Мария Оссовская - Рыцарь и буржуа

• Название: Рыцарь и буржуа
• Автор: Мария Оссовская
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Философия
• Год: 1987

Книга состоит из двух наиболее важных в теоретическом отношении работ крупнейшего польского исследователя в области морали. Работа «Рыцарский этос и его разновидности» посвящена рассмотрению разновидностей и эволюции рыцарского этоса, начиная с античности и кончая новейшей историей. В «Буржуазной морали» обстоятельно анализируется становление и развитие норм и ценностей буржуазной морали и присущих ей личностных образцов поведения. В ходе рассмотрения исторических типов нравственности автор широко привлекает материал художественной литературы, публицистики, мемуаров, этнографических и социологических исследований, что делает возможным рекомендовать книгу не только специалистам по истории этики, но и широким кругам читателей.

---

«Итак, он прикинул, во что обойдется прием, вынудил себя дать согласие; ожесточился, но не сказал ни слова, когда список приглашенных начал расти. Он мог считать, что переборол себя. Но только единожды. А тут цену каждой бутылки приходилось оплакивать дважды. Раз, когда он ее покупал, второй, когда ее пили. Он глядел на истребление всей этой снеди, как на поминки. Каждый кусок, каждый глоток, исчезавший во рту гостя, шел для него особой погребальной процессией. Он провожал взглядом деньги, воплотившиеся в индейку, старку, паштет. Вот гибнут еще раз несколько злотых, ушедших на этот бутербродик с икрой, — сперва их гибель была отвлеченной, когда он поставил на них крест, а теперь опять вживе предстает перед ним зрелище расставания. Consummatumest! [Потреблено! (лат.)] Так нет же, гость откусил половину, остальное кладет на стол, чтобы ответить кому-то. А о бутерброде забыл! И Штемлер горюет снова. В третий раз» Breza T. Op. cit., s. 194-195..

Эта цитата иллюстрирует известную истину: расставаться с деньгами отнюдь не легче, если их много. Еще Сенека писал об ошибочности мнения, согласно которому богатые легче переносят убытки («О спокойствии духа», VIII, I). И большое, и малое тело одинаково страдает от ран. Верно заметил киник Бион (живший в III веке до н.э.), что вырывание волос одинаково больно и для плешивого, и для густоволосого. Так же обстоит дело, считает Сенека, с бедняком и богатым: оба одинаково страдают из-за убытков. А Сэмюэл Пипс в своем дневнике писал: «Удивительную я замечаю в себе черту, и она заслуживает быть отмеченной, а именно: всего тяжелей мне расставаться с деньгами тогда, когда их у меня больше всего» Pepys S. Ор. cit., t. 1, s. 316..

Художественная литература изобилует примерами всевозможных сочетаний выделенных нами форм бережливости. Но, как уже говорилось, они могут встречаться и порознь. Например, планомерное расходование средств, не допускающее выхода за рамки бюджета, вовсе не обязательно сочетается с мелочным накопительством, боязнью любых расходов или с различными формами бережливости по отношению к вещам. Культ уравновешенного бюджета, свободный от всех перечисленных выше склонностей, мы найдем, например, у Л. Б. Альберти (см. гл. VIII настоящей работы).

Откладывание по мелочам, расходование денег с опаской, постоянная тревога из-за порчи вещей, собирание всякого хлама (а вдруг пригодится?), откладывание самого лучшего на потом из опасения, что позже уже нельзя будет себе этого позволить, — все эти разновидности бережливости объединяет общий психологический фон подсознательной боязливости. Поэтому-то психологи так часто относят мелкого буржуа (которому приписывают все эти черты) к боязливым типам, а социологи, соглашаясь с этим диагнозом, объясняют подобную боязливость социальным положением мелкого буржуа, которому постоянно грозит разорение и переход в ряды пролетариата.

Тем самым мы затрагиваем важный вопрос о социальных предпосылках бережливости. Бережливость в ее разновидностях, присущих рантье (который и служит тут главным образом моделью), признавалась мелкобуржуазной чертой как потому, что соответствующие нормы характерны для мелкобуржуазной идеологии, так и потому, что мелкий буржуа действительно следовал этим нормам (о чем свидетельствуют хотя бы статистические данные о клиентуре сберегательных касс). Итак, бережливость рантье вдвойне заслуживает наименования мещанской добродетели: она и пропагандируется, и практикуется мелкой буржуазией. Б. Прус, описывая в «Кукле» магазин Минцеля, отмечал: «Не делать сбережений, не откладывать ежедневно хотя бы по нескольку грошей — было в глазах старого Минцеля таким же преступлением, какворовство» Прус Б. Кукла. М., 1958, с. 25.. Он даже уволил нескольких приказчиков и учеников, которые ничего не копили.

Страх перед разорением — не единственный мотив такого рода откладывания. Было уже замечено, что тут играет роль также форма доходов, а именно небольшое, но регулярное жалованье. Его незначительность вынуждает откладывать деньги на сравнительно крупные расходы, а также на черный день, что, разумеется, характерно прежде всего для общественного строя, где система социального обеспечения не гарантирует должного ощущения безопасности. Постоянство этого жалованья побуждает следовать правилу «денежка к денежке», ведь каждый месяц в домашний бюджет поступает все та же сумма, из которой можно систематически что-то откладывать на черный день. Хотя такое откладывание становится порой иррациональной привычкой, оно, вообще говоря, требует определенной веры в устойчивость общественных отношений. Известно, каким потрясением для мелкой буржуазии оказалось обесценивание денег после первой мировой войны в странах, особенно пострадавших от инфляции. Известно также, что сберегательные кассы всегда стремятся приобрести доверие своих клиентов и укрепить их веру в будущее. Высококвалифицированные и сравнительно высокооплачиваемые рабочие, которым безработица не угрожала, заражались (в чем их нередко упрекали) мелкобуржуазным духом, тогда как люмпен-пролетарий или человек искусства, жившие случайными заработками, не были склонны к предусмотрительности. Художники на постоянном жалованье — уже не богема в специфическом для «Молодой Польши» смысле. Они остепеняются, женятся, обзаводятся детьми, имеют уравновешенный бюджет, а нередко — и финансовые резервы.

Поскольку откладывание денег очень часто приобретает со временем иррациональный характер, его пропаганда не всегда служила интересам мелкой буржуазии, ибо не содействовала росту ее благосостояния. Если же понимать «интересы» более широко, не сводя их к одним лишь денежным интересам, то приходит на память замечание Маркса об опасности потерять то, ради чего стоит жить, для того, чтобы жить.

В художественной литературе можно найти целую галерею безнадежных человеческих жизней, загубленных страстью к откладыванию и накоплению денег или вкладыванию их в недвижимость. Л. Ф. Селин в «Путешествии на край ночи» описывает супружескую пару, которая пятьдесят лет жила мечтою о собственном доме. Все это время они считали каждый сантим. Когда же наконец за дом, «построенный из собственного естества, как дом улитки», было выплачено полностью, госпожа Анруйи недолго радовалась радостью монашенки, вставшей из-за барского стола, и начала вскоре искать новые поводы для сберегания.

Принято считать, что призыв к бережливости хорошо соответствовал эпохе первоначального накопления. Задумаемся, однако, какая бережливость имелась при этом в виду. Бережливость, проповедовавшаяся Франклином, отнюдь не была бережливостью рантье. Речь шла о сберегании ради непрерывного оборота капитала, с верой в его «производительную» силу. То не было боязливое откладывание на черный день, но накопление с творческим размахом восходящего капитализма.

Что касается нежелания расставаться с вещами, которые, хотя и отслужили свое, но, как представляется, могут еще пригодиться, то интересно было бы проследить, как влияет на подобные установки экономическая конъюнктура в капиталистических странах. Мы уже упоминали в главе III, что, когда американский рынок был завален потребительскими товарами, людей приучали не сетовать на порчу вещей, а, напротив, считать их негодными к употреблению гораздо раньше, чем они были бы сочтены таковыми в Европе. Мужчина не задумываясь выбрасывал почти не ношенную шляпу, чтобы купить себе новую, последнего фасона. Под давлением быстро меняющейся моды, подчиненной все тем же интересам производства, женщины приучались выбрасывать устаревшие туалеты.

Кроме экономической конъюнктуры, на отношение к вещам влияют, по-видимому, и другие экономические факторы. Вероятно, человеку, который сам не зарабатывает, труднее расстаться с отслужившими свое вещами: ведь он видит убыток, а не видит прибытка. Можно предположить, что это свойственно прежде всего неработающим домашним хозяйкам, единственно возможный «заработок» которых — сберегание в различных его формах. А если так, то экономическая эмансипация женщины должна способствовать, между прочим, и освобождению жилищ от лишнего хлама.

Призывы к бережливости, как уже говорилось, не включались в кодекс дворянской морали, хотя бережливость могла с тем же успехом отвечать интересам дворянина. Он, однако, предпочитал демонстрировать полную свободу от хозяйственных забот, ведь именно эта свобода служила его отличительным классовым признаком и определяла его социальный престиж. Когда дворянство утратило прежнее положение, остались еще иллюзии о своем превосходстве и остались традиции. В какой степени одобрение унаследованных норм сочеталось с их соблюдением, сказать трудно. В польской литературе нет недостатка в шляхтичах, знающих счет деньгам. Подобные типы великолепно изображал Г. Жевуский; мы еще вернемся к нему в одной из следующих глав.