Елена Грушко - Созвездие Видений

• Название: Созвездие Видений
• Автор: Елена Грушко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1991
• ISBN: 5—235—01937—7

Сборник фантастики, составленный и изданный Всесоюзным творческим объединением молодых писателей-фантастов при ИПО ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» по материалам семинара, состоявшегося в Ялте в январе-феврале 1991 года.

---

— Эх, Настюша! Сколько ж там мяса было!.. — сокрушенно вздохнул Степан.

С бранью навалившись, холуи скрутили и старого лекаря, и дочку его; заломив руки за спину, выволокли из хаты. Сзади несли потерявшего сознание горбуна.

…Ловчий с забинтованною башкою стал свирепее прежнего — не кричал даже, а сипел, брызгая слюною на подвешенного за руки Степана.

— Что, язык проглотил, да?! А, упрямый хлоп… Но я упрямее. Я день и ночь так буду делать, пока все не расскажешь, как перед своим собачьим попом! Вот так! Вот так!..

И разгорячившийся палач, как и его жертва, обнаженный до пояса, при каждом своем выкрике хлестал старика по ребрам, по впалому животу жгутом из скрученной проволоки. Молчал Степан, трудно дыша, лишь постанывая при каждом ударе. Из угла подвала, с грязного топчана рвалась к отцу Настя; двое подручных держали ее, немилосердно заламывая руки.

Истощив запас брани, устав и вспотев подобно молотобойцу, но так и не добившись, куда пропал гость из Степановой хаты, — горбун, дознавальщик опытный, попробовал другое. Оставив залитого кровью лекаря висеть на цепях, перед глазами его принялись за Настю. Подручные, лакомо шевеля усами, разорвали не девушке рубаху; белизною сверкнуло при дымном каганце молодое тело… Увидев это, задергался Степан, разбитыми губами замычал что-то. Горбун жестом велел холопам погодить с Настей:

— Что, старче, может, теперь поразговорчивей будем?..

Опустили ведуна. С затекших синих рук сняли цепи, на изорванную спину накинули серяк. Палач самолично дал старику напиться.

— Ну, давай, брат, давай! Что за птичка на твоем столе зернышки клевала?..

Степан медлил. Тогда горбун, наказав подручным хорошенько держать Настю, раскорякою побежал к топчану…

— Стой, идол! — нелюдским усилием сумел внятно вымолвить старик. — Все скажу!..

И, более не чинясь, назвал бедняга своего гостя — запорожского казака Георгия-Еврася, прозванием Чернец, одного из тех, кто недавно потрепал шляхетское воинство.

Голосом, полным слез, крикнула из угла Настя:

— Отец! Я все вытерплю! Лучше язык себе откуси, чем… — Пощечина прервала ее; здоровенный пьяный холоп лапищею зажал Настнн рот.

Ловчий отхлебнул сивухи из бутыли, стоявшей тут же, зажевал капустою.

— Вот теперь я тебя, брат, люблю душевно! Два слова еще, Степанушка, два словечка твоему лучшему другу… Где, где он сейчас, твой Еврась Чернец, головорез, враг Речи Посполитой?!

— Эх… — вздохнул Степан, поникнув сивой щетиною. — Кабы знал я, так сказал бы сразу — донял ты меня, зверюга… Но, видишь, не знаю! Казак что ветер: сегодня здесь, а завтра за тридевять земель! Хоть на куски разорви меня ли, Настю — если и скажем чего, так соврем от боли!..

Набычась, долго глядел палач на полуживого лекаря. Затем сказал неожиданно миролюбиво:

— А что? Верю. Откуда вам знать? Ну, да не беда… Поворкуйте покуда, голуби. А мы другим займемся. Хлопцы!..

Деловитой паучьей походкой выкатился из подвала горбун; за ним, сбросив кожаные передники, поплелись верзилы-подручные. Бухнула дверь, заворчал ключ в замке, и Настя с рыданием бросилась целовать отца.

Ловчий недаром сменил гнев на милость. В его битую голову пришла мысль, столь же коварная, сколь и опасная для чистой души Еврася. Выйдя из подвала, прямиком подался горбун к панскому писарю. Тем была составлена бумага, и вечером глашатай уже громогласно объявлял перед церковью угрюмому сельскому люду:

— …Если же означенный Георгий, прозванный Чернецом, до полудня завтрашнего дня не явится по доброй воле к ясновельможному пану, то сообщники оного бунтовщика, крестьяне Степан Мандрыка и дочь его Настасья, преданы будут лютой смерти!..

Два кола, толстых и заостренных, напоказ всем доложили наземь перед воротами усадьбы. Рядом, на оградец для грамотных, коих всегда было немало в земле нашей, был приколочен лист с панским указом.

Последнюю ночь осталось жить на свете старому ведуну и его пригожей дочке. Еще не зная, какая напасть ждет их завтра, без сна коротали время узники: саднили раны у старика, ласкою пыталась успокоить его девушка. Сыростью сочились углы, и к ногам обреченных, леденя, прикасались чуткие морды крыс…

Стемнело. Тучами было обложено небо. Робкая звезда, проклюнувшись в их разрыве, словно указала на кого-то немыслимо ловкого, по деревьям усадьбы, по крышам хлевов и сараев кравшегося к дому. Не скрипнула доска, собака не заворчала, никто из дозорных и головы не повернул…

Пришелец глядел вверх, туда, где прорубленное в бревнах, бледно светилось окно. Примерясь, воткнул над собою в стену кинжал; подтянулся, схватившись за него. Цепкие руки бросали тело все выше, выше…

Горничные раздевали ко сну пани Зофыо. Уже исчезли в сундуках да ларцах и платье, и шитая жемчугом рубаха, и все алмазы, которыми так любила украшать себя Щенсная. Облекшись в ночную тончайшую сорочку и отослав служанок, пани сама перед зеркалом при двух свечах начала расчесывать струившиеся до пят волосы.

Распахнулись ячеистые створки окна, и прыгнул в комнату Еврась. Круглыми немигающими глазами, встопорщенной щеточкою усов напоминал он сейчас лесного рассерженного кота.

— Ни с места, милостивая пани, и ни слова, если хочешь жить!

Он видел пока лишь каштановый водопад на белом, по которому ладьею пробегал золотой гребень. Но вот Зофья плавно обернулась, и казак, точно отброшенный ударом кулака, спиною налетел на подоконник… Озаренная свечами — уже не призраком в коротком блеске зарницы, а во всей роскоши своей плоти стояла перед ним женщина его снов. Безупречный овал нежного лица, дуги бархатных бровей… Та, кого он спас из Днепра, не то унесенную туда орлом-великаном, не то…

— Так. это ты? — нисколько не испугавшись, певуче сказала Зофья. — Спаситель мой пришел взять меня заложницею, чтобы выручить свою возлюбленную с ее отцом? Что ж, давай! При-старь мне нож к горлу: может быть, со страху прикажу я своим людям выпустить их?..

— Не знал я, видит Бог, кого встречу здесь! — тихо откликнулся Еврась и опустил занесённый кинжал. — Лгать не буду: затем и пришел, что ты сказала… И в другом не солгу: рука на тебя не поднимется! Днем и ночью думаю лишь о тебе…

Небывалое случилось — казак, доселе ни перед кем не унизивший себя, преклонил колено:

— Ради Христа, освободи невинные души!

— Хорошо. А сам — на муки за них пойдешь? За Настьку твою? — хищно щурясь, спросила Зофья.

Желваки заходили на лице Еврася, смугловатом для славянина… Хмуро сказал он, вбрасывая в ножны кинжал:

— Пойду, коли надо будет. Да только верить не хочу, что нет сердца в тебе, пани. Вели отпустить мучеников, зла никому в жизни не причинивших!..

Гибким движением пани Зофья накинула на себя узорную шаль; присела на край постели, указав гостю низкую лаву напротив.

— Садись, друг мой нежданный, поговорим…

Глаз не сводя с прекрасного лица хозяйки, Чернец опустился на лаву; пани взяла его за руку, и казак вздрогнул от огненной волны, прокатившейся сквозь кости и жилы.

— Хочешь говорить и слушать правду, ничего не тая? Добро, я согласна… Что сделал ты мне, чтобы я предала тебя на ужасную смерть? Ничего, ничего… — повторяла она, гладя пальцы оцепеневшего Еврася. — Я тоже о тебе вспоминала — часто, часто… Тебе хотят смерти другие, не я!

— Отпусти… их! — едва сумел вымолвить Чернец.

— Да разве ж я их держу, глупый? У меня и права-то такого нет — пан мой Казимеж крестьянам властелин и судья верховный… Хочешь, покажу тебе тайный ход? Сам спасешь друзей своих!

Вдруг склонясь, у самых губ казака шепнула Зофья:

— Она тебе нравится, да? Ты влюблен?..

— В кого?

— Да в Настьку, в кого же!

— Говорю, одна ты передо мною — извелся весь!.. Зофья с облегчением вздохнула и выпрямилась.

— А тебя не пойму я, пани! — любуясь ею, сказал Еврась. — Отчего помогаешь мне, против своих идешь? Неужто и ты меня, сиромаху…

Не посмел казак договорить до конца.

— Кто меня знает? — лихорадочно блестя очами, усмехнулась она. — Может, заласкать тебя хочу, а может, замучить… Или то и другое сразу!

Обещание чего-то колдовского, смертельно-сладкого прозвучало в этих словах. Смеясь и кусая губы, пани опустила с белых плеч шаль, выгнула спину… Не помня себя, схватил ее в объятия Еврась…

Вдруг Зофья с силой оттолкнула его. Обида затмила свет перед казаком… но резкие слова не успели сорваться с уст. Заметил Еврась, как напряглась и замерла, разом утратив краску в лице, страшно испуганная чем-то Зофья. Будто далекий оклик уловила, не слышимый более, никому…

— Ступай, — сказала она, переведя расширенные очи на парня и зябко кутаясь. — Нельзя тебе больше здесь быть, не то и посаженному на кол позавидуешь!..

Медленно встал Еврась, но с места не тронулся.