Карл Маркс - Собрание сочинений, том 17

• Название: Собрание сочинений, том 17
• Автор: Карл Маркс
• Жанр: Философия

Семнадцатый том Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса содержит произведения, написанные с июля 1870 по февраль 1872 года.

---

Мелкие государственные плутни. Вечный зачинщик парламентских интриг, г-н Тьер всегда был не более как «способным» журналистом и ловким словесным «фехтовальщиком», мастером парламентской плутни, виртуозом в вероломстве, набившим руку во всевозможных мелочных подвохах, гнусном коварстве и тонких уловках парламентской борьбы партий. Этот злобный карлик в течение полустолетия очаровывал французскую буржуазию, потому что он представляет собой самое верное идейное выражение ее собственной классовой испорченности. Находясь в рядах оппозиции, он без конца повторял свои избитые проповеди о libertes necessaires, чтобы растоптать их, придя к власти. Когда Тьер не занимал официального поста, он любил угрожать Европе мечом Франции. А каковы были в действительности его подвиги на дипломатическом поприще? Он проглотил в 1841 г. унижение Лондонской конвенции[397], ускорил войну с Пруссией своими высокопарными речами против единства Германии, скомпрометировал Францию в 1870 г. своим странствованием по всем европейским дворам, где он занимался попрошайничеством, подписал в 1871 г. капитуляцию Парижа, принял «мир любой ценой» и вымолил у Пруссии уступку — разрешение и средства разжечь гражданскую войну в своей собственной растоптанной стране. Естественно, что для такого рода человека скрыто действующие силы современного общества всегда оставались неведомыми; но он не мог понять даже осязательных изменений, совершающихся на поверхности общества. Так, например, он обличал как святотатство всякое уклонение от устаревшей французской протекционистской системы и в свою бытность министром Луи-Филиппа дошел до того, что презрительно отнесся к строительству железных дорог как к вздорной химере; и даже при Луи Бонапарте он энергично выступал против всякой реформы гнилой французской военной организации. Человек без идей, без убеждений и без мужества.

Профессиональный «революционер» в том смысле, что в своей жажде позы, жажде властвовать и запускать руки в государственную казну он никогда не стеснялся, когда его изгоняли в ряды оппозиции, возбуждать народные страсти и вызывать катастрофу, чтобы вытеснить своего соперника, — он в то же время самый плоский рутинер и т. д. Рабочий класс он поносил как «подлую чернь». Один из его бывших коллег по законодательным собраниям, его современник, капиталист, и тем не менее член Парижской Коммуны, г-н Беле, публично обратился к нему со следующими словами:

«Порабощение (asservissement) труда капиталом — было всегда краеугольным камнем Вашей политики, и с тех пор как в парижской городской ратуше установлена республика труда, Вы без устали кричите Франции: Вот они, преступники!»

Не удивительно, что г-н Тьер через своего министра внутренних дел Эрнеста Пикара отдал приказ воспрепятствовать сношениям Международного Товарищества с Парижем. (Заседание Собрания от 28 марта.) Циркуляр Тьера префектам и их помощникам:

«Честные рабочие, которых гораздо больше, чем плохих, должны знать, что если хлеб еще раз уходит от их рта, то они этим обязаны приверженцам Интернационала, которые являются тиранами труда хотя выдают себя за его освободителей».

Без Интернационала... [Эта фраза в рукописи не окончена. Ред.]

(Теперь история с деньгами.) (Он и Фавр перевели свои деньги в Лондон.) Есть поговорка, что, когда мошенники дерутся, правда выходит наружу. Поэтому лучше всего закончить портрет Тьера словами лондонского «Moniteur», принадлежащего хозяину его версальских генералов. «Situation»[398]    пишет в номере от 28 марта:

«Когда г-н Тьер занимал пост министра, он всегда толкал солдат на кровавую расправу с народом, — он отцеубийца, кровосмеситель, расхититель казенного добра, плагиатор, изменник, честолюбец, импотент».

Мастер хитрых уверток и ловких происков.

* * *

Связанный до июльской революции с республиканцами, он пробрался в первый раз в министерство при Луи-Филиппе, вытеснив своего старого покровителя Лаффита. Первым делом он заточил в тюрьму своего прежнего сотрудника Армана Карреля. Он втерся в доверие к Луи-Филиппу тем, что выполнял роль шпиона и тюремщика-акушера по отношению к герцогине Беррийской; но главным моментом в его деятельности была кровавая расправа с восставшими парижскими республиканцами на улице Транснонен и сентябрьские законы против печати, которые впоследствии были отброшены, когда это оружие притупилось. Придя снова с помощью интриг к власти в 1840 г., он составил план парижских укреплений; этот план, как покушение на свободу Парижа, вызвал протест всей демократической партии за исключением буржуазных республиканцев из «National». Г-н Тьер ответил на крики протеста с трибуны палаты депутатов:

«Как? Вы воображаете, что какие бы то ни было укрепления могут стать опасными для свободы?.. Это значит потерять всякое чувство реальности. И прежде всего, вы клевещете, допуская, что какое-либо правительство решится когда-нибудь бомбардировать Париж, чтобы удержать власть в своих руках. Неужели, пробив своими бомбами купол Дома инвалидов или Пантеона, обрушив свой огонь на жилища ваших семей, оно смогло бы предстать перед вами с просьбой утвердить его существование! Ведь такое правительство стало бы после победы во сто крат более невозможным, чем до нее».

Действительно, ни правительство Луи-Филиппа, ни правительство времен бонапартистского регентства не посмело удалиться из Парижа и подвергнуть его бомбардировке. Возможность использовать таким образом укрепления была сохранена за г-ном Тьером, который первоначально и составил их план.

Когда в январе 1848 г. неаполитанский король-бомба[Фердинанд II. Ред.] подверг Палермо бомбардировке, г-н Тьер снова заявил в палате депутатов:

«Вы знаете, господа, что происходит в Палермо: вы все содрогаетесь от ужаса при вести, что большой город был в течение 48 часов подвергнут бомбардировке. И кем же? Чужеземным неприятелем, осуществлявшим право войны? Нет, господа, своим же правительством. И за что? За то, что этот несчастный город требовал своих прав. Да, за требование своих прав он подвергся 48-часовой бомбардировке. Позвольте мне апеллировать к общественному мнению Европы. Подняться и сказать во всеуслышание с величайшей, может быть, трибуны Европы несколько слов возмущения подобными действиями — это будет заслугой перед человечеством. Господа, когда 50 лет тому назад австрийцы, пользуясь правом войны, с целью избежать длительной осады хотели бомбардировать Лилль; когда позднее англичане, тоже пользуясь правом воины, бомбардировали Копенгаген; и совсем недавно, когда регент Эспартеро, оказавший услуги своей родине, вздумал бомбардировать Барселону для подавления вспыхнувшего там восстания, — со всех концов мира раздался общий крик негодования».

Прошло немного больше года, и Тьер уже был самым рьяным защитником бомбардировки Рима войсками Французской республики и прославлял своего друга, генерала Шангарнье, за то, что тот изрубил саблями парижских национальных гвардейцев, протестовавших против этого нарушения французской конституции.

За несколько дней до февральской революции 1848 г. раздраженный тем, что Гизо надолго отстранил его от власти, и почуяв нарастающее возмущение масс, которое, как он надеялся, позволит ему вытеснить своего соперника и навязать Луи-Филиппу самого себя, Тьер воскликнул в палате депутатов:

«Я принадлежу к партии революции не только во Франции, но и во всей Европе. Я желал бы, чтобы правительство революции оставалось в руках умеренных людей... Но если бы оно перешло в руки людей горячих, даже в руки радикалов, я из-за этого не отказался бы от дела, которое отстаиваю. Я всегда буду принадлежать к партии революции».

С того дня, как была провозглашена республика, и вплоть до coup d'etat [государственного переворота. Ред.] он был занят исключительно подавлением февральской революции.

Первые дни после февральского взрыва охваченный страхом он прятался, но парижские рабочие слишком презирали его, чтобы ненавидеть. Тем не менее из-за своей известной трусости, которая заставила Армана Карреля на его хвастливые слова о том, что он «умрет когда-нибудь на берегах Рейна», ответить: «Ты умрешь в канаве», — он не осмелился выступить на общественной арене, прежде чем народные силы не были сломлены кровавой расправой с участниками июньского восстания. Вначале, до тех пор, пока арена не была достаточно очищена, чтобы он мог снова открыто появиться на ней, он ограничивался тем, что тайно руководил заговором собрания улицы Пуатье, приведшим к реставрации империи.

* * *

Во время осады Парижа в ответ на вопрос, готов ли Париж капитулировать, Жюль Фавр заявил, что для того, чтобы заставить произнести слово «капитуляция», требуется бомбардировка Парижа! Это объясняет его мелодраматические протесты против прусской бомбардировки, так же как и причину того, что последняя была лишь пародией на бомбардировку, тогда как бомбардировка Тьера есть суровая действительность.