Мария Оссовская - Рыцарь и буржуа

• Название: Рыцарь и буржуа
• Автор: Мария Оссовская
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Философия
• Год: 1987

Книга состоит из двух наиболее важных в теоретическом отношении работ крупнейшего польского исследователя в области морали. Работа «Рыцарский этос и его разновидности» посвящена рассмотрению разновидностей и эволюции рыцарского этоса, начиная с античности и кончая новейшей историей. В «Буржуазной морали» обстоятельно анализируется становление и развитие норм и ценностей буржуазной морали и присущих ей личностных образцов поведения. В ходе рассмотрения исторических типов нравственности автор широко привлекает материал художественной литературы, публицистики, мемуаров, этнографических и социологических исследований, что делает возможным рекомендовать книгу не только специалистам по истории этики, но и широким кругам читателей.

---

Есть, следовательно, много причин, в силу которых этике трудно встать на твердую почву исторических фактов, и она до настоящего времени еще не встала на нее. На первоначальном этапе развития философия имела непосредственные контакты с эмпирической действительностью; в обоснование своих выводов она ссылалась на простую, всем доступную очевидность. Однако по мере развития наук и форм культуры ее фактическая база стала более строгой, систематизированной, а связь с общественной практикой — опосредованной. Между философией и действительностью возникла средняя, связующая зона конкретных областей знания и культуры: онтология в своих обобщениях опирается теперь на естественнонаучную картину мира; отношение философии истории к самой истории опосредовано данными разветвленного и все более специализирующегося обществознания; отношение эстетики к эстетической действительности опосредовано уровнем развития литературы и искусства, а также частными обобщениями, содержащимися в искусствоведении, литературоведении, технической эстетике; даже логика уже имеет дело с процессом мышления, подвергшимся предварительно формализации в точных областях знания. Из всех философских наук, пожалуй, только одна этика осталась на первоначальном уровне философствования и связана с нравственной реальностью прямо, без посредствующих звеньев, вынужденная довольствоваться субъективными и по неизбежности случайными наблюдениями. Действительность входит в этику в ее поверхностном, дилетантском восприятии, как житейская мудрость, здравый смысл. Она входит в нее в виде отдельных примеров, случайных наблюдений, т.е. сугубо абстрактно, искаженно, однобоко. Ведь общественная жизнь, как подчеркивал В. И. Ленин, так сложна, многообразна, запутанна, что в ней всегда можно подобрать любое количество примеров для доказательства любого положения. Примеры в этике, даже если их очень много, ничего не доказывают. Отсюда ясно, как важны для развития философской этики области знания, призванные упорядочить, систематизировать, научно документировать реальные нравственные явления, сложный и на первый взгляд необъятный мир общественных нравов. Среди таких, все еще формирующихся областей знания одно из важнейших мест наряду с психологией морали, моральной педагогикой занимает как раз история нравов.

Вопрос об эмпирическом основании этики, в частности о ее исторических корнях, имеет также важное практическое значение. В ходе своего развития социалистическая нравственность по-разному относилась к нравственному опыту прошлого, периоды радикального отрицания сменялись периодами целенаправленного заимствования. Так, если говорить о развитии социалистической нравственности в СССР, то первоначальное отношение к нравственному опыту предшествующей истории было более или менее отрицательным. Тогда как начиная с 60-х гг. идет плодотворный, хотя и не лишенный издержек процесс практического овладения гуманистическими ценностями прошлого. Чем объяснить такой переход от конфронтации к компромиссу? И что в данном случае предпочтительней: гнев или милость? Признавая необходимость бережного отношения к нравственному опыту прошлого, можем ли мы утверждать, что древность в этой области является свидетельством высокого качества? В сфере морали старое действительно часто бывает лучше нового. К примеру, такие феномены общественных нравов, как потребительство, вещизм, спекуляция, для нашей страны сравнительно новы; однако они характеризуются нравственным сознанием негативно, и в противовес им оно апеллирует к старым, вековечным нормам доброты и справедливости. Может быть, нравы что вино: чем старее, тем лучше? Оказывается, тоже нет. Так, взятка и другие злоупотребления служебным положением, без искоренения которых не может быть речи о здоровой социальной атмосфере, являются весьма старыми спутниками российской государственности. Что же считать в области морали старым и что новым? Что заимствовать из нравов прошлого, а что решительно отвергнуть? Для ответа на эти и многие другие злободневные вопросы нравственного воспитания, помимо всего прочего, необходимо знать, каковы общая историческая тенденция развития нравов, механизмы перехода от одной системы ценностей к другой, конкретные формы их взаимодействия. Такие знания можно почерпнуть только из изучения истории нравов, один из удачных опытов которого являет собой как раз собранные в данном сборнике работы М. Оссовской.

Исследования М. Оссовской по истории морали ценны как методологией подхода, так и конкретными выводами.

Что касается методологии, то здесь, на наш взгляд, наибольший интерес вызывает проблема отбора, говоря точнее, критерий систематизации материала. Нравы, тем более если речь идет о ряде эпох и многих народах, необъятны по объему и различны по ценностному значению. Чтобы их охватить, необходимо ввести существенные ограничения и, самое главное, теоретически организовать. Исследование, которое имеет целью просто описание нравов, но не ставит его заранее в связь с определенной теоретико-нормативной позицией, будет иметь, конечно, историческую ценность, но вряд ли этическую. Таковы, например, всесторонние описания быта определенных эпох или слоев населения, наподобие известной истории римских нравов Л. Фридлендера. Однако, желая избежать одной опасности, легко впасть в другую, когда изучение истории нравов оказывается простой иллюстрацией заранее известных выводов. Примерами такого рода изобилует, в частности, советская этическая литература; можно сослаться на попытки эмпирически обосновать качественное различие рабовладельческой и феодальной морали, показать, что переход от первобытной эпохи к классовой цивилизации был прогрессом также и в нравственном отношении. (Не затрагивая сейчас вопроса о верности или неверности этих утверждений самих по себе, укажем лишь на один поразительный, просто парадоксальный факт: авторы пытались пропустить свои взгляды через историческую эмпирию, хотя заранее были абсолютно уверены в их правильности и могли принять только такие доводы и факты, которые подтверждают эти выводы. Мы, т.е. советские этики, не изучили сколько-нибудь всерьез, с достаточной научной кропотливостью историческое развитие нравственности, но тем не менее заранее «знаем», какие стадии она прошла, какую роль в жизни общества играла и т.д. Разве это не является типичным выражением философского схематизма и идеологической скованности мышления?) М. Оссовская удачно минует обе опасности — и непроходимые топи голого эмпиризма, и тупую предзаданность догматизма.

Она исследует моральные нормы, оставляя в стороне вопрос об их практическом воплощении; вернее, исследует нормы и лишь те поступки, которые соответствуют этим нормам, санкционируются ими. Такое сужение предмета, необходимое для охвата нравственной реальности в широких исторических пределах, оправдано еще и тем, что в условиях классово разделенного общества общепризнанность, принятие в качестве несомненной точки этического отсчета являются важной, во многих случаях превалирующей формой практической действенности моральных требований. М. Оссовская вводит еще одно ограничение: рассматривает моральные нормы в контексте личностного образца — образа личности, который считается достойным подражания, является объектом притязаний, принят в данном социальном слое, обществе в качестве идеала. Личностный образец — важное понятие социологии культуры, в разработку которого важный вклад внесла сама М. Оссовская, — является ключевым в проводимых ею исследованиях добуржуазной и буржуазной морали, которые можно было бы обозначить как историческая социология морали и — даже более широко — нравов. Автор интересуется прежде всего моральными чертами личностного образца, но рассматривает их в единстве с другими, морально нейтральными признаками, которые в совокупности и образуют то, что она фиксирует с помощью древнегреческого термина «этос», пока еще не освоенного советской этикой.

Такое основанное на теоретических соображениях предварительное ограничение предмета до личностного образца по преимуществу в его нравственном аспекте оказывается еще недостаточным для осуществления описательной работы. Возникает вопрос: где искать эти образцы? Зависят ли они от географических, этнических или иных пространственных характеристик человеческих сообществ или обусловлены исторически? Этот вопрос М. Оссовская однозначно решает в пользу марксистского историзма. По мере развития человека и общества меняются личностные образцы, моральные идеалы. Но как часто, в какие временные отрезки — с каждым новым поколением людей, с каждым столетием или, может быть, с каждой новой экономической формацией? Или, говоря по-другому, какова та решающая историческая причина, которая обусловливает внутренние границы, тип, качественные характеристики личностного образца? М. Оссовская не формулирует явного ответа на этот вопрос, но он однозначно прочитывается в ее разработках по истории нравственности: такой исторической причиной является тип социальной связи между людьми.