Мария Оссовская - Рыцарь и буржуа

• Название: Рыцарь и буржуа
• Автор: Мария Оссовская
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Философия
• Год: 1987

Книга состоит из двух наиболее важных в теоретическом отношении работ крупнейшего польского исследователя в области морали. Работа «Рыцарский этос и его разновидности» посвящена рассмотрению разновидностей и эволюции рыцарского этоса, начиная с античности и кончая новейшей историей. В «Буржуазной морали» обстоятельно анализируется становление и развитие норм и ценностей буржуазной морали и присущих ей личностных образцов поведения. В ходе рассмотрения исторических типов нравственности автор широко привлекает материал художественной литературы, публицистики, мемуаров, этнографических и социологических исследований, что делает возможным рекомендовать книгу не только специалистам по истории этики, но и широким кругам читателей.

---

Связь Дефо со своим классом очевидна настолько, что не требовалось ни особого классового чутья, ни социологического образования, чтобы признать его типичным идеологом буржуазии. И. Тэн писал о Дефо: «Его воображение было воображением делового человека, а не художника» Taine H. Op. cit., p. 83.. Однако купца в Робинзоне первыми заметили, по-видимому, классики марксизма. О том, что Маркс рассматривал Робинзона с этой точки зрения, писал Энгельс См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 36, с. 181.. Сам же Маркс в «Капитале» обращал внимание на то, что «Робинзон, спасший от кораблекрушения часы, гроссбух, чернила и перо, тотчас же, как истый англичанин, начинает вести учет самому себе», используя часы для измерения средней продолжительности времени, затраченного на изготовление определенных предметов См.: Там же, т. 23, с. 87.. Позже Доттен, знаток Дефо, особенно увлекся выискиванием у Робинзона купеческих черт и сделал это вдумчиво, хотя и не без преувеличений, о которых мы еще скажем. Раньше «Робинзона» воспринимали сентиментально. Тэн видел в Робинзоне типично английского «героя воли». Сентиментально читал эту книгу Руссо, который желал воспитывать при ее помощи своего Эмиля; между тем, как не раз уже отмечалось, «Робинзон» совершенно чужд восхвалению примитивной жизни; ведь наш отшельник рад любому орудию, которое попадает к нему из цивилизованного мира, и с помощью этих орудий стремится достичь максимума возможной в его условиях цивилизованности См.: Елистратова А. А. Указ, соч., с. 346..

Из дому гонит Робинзона «нелепая и необдуманная затея составить себе состояние» (с. 17). Мотив обогащения сохраняется в книге и дальше, но наряду с ним появляется и какое-то внутреннее беспокойство, пагубное стремление к приключениям, не позволяющее Робинзону после первого путешествия постепенно увеличивать свои доходы, хотя у него имеется уже вполне приличный капитал.

В робинзонаде все мещанские добродетели получают глубочайшее оправдание. Тому, кто был воспитан в рыцарских понятиях, на необитаемом острове пришлось бы или усвоить мещанские добродетели, или погибнуть. Здесь требовалась предусмотрительность, бережливость, трудолюбие, терпение и упорство. Здесь нужно было мыслить в категориях прибылей и убытков и методично бороться с трудностями.

Культ методичности и отчетности у Робинзона просто нельзя не заметить. Кого из читателей не поражало составление списков, инвентаризация, сведение балансов — например, когда речь идет об итогах обмена в ходе первых Робинзоновых путешествий, о вещах, привезенных на остров из разбитого корабля, об имеющихся налицо запасах и вообще о любом имуществе. Но этасклонность проявляется даже в тех случаях, где подсчеты поражают нас своей непривычностью. Наиболее ярким примером являются две таблицы, не раз уже обращавшие на себя внимание читателей. Первая — это сопоставление на купеческий лад плохих и хороших сторон своего положения. По стороне «дебита» — то, что Робинзон выброшен на мрачный, необитаемый остров, по стороне «кредита» — то, что он жив и не утонул, как его товарищи. По стороне зла — скудость одежды, по стороне добра — жаркий климат острова и т.д. (с. 65). Второй любопытный случай — это сводка результатов борьбы с людоедами. Добросовестно подведенный итог этой расправы выглядит так (с. 213):

3 — убито нашими первыми выстрелами из-за дерева,

2 — следующими двумя выстрелами,

2 — убито Пятницей в лодке,

2 — раненных раньше, прикончено им же

и т.д., и т.д.

Всего 21

Было бы, я думаю, односторонне в этой страсти к инвентаризации, упорядочению, классификации видеть только купеческую черту. Тут чувствуется и какая-то научная жилка. Когда Молль Флендерс ищет себе мужа среди капитанов, то прежде всего она делит их на два разряда: тех, у кого уже было судно, и тех, кто только хотел его получить. Среди этих последних те, кто намеревался достичь своей цели женитьбой, делятся в свою очередь на две категории: 1) рассчитывающие на деньги жены; 2) рассчитывающие на ее связи (с. 87-88). Любовь к коллекционированию фактов и их упорядочению, столь характерная для Дефо, присуща любому исследователю.

Вернемся, однако, к мотиву обогащения. В «Образцовом английском купце» обогащаться рекомендуется постепенно. Робинзона Дефо тоже порицает за то, что тот хочет слишком многого сразу. В Бразилии дела у него шли превосходно. Но «меня одолевало жгучее желание обогатиться скорее, чем допускали обстоятельства» (с. 39), что и стало причиной множества бед. И все же в конце, как известно, мечта о богатстве сбывается. Плантации Робинзона в Бразилии работали на него все 29 лет его отсутствия. «Невозможно описать, как трепетно билось мое сердце... когда я увидел вокруг себя свое богатство». И дальше: при виде этих богатств «я побледнел, почувствовал дурноту и, если бы старик капитан не подоспел вовремя с лекарством, я, пожалуй, не вынес бы этой неожиданной радости и умер тут же, на месте» (с. 257). Так выглядит миг достижения финиша.

В истории Робинзона находит свое выражение не только жажда обогащения, но и стремление к колониальной экспансии, мечты о чудесных сделках, в которых за какие-нибудь бусы, зеркальца, побрякушки можно выменивать у дикарей золотой песок и слоновую кость. Сделках тем более приятных, что обе стороны остаются довольны, никто не в обиде, а источником прибыли служат лишь различия в иерархии ценностей разных культур. Робинзон мечтал о рабах и роли господина над ними, не питая ни тени сомнения, что англичанину это пристало, как никому. Злополучное путешествие, окончившееся гибелью судна и высадкой Робинзона на необитаемом острове было как раз экспедицией работорговцев в Гвинею, откуда товарищи Робинзона хотели «привезти негров тайно, а затем поделить их между собой для своих плантаций» (с. 40). Как писал еще в 1924 г. Доттен, «Робинзон» — это учебник колонизаторства, написанный с глубокой верой в миссию распространения цивилизации среди дикарей, а вера в подобную миссию и в «бремя белого человека» лежит у истоков англосаксонского империализма См.: Dottin P. Ор cit., p. 480..

Мы не будем исследовать здесь все интересные мотивы, которые можно найти в «Робинзоне». Мы не пишем монографию о Дефо, а лишь цитируем его для иллюстрации истории видоизменений буржуазной морали — той, которая позднее, в XIX и XX веках, служила моделью для карикатуры. Авторы этой карикатуры вменяли в вину буржуазной нравственности невосприимчивость к эстетической культуре. И правда, Робинзон, как и сам Дефо, невосприимчив к ней. Не раз уже обращалось внимание на то, что Робинзон никогда не смотрит на окружающий мир просто так, ради бескорыстного созерцания. Лишь однажды он восхищается красотой беспокойного моря — когда эта тишь наступает после бури, во время которой его мучила морская болезнь.

Буржуазную нравственность всегда обвиняли в эмоциональной бедности, проявляющейся и в теоретизировании, и в поведении.

Холодность Молль Флендерс, которая думает только о собственных интересах, поразительна. Известно, что ее мало заботят собственные дети. Сообщник ее многочисленных краж оказывается за решеткой, и Молль боится, что он ее выдаст; к счастью, ее товарка «прислала мне радостную весть, что парень повешен, — давно я не получала такого приятного известия» (с. 279-280). Эту черту находили также у Робинзона, которого упрекали за продажу столь преданного ему мальчика Ксури; причем, если он и сожалел впоследствии о своем поступке, то не потому, что был так уж привязан к мальчику или что его мучила совесть [Купив плантацию, Робинзон стал нуждаться в рабочих руках, «и тут мне стало ясно, как неразумно я поступил, расставшись с мальчиком Ксури» (с. 35-36)]. Было замечено также, что если Робинзон и делал доброе дело, то для того, чтобы насладиться ролью милостивого владыки или же орудия провидения. Но всего удивительней то, что в романе, столь реалистичном, где каждая мелочь воссоздана с фотографической точностью (особенно, когда речь заходит о хозяйственных вопросах), автор заставляет Робинзона прожить 29 лет без единой мысли о женщине; а ведь книга отнюдь не предназначалась для юношеского чтения. «В самом деле, я ушел от всякой мирской скверны: у меня не было ни плотских искушений, соблазна очей, ни гордыни» (с. 118) — вот единственное упоминание об этой теме. «Купцу, достойному своего звания, некогда предаваться любви, — замечает, имея в виду героев Дефо, Доттен. — Если у него и остается немного свободного времени, пусть лучше он употребит его на улучшение своего положения в обществе, на то, чтобы стать истинным джентльменом» [Ibid., p. 796.].

Умалчивание об эротической стороне жизни в «Робинзоне» не единственная неправдоподобная черта этой книги. Неправдоподобно также, что Робинзон прожил на острове 29 лет, не старея и не забыв языка. При первой же встрече с соотечественниками он демонстрирует такой безупречный английский язык, как если бы только вчера покинул Сити. Конечно, легко что-нибудь просмотреть, сочиняя книгу за два месяца, но что касается эротики, здесь, я полагаю, дело не в недосмотре. В личной жизни Дефо эти вопросы, кажется, не играли особой роли. Биографы, правда, выискали какую-то его случайную любовницу, торговавшую устрицами, но утверждают, что Дефо содержал ее в один из периодов своего «просперити», дабы и тут возможно более походить на джентльмена.