будет приготовлен на сцене, когда публика разъедется.

Всем это предложение очень понравилось.

После Пиколовой губернатор стал благодарить Вихрова.

- Благодарю, благодарю, - говорил он, дружески потрясая ему руку. - И вы даже не смеялись на сцене, - прибавил он все немножко вертевшемуся у него перед глазами Захаревскому.

- Вас все боялся, ваше превосходительство, - отвечал тот бойко, только захочется смеяться, взгляну на вас, и отойдет.

- Почему же отойдет? - спрашивал губернатор.

- Не до смеху, ваше превосходительство, при вас никому; очень уж вы грозны.

- Ха-ха-ха! - засмеялся самодовольно губернатор.

Виссарион Захаревский знал, когда и чем можно было шутить с начальником губернии.

Вскоре официанты губернатора начали накрывать на сцене довольно парадный ужин. Из числа публики остались и вздумали войти на сцену прокурор и упрямый судья. Увидав последнего, губернатор сейчас же окрысился и с мгновенно освирепевшим взором закричал на него:

- Уходите, уходите, вам здесь нечего делать!

Судья немного опешил.

- Я к знакомым моим, - проговорил было он.

- Нет тут ваших знакомых, - говорил губернатор, - можете в другом месте с ними видеться; извольте уходить, - иначе я полицеймейстеру велю вас вывести.

Судья, очень хорошо знавший, что начальник губернии, вероятно, и не замедлит исполнить это намерение, счел за лучшее насмешливо улыбнуться и уйти.

Прокурор тоже находился в не совсем ловком положении и тоже хотел было уйти, но губернатор остановил его:

- Вы останьтесь; ваша сестрица и братец играли, мы просим вас остаться!

Прокурор усмехнулся и остался.

Начальник губернии пригласил его даже и за ужин, за который все сейчас же и уселись. Шампанское подали после первого же блюда.

- Первый тост, я полагаю, следует выпить за господина Вихрова, который лучше всех играл, - проговорил прокурор.

- Вы думаете? - спросил начальник губернии, как-то замигав под очками.

- За здоровье господина Вихрова! - закричала вслед за тем молодежь, и между всеми громче всех раздался голос Юлии.

Начальник губернии не поднимал своего бокала.

Инженер первый заметил это и спохватился.

- Что вы, что вы, господа, - шептал он сидевшим рядом с ним и потом, подняв бокал, проговорил: - Первый тост, господа, следует выпить за здоровье учредителя Ивана Алексеевича Мохова, который всегда и всем желает доставить удовольствие обществу.

- За здоровье Ивана Алексеевича Мохова! - повторила за ним и молодежь.

Начальник губернии улыбался на это и слегка кланялся всем.

- За здоровье дам! - проговорил он с своей стороны.

Все выпили за здоровье дам.

- За здоровье господина Вихрова уже пили, впрочем, еще раз можно. За здоровье господина Вихрова! - произнес ловкий инженер.

- Позвольте, господа, предложить за здоровье всех участвующих, поспешил сказать Вихров.

Выпито было и за здоровье всех участвующих.

Губернатор и Пиколова, наконец, уехали: он до неистовства уже начал пламенно посматривать на нее...

- Как же можно было не начать тоста с губернатора! - воскликнул инженер брату своему прокурору.

- О, черт с ним! Я и забыл об нем совсем, - отвечал тот равнодушно.

Когда стали разъезжаться, то Юлия обманула даже братьев и опять очутилась в карете с Вихровым. Оба они ехали еще в театральных костюмах.

Юлии очень хотелось спросить или, вернее, попросить Вихрова об одной вещи.

- Послушайте, - начала она не совсем смелым голосом, - снимите, пожалуйста, с себя фотографию в этом костюме и подарите мне ее на память.

- Нет, зачем! - отвечал ей на это Вихров как-то совершенно небрежно.

Если бы он не был занят в это время своими собственными мыслями, то он увидел бы, что Юлия от этого ответа побледнела даже и совсем почти опустилась на спинку кареты.

Героя моего в эту минуту занимали странные мысли. Он думал, что нельзя ли будет, пользуясь теперешней благосклонностью губернатора, попросить его выхлопотать ему разрешение выйти в отставку, а потом сейчас же бы в актеры поступить, так как литературой в России, видимо, никогда невозможно будет заниматься, но, будучи актером, все-таки будешь стоять около искусства и искусством заниматься...

V НОВАЯ ПУБЛИКА СЛУШАТЕЛЕЙ

О своем намерении поступить в актеры (до того оно сильно запало ему в голову) Вихров даже написал Мари, спрашивая ее, - должен ли он этого желать и следует ли ему о том хлопотать; и в ответ на это получил почти грозное послание от Мари. Она писала: "Ты с ума сошел, mon cousin, и что ты такое наконец хочешь делать с собой?.. Тебе, тебе поступать в актеры? Я это говорю не из глупого какого-нибудь барства, но ты вспомни, какого невысокого рода самое искусство это. Ты помнишь, какой тонкий критик был Еспер Иваныч, а он всегда говорил, что у нас актерам дают гораздо больше значения, чем они стоят того, и что их точно те же должны быть отношения к писателю, как исполнителя - к композитору; они ничего не должны придумывать своего, а только обязаны стараться выполнить хорошо то, что им дано автором, - а ты знаешь наших авторов, особенно при нынешнем репертуаре. Вдруг тебе придется, например, выражать душу г.Кони[99] или ум г.Каратыгина[100]; я бы умерла, кажется, с горя, если бы увидела когда-нибудь тебя на сцене в таких пьесах. Я полагаю, что актерство даже требует некоторой степени невежества, чтобы заучивать всякую чужую дребедень. Ты вспомни твое образование, вспомни данный тебе от бога замечательный талант писателя. Писатель ты, друг мой, а не актер!.. Я думаю, ты и театр-то любишь настолько, насколько это тебе нужно для представления и описания творимых тобою лиц. Занимайся лучше твоим расколом, наконец напиши что-нибудь, но об актерстве и не помышляй!" Вихров не утерпел и в первый раз, как пошел к Захаревским, взял это письмо и прочел его Юлии.