Мария Оссовская - Рыцарь и буржуа

• Название: Рыцарь и буржуа
• Автор: Мария Оссовская
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Философия
• Год: 1987

Книга состоит из двух наиболее важных в теоретическом отношении работ крупнейшего польского исследователя в области морали. Работа «Рыцарский этос и его разновидности» посвящена рассмотрению разновидностей и эволюции рыцарского этоса, начиная с античности и кончая новейшей историей. В «Буржуазной морали» обстоятельно анализируется становление и развитие норм и ценностей буржуазной морали и присущих ей личностных образцов поведения. В ходе рассмотрения исторических типов нравственности автор широко привлекает материал художественной литературы, публицистики, мемуаров, этнографических и социологических исследований, что делает возможным рекомендовать книгу не только специалистам по истории этики, но и широким кругам читателей.

---

Напоминая нам, что в конечном счете речь идет об экономических интересах, марксистская литература не всегда указывает на них прямо, выясняя социальные корни той или иной

доктрины. Ее социальная функция характеризуется нередко указанием на ее полезность для завоевания власти тем или иным классом, для духовного порабощения угнетаемых или для успокоения собственной совести.

Одной из излюбленных доктрин тех, кто оказался у власти и хочет ее удержать, считается, как известно, доктрина порядка. Те, кто стоит у руля, отождествляют порядок с существующим положением вещей и объявляют подстрекателем любого, кто выступает против их власти. В государстве должен царить порядок, и они считают себя его защитниками. Правда, понятие порядка требует конкретизации, ведь любой порядок является таковым лишь по отношению к какому-то принципу, положенному в основу данной системы общественных отношений. В случаях, о которых идет речь, понятие порядка абсолютизируется; данный принцип рассматривается как единственно возможный.

Каутский считает учение о свободе воли доктриной господствующих классов, поскольку она дает им возможность «выполнять функции суда и угнетения эксплуатируемых классов с чувством нравственного превосходства и негодования» Каутский К. Происхождение христианства. М., 1930, с. 258.. Компромиссную позицию Канта в вопросе о свободе воли (допущение свободы в мире ноуменов и ее отрицание в мире феноменов) Каутский объясняет промежуточным социальным положением Канта [В том месте «Происхождения христианства», о котором идет речь, говорится о промежуточном положении не Канта, а фарисеев в древней Иудее (цит. соч., с. 259)].

Квиетизму привилегированных служат — об этом нередко говорилось — учения, которые в самоусовершенствовании видели наиболее подходящее средство улучшить мир. Эти учения отвлекают внимание от социальных преобразований, а значит, обеспечивают привилегированным неприкосновенность их позиции в обществе. К тому же они смягчают угрызения совести перед лицом социальной несправедливости и в конечном счете на руку тем, у кого нет причин желать перемен.

Когда читаешь проповеди основателя секты методистов Дж. Уэсли, собиравшие в Англии XVIII века огромные толпы верующих, нельзя не заметить, что его доктрина общественного служения облегчала богатым успокоение собственной совести и оправдание своих привилегий. В соответствии с духом эпохи Уэсли пламенно призывал своих слушателей обогащаться, но при этом считать себя всего лишь распорядителями общественного богатства. Известно, как широко использовали впоследствии его учение крупные американские предприниматели.

Точно так же доктринами, служащими защите привилегированного положения или его оправданию перед окружающими, считаются сентенции наподобие следующих: богатые и бедные были и будут всегда; бедность не порок; всего важнее чистое сердце; счастье зависит исключительно от личных достоинств человека.

Те же цели усматривают в спенсеровской теории общества: общественная жизнь изображается здесь по аналогии с жизнью организма, все органы которого трудятся в полном согласии, выполняя каждый свою функцию. Это воззрение служило упрочению существующего порядка вещей, выгодного привилегированным.

3. Экспрессивная функция идеологических явлений, как критерий их социальной обусловленности

О характере той или иной доктрины судят также на основании ее «экспрессивной функции». Этот подход, как и предыдущий, имеет очень давнюю традицию; но марксизм в гораздо большей степени, чем это было прежде, рассматривает идеологические явления как выражение уже не индивидуальных, а классовых установок и настроений. Раньше считалось, что в стоицизме Сенеки выразилось отношение к жизни, характерное для обстановки постоянного страха перед нероновским террором. Исследователи, в марксистском духе интерпретирующие стоицизм Сенеки, усматривают здесь скорее отражение настроений пессимизма и подавленности, охвативших римскую знать эпохи упадка.

В экзистенциализме видят иногда теорию, отвечающую интересам квиетистов: ведь удобно провозглашать бессмысленность любых начинаний, если нет желания стать самому по какую-либо сторону баррикады и взять на себя ответственность за исход событий. Но в той же теории можно усмотреть и другой аспект: ее можно счесть выражением мрачных настроений, свойственных уходящей с исторической сцены буржуазии. Подобными настроениями объясняют также конвенционализм в теории познания. «Отношение конвенционализма к общим суждениям, — писал С. Жулкевский, — есть ничем не подкрепленное, вненаучное, метафизическое убеждение, в котором находит выражение агностицизм, социальная и идеологическая беспомощность промежуточных слоев в эпоху империализма. Конвенционализм наиболее полно выражал колебания и нерешительность этих слоев» Ku#378;nica, 1949, 30.I..

Всем нам знаком тезис, согласно которому формализм в искусстве — порождение гибнущей буржуазии, ибо тот, кто сознает неизбежность собственного конца, отворачивается от действительности. Выражением подобных настроений якобы является беспредметная живопись, а в литературе — психологизм, погруженность в собственные переживания, пристальный анализ мельчайших конфликтов в собственной душе.

Не будем умножать эти примеры, которые мы привели для иллюстрации известного хода мыслей. И мы в нашем исследовании не раз следовали ему. Нам представлялось весьма вероятным, что в «парнасизме», каким он выступал у М. Арнольда (см. главу II), выразилось стремление отгородиться от социальных низов, которые начинали играть все большую роль. Мы соглашались с теми, кто в претензиях буржуазии XIX века на респектабельность видел выражение заботы о престиже, приобретенном вопреки незнатному происхождению.

Творения человеческого ума, будучи выражением определенных тенденций или настроений, могут в то же время служить определенным интересам (никто не сомневается, например, что престиж служит интересам тех, кто им обладает). Поэтому «экспрессивная функция» той или иной доктрины нередко тесно переплетается с ее функцией как орудия достижения каких-то целей. Но, вообще говоря, одно не обязательно связано с другим. Великолепие барочных церквей, в котором нередко усматривают выражение триумфа иезуитов, можно считать одновременно и средством воздействия на массы; а значит, выражение настроений в то же время служит известным интересам. Но космополитизм стоиков в Древней Греции (который считают выражением настроений, порожденных распадом общественных связей в рамках прежнего полиса) не служил каким-либо определенным интересам стоиков.

4. Трудности, с которыми связаны рассмотренные выше подходы

a) Обычно эти подходы считают проявлением социологического мышления, стремящегося любое воззрение рассматривать в социальном контексте, в определенном времени и пространстве. Между тем все эти подходы отталкиваются от неких психологических посылок, которые в ходе эллиптических умозаключений [Умозаключения, в цепи которых имеется опущенное звено, неявно подразумеваемое] не осознаются. Мы не искали бы скрытого экономического интереса во взглядах тех, кто, нуждаясь в рабочих руках, проповедует трудолюбие, если бы не придерживались известной концепции человека, применимой не к одной, а к разным общественным формациям. Согласно этой посылке, каждый нормальный человек преследует свои экономические интересы (во всяком случае, в классовом обществе).

Если этот интерес не выступает как непосредственно экономический интерес, упомянутые посылки могут принимать различную форму. Считая, что доктрина общественного порядка служит интересам стоящих у власти, мы предполагаем тем самым, что все любят власть, а оказавшись у власти, стремятся ее упрочить. Тот, кто считает опиумом для народа доктрину, согласно которой счастье не в деньгах, а в богатстве души, или доктрину, согласно которой экономическое преуспеяние есть награда за личные добродетели, а бедняк получает то, что заслужил, тем самым предполагает, что людям свойственно защищать свои привилегии. Тот, кто считает, что доктрина общественного служения, столь любимая американскими предпринимателями, имела своей целью, в частности, успокоение собственной совести, предполагает, что люди не любят отравлять себе жизнь мыслями о чужих невзгодах и потому обзаводятся убеждениями, позволяющими избавиться от угрызений совести.

Итак, стоя на точке зрения социально-исторической обусловленности самого человека и творений его ума, мы все же не в состоянии обойтись без посылок, относящихся к психологии человека . Вопросом же о социальной обусловленности этих посылок можно задаваться лишь до известной границы, коль скоро без них невозможно установить саму социальную обусловленность.