Паулина Гейдж - Дворец грез

• Название: Дворец грез
• Автор: Паулина Гейдж
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-352-01891-1

На страницах этого захватывающего романа разворачивается завораживающая, полная драматизма история жизни молодой девушки по имени Ту, волею случая оказавшейся в жестоком мире интриг и заговоров при дворе фараона Рамзеса Третьего. Ту, родившаяся в отдаленном селении среди безграмотных людей, проделала нелегкий путь, прежде чем стать любимой наложницей фараона. Но она знала, что достойна большего. И предопределила ее судьбу встреча с Гуи, прорицателем и талантливым врачевателем, который помог ей овладеть различными науками и обучил хорошим манерам. Юная Ту влюбилась в своего благодетеля. Но сулит ли ей эта любовь безграничное счастье? Не придется ли всю жизнь расплачиваться за нее? Ведь известно, что если боги хотят испытать человека, они посылают ему любовь…

---

— Можешь положиться на меня. Но Хентмиру очень жаль. Она заслуживает лучшей доли. А что, если она выживет и обвинит тебя?

Я пожала плечами.

— Не останется никаких доказательств, а египетское правосудие верит только доказательствам. Никого не признают виновным только на основании слухов. Кроме того, разве в гареме нет других женщин, которым случалось использовать яд? И потом, какое это будет иметь значение, когда Рамзес будет мертв?

Она подняла брови, слабо улыбнулась и повернула обратно.

Я пошла дальше, в горле стоял ком. Я тоже заслуживаю лучшей доли, Гунро, с яростью думала я, в глазах у меня стояли слезы. Я совсем не холодная и не злая. Я попавшая в ужасную западню, доведенная до отчаяния женщина, которую обстоятельства вынуждают принимать отвратительные решения. Я не виновата. Я могу быть доброй. Я могу быть бескорыстной и великодушной. Я могу быть верным другом. Спроси моего брата. Преданный Паари! Он мог бы влезть на крышу гарема и крикнуть, чтобы услышали все эти завистливые и злобные женщины! Ту — истинная последовательница Маат! Ту способна на безграничную любовь!

Дисенк взволнованно бросилась ко мне.

— Ту, ты плачешь! — воскликнула она.

Я бросилась на кушетку.

— Открой врачебную сумку и подай мне маковой настойки и воды, — потребовала я. — Мне нужно поспать, Дисенк. Если я не посплю, я сойду с ума!

Она поджала губы, но повиновалась, я выпила мак, запила водой и тут же легла на спину и закрыла глаза. Когда снотворное начало действовать и мой разум успокоился, вдруг перед глазами очень явственно возник образ умирающего Кенны, с серым лицом и глазами полными муки. Потом мак властно увлек меня за собой, и я ощутила блаженное умиротворение.

Ночью я опять пила настойку, чтобы уснуть, потому что с наступлением темноты меня охватило беспокойство, большее, чем я когда-либо испытывала, я вздрагивала и вскрикивала от каждой тени, от каждого звука. Даже очаровательный маленький Пентауру не мог унять моего ужаса, мне даже показалось, что мой страх передался ему, потому что он вдруг стал беспокоиться и капризничать у меня на руках. Я ему тоже накапала маковой настойки. Он тут же затих, но я лежала без сна еще целую вечность, прежде чем поддалась действию мака. Колеблющееся пламя лампы отбрасывало неясные тени, и я вздрагивала всякий раз, когда они вдруг принимали грозные очертания и исполняли зловещий танец на стенах комнаты. Успокоительное порождало бессвязные сны, я пробудилась поздно и с тяжелой головой, впереди был жаркий солнечный день, полный почти невыносимого напряжения.

Весь день я просидела на подушках во дворе, у двери в свою комнату, Пентауру лежал рядом со мной на покрывале. Страх и мрачные предчувствия пронизывали меня каждый раз, когда кто-нибудь приближался, и ладони становились влажными от пота, когда человек проходил мимо. Я не могла есть, только постоянно пила пиво, пытаясь размыть плотный комок в желудке.

Рядом со мной остановился слуга, он поклонился и протянул мне свиток; тотчас тошнота мощной волной подкатила к горлу, но свиток оказался всего лишь сообщением от смотрителя из моего поместья. Урожаи созревали, колосья были чистыми и здоровыми, и он собирался начать жатву к концу пахона. Не желаю ли я прибыть в Фаюм, чтобы лично наблюдать за сбором урожая? Я поблагодарила посыльного и отпустила его, потом зажала папирус в коленях и уставилась невидящим взором на шумный многолюдный двор. Я представляла себе изогнутые серпы, аккуратно срезающие царственные зрелые колосья, их щедрое золото вздрагивало и падало, вздрагивало и падало, а сборщики урожая продвигались по полю все дальше и дальше. Однако, как я ни старалась отвлечься, прекрасная картина сбора урожая перед моим внутренним взором неотвратимо стала превращаться в видение ужасного и хладнокровного убийства: серп в моей руке, я поднимаю руку и взмахиваю серпом в раскаленном воздухе, Рамзес валится на землю снова и снова, кровь, хлещет из его горла и заливает мне ноги. Не в силах прогнать от себя этот страшный мираж, я была вынуждена терпеливо ждать, пока он наконец не растаял. Я страстно желала забвения, но не осмеливалась снова глотать маковую настойку. Вокруг радостно и прозаично бурлила жизнь детского двора, и я знала, что мое безумное бдение продолжится и на следующий день. Думать об этом было невыносимо.

Сразу после полудня двор опустел, погрузившись в тяжелую, жаркую дремоту. Я тоже легла на кушетку и лежала, глядя в потолок, пока не услышала, что жизнь но дворе снова просыпается. Тогда я опять заняла свое место у двери. Дисенк вынесла доску для игры в сенет[87] и попыталась убедить меня поиграть, но, хотя я перебирала пальцами конусы и катушки, я боялась вверить себя игре, которая не просто требовала сообразительности от игроков, а вовлекала мощные высшие силы. Если я проиграю, то закончу игру в центре игрового поля, что будет означать погружение в глубокие воды, и тогда я узнаю наверняка, что боги оставили меня. Лучше было этого не знать.

Я снова уступила своей потребности выпить на ночь маковой настойки, но на этот раз выпила мало и не смогла впасть в глубокое забытье, а бродила в сумеречном мире полусна, где мы с фараоном беспечно смеялись и нежно ворковали в опочивальне. Потом эта фантазия поблекла, я резко села на постели, вытянувшись как струна и совершенно проснувшись; стояла глубокая ночь, час, когда удушающая рука тьмы сжимает и человека, и зверя и даже звуки делаются глуше. С бьющимся сердцем я напряженно вглядывалась в темноту. Что-то разбудило меня, какая-то неясная угроза, что пряталась во тьме. Я попыталась позвать Дисенк, но голос не слушался меня.

Мгновения текли, предчувствие ужаса нарастало, но никто не выпрыгивал на меня из невидимых углов моей каморки, и я медленно начала осознавать, что источник угрозы был внутри меня, что она уползала через двор, по дорожке, в покои фараона, где смертоносные, хотя и невинные руки Хентмиры творили зло.

Я протянула руку, взяла фигурку Вепвавета и, прижав ее к своей груди, начала раскачиваться, шепча бессвязные молитвы ему, своему отцу, Гуи, своему Мастеру, пока первые слабые проблески рассвета не начали рассеивать темноту, и тогда я забылась коротким тревожным сном.

Утро не принесло облегчения. Я билась в тисках, которые сама для себя сотворила, но их хватка не ослабевала. Я покорно позволила Дисенк закутать меня в покрывало и проводить в ванную, и впервые ласковые струи ароматной воды, побежавшие по телу, не успокоили меня. Казалось, вода еще больше усилила внутреннее волнение, и я едва сдерживалась, чтобы не закричать от боли, под руками юного массажиста, который делал мне массаж почти ежедневно, с тех пор как я поселилась в гареме. Во влажном воздухе носились дюжины различных ароматов, женщины входили и выходили, я слышала обрывки их разговоров, когда они окликали друг дружку нежными голосами. Их женственность, их чувственные движения угнетали меня, и, рассеянно отвечая на приветствия, я вышла и постаралась идти к себе спокойным шагом, хотя каждая жилка во мне трепетала и побуждала к бегству.

Когда Дисенк начала красить мне лицо, я непроизвольно сжала кулаки. Пока она не дошла до губ, я была еще в состоянии сдерживаться, но, почувствовав прикосновение к губам кисточки с красной охрой, я вдруг ощутила во рту металлический привкус крови; с проклятиями я схватила тряпку и принялась яростно стирать отвратительную краску. Моя служанка ничего не сказала, и я никак не объяснила свой поступок.

Мне удалось немного поесть и выпить воды, я почувствовала себя спокойнее и была готова взять на руки Пентауру, но, когда я склонилась над его корзинкой, он посмотрел на меня немигающим, укоризненным взглядом. Я потянулась к нему, но вдруг его личико сморщилось, и он зашелся криком. Я поспешно отпрянула, рассердившись.

— Я не могу сейчас слышать его плач! — выпалила я Дисенк, — Отнеси его на время кормилице. И потом сходи в наш прежний двор. Попытайся выяснить, что там происходит, пока я не улеглась на кушетку и не напилась до бесчувствия! Поторапливайся!

Ее не было некоторое время, но еще задолго до ее возвращения я начала осознавать, что настроение вокруг изменилось. Тихий гул, всегда доносившийся со двора, прекратился. Женщины, которые обычно щебетали в утренние часы на лужайке, расположившись на траве вместе с детьми, теперь затихли; и когда ощущение непривычной тишины пробилось наконец в мое сознание, я выглянула из комнаты и увидела, что все разошлись, а служанки складывают балдахины и собирают подушки, игральные доски и игрушки. Вид у них был унылый. По двору разлилось зловещее ожидание, но я не осмеливалась выйти и спросить, что случилось.

Двор опустел, но двери комнат оставались открытыми. Из своей комнаты мне было видно обитательниц двора, маячивших в дверях. Разошелся слух о несчастье, и я полагала, что знаю, что случилось. С дрожью во всех членах я отпрянула к креслу и очень медленно опустилась в него; я ждала. Мгновения проносились, и на меня стало опускаться необычайное спокойствие. Тело перестало дрожать. Разум прекратил свои неистовые гонки и снова стал подвластен моей воле. Я могла рассуждать связно и хладнокровно. В наивысшей точке тревоги и беспокойства здравомыслие окончательно вернулось ко мне, а Дисенк излучала тревогу, когда торопливо вошла в комнату, запыхавшаяся и взволнованная.