В. Меньшиков - Искатель. 1970. Выпуск №1

• Название: Искатель. 1970. Выпуск №1
• Автор: В. Меньшиков
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1970

На 1-й стр. обложки — рисунок А. ГУСЕВА к рассказу Н. Балаева «РД о продлении».

На 2-й стр. обложки — рисунок В. КОЛТУНОВА к рассказу Рэя Бредбери «Лед и пламя».

На 3-й стр. обложки — рисунок В. ЧИЖИКОВА к рассказу О'Генри «Джек — победитель великанов».

---

Фон Зальцу показалось, будто он попал в подвал музея или в мастерскую скульптора. На бетонном полу причудливо громоздились бронзовые фигуры. На многих были видны царапины и вмятины — следы осколков и пуль. В хаосе опрокинутых, наваленных друг на друга скульптур гестаповец никак не мог отыскать бронзовый бюст человека, имя которого фон Зальц боялся даже произнести.

— Сколько нужно людей, чтобы растащить эти груды? — нетерпеливо спросил фон Зальц. — Вызовите пристанционный наряд жандармерии!

…Когда потные и красные от переноски многопудовых бронзовых скульптур жандармы поставили, наконец, на деревянный ящик бюст Ленина, в пакгаузе воцарилась необычная тишина.

Гитлеровцы молча разглядывали бюст, запечатлевший образ русского человека, который — фашисты этого не забывали — и после своей смерти остался вождем, знаменем большевистской России, мирового пролетариата, всех коммунистов на Земле.

Фашисты знали, какая титанически страшная для них сила заключена в этом русском имени. Его произносили запекшимися кровью губами немецкие коммунисты, сыны партии Тельмана, пройдя сквозь муки гестаповского ада, не сломленные пытками, гордые своей принадлежностью к великой ленинской армии бойцов за счастье трудового люда. Его писали на стенах казематов узники фашизма, уходя на казнь. С этим именем поднимались в атаку солдаты Советской России и бойцы антифашистского Сопротивления.

Имя Ленина прорывало колючую проволоку концентрационных лагерей, врывалось сквозь тюремные решетки в камеры, вселяло в людей мужество, объединяло их, сплачивало, укрепляло силы и веру в победу над фашизмом и капиталистической тиранией.

Фон Зальц смотрел на бюст Ленина, и ему мерещилось, будто вокруг Ленина, взявшись за руки, грудью заслоняя своего вождя, встают подпольщики, антифашисты живые и мертвые, те, кто продолжает сражаться, и те, кто замучен в застенках гестапо, расстрелян, казнен, задушен…

Фон Зальцу хотелось сорвать перчатки и зажать уши: ему слышалось и здесь, в бетонных стенах пакгауза, клятва верности Ленину, антифашистской борьбе, которую повторяли узники гестапо, когда их мучили гитлеровцы и истязали, надеясь заставить коммунистов отречься от ленинского учения, предать партию, изменить своему делу…

Фон Зальц провел ладонью по лицу, прогоняя страшное видение: «Уничтожить! Бросить в огонь! Навеки!» Гестаповец чувствовал, как страх душит его. Сейчас был уже не сорок первый год! На немецкие окопы Восточного фронта пала пугающая тень пережитой сталинградской катастрофы.

— Что здесь написано? — Фон Зальц ткнул пальцем в выгравированные по бронзе строки.

— У нас никто не знает русского языка, господин майор, — робко ответил начальник станции. — Может быть, кто-нибудь из восточных рабочих…

— Не надо! — резко оборвал его фон Зальц.

— Господин майор, разрешите я попробую! — неожиданно обратился к гестаповцу стоявший поодаль унтер-офицер. — Я был в русском плену еще в ту мировую войну…

— Хорошо, — подумав, ответил фон Зальц.

Унтер-офицер вытащил из старенького футляра очки и подошел к бюсту.

Художник, изваявший скульптурный портрет Ленина, запечатлел Ильича задумавшимся, сосредоточенным.

— «Храните единство партии, как хранил его Ленин. Десятому Всеукраинскому съезду КП(б)У от рабочих и служащих Жмеринского узла», — медленно, по слогам, делая паузу после каждого слова, прочел старый унтер-офицер.

Он снял очки и, обратившись к фон Зальцу, добавил:

— На бюсте дата, господин майор. Тринадцатого ноября 1927 года.

— Погрузить немедленно на самое дно вагона! Завалить всем этим хламом, — чтобы не дотянулась ни одна рука! — закричал гестаповец срывающимся голосом.

* * *

…Густав делал вид, что углублен в свои служебные бумаги. Он механически перебирал накладные, делал пометки синим карандашом, подкалывал документы в тяжелые, с металлическими запорами папки. Но мысли юноши блуждали вокруг одних и тех же вопросов: «Что узнало гестапо? Насколько опасен налет полицейских ищеек на Восточный вокзал? Как поступать дальше?»

Внезапно Густав вздрогнул. Хлопнула дверь, он увидел за стеклом промелькнувший плащ охранявшего его гестаповца. В ту же секунду на столе ефрейтора зазвонил телефон. Начальник станции приказал Густаву немедленно подняться в специальную часть.

Не зная, что и предположить, но готовый к худшему, Густав поднялся по винтовой лестнице на второй этаж, миновал таможенный отдел и остановился перед стальной дверью с закрытым маленьким окошком. Рядом на стене вровень с виском ефрейтора чернела кнопка звонка. Она сейчас напоминала Густаву впившуюся в кирпич пулю.

Ефрейтор нажал на кнопку. Прошла минута. За дверью послышались тяжелые шаги. Скрипнули замки, и начальник спецчасти жестом приказал Густаву войти.

Пройдя длинным коридором, Густав вошел в помещение, похожее на огромный стальной сейф. Он и не подозревал, сколько там было железных ящиков, полок, впаянных в стену ручек. И в одном из этих ящиков в пачке с другими «делами» лежало и его собственное, помеченное грифом «Совершенно секретно».

Начальник специальной части молча поставил на стол, за который сел Густав, железную коробочку, похожую на те, в которых хранят печати.

— Давай сюда руку, — приказал Густаву хозяин железного склепа.

Недоумевая, что же задумал этот неприятный тип с лицом, выщербленным оспинами, который буравил ефрейтора маленькими крысиными глазками, Густав протянул левую руку.

— Обе! — приказал гестаповец.

Он раскрыл коробку, схватил большой палец правой руки Густава и с силой прижал его к черной, сочившейся краской подушке. Потом, не выпуская палец, придавил его к листку бумаги.

Взволнованный неожиданным вызовом к гестаповскому чиновнику, Густав не сразу увидел на столе заранее приготовленный формуляр, Теперь же ему все стало ясно. С него взяли отпечатки пальцев.

* * *

— Эй, Вок!.. Пойдем прополощем горло!

Густав вздрогнул. Он и не заметил, как вышел из здания станционного управления.

Рядом с ним оказался унтер-офицер, начальник соседнего пакгауза. Алоис Фегль давно уже с симпатией относился к молодому новобранцу, которого по состоянию здоровья — Густав страдал врожденным плоскостопием — армейские врачи зачислили на нестроевую службу в тыловых частях вермахта. Фегль частенько заглядывал в дежурку Густава, чтобы «поболтать об умных вещах», как он, смеясь, говорил ефрейтору, и послушать его рассказы о людях, изобретающих машины. Густав действительно был великолепным рассказчиком, в особенности когда речь заходила об истории техники, великих ученых, изобретателях.

— Неприятности? Какая-нибудь зазноба подвела? — шутливо толкнув в бок ефрейтора, засмеялся Фегль. — Давай выпьем по крюгелю швехатского. Я приглашаю!

Густаву было неудобно отказаться: Фегль был старшим по званию, и это обязывало Густава выпить с ним по кружке пива.

В небольшом пристанционном гастхаузе «Дер гольдене лам» собрались на обеденный перерыв знакомые Густаву железнодорожники. Они разложили на столах завтраки, принесенные из дому, и запивали бутерброды с колбасой добрым швехатским пивом.

— Ты знаешь, Густав, мне сегодня снова пришлось вспомнить о далеких годах, когда я был вот таким же, как ты, бравым молодым солдатом.

Унтер-офицер Фегль пододвинул к Густаву высокую граненую кружку с пенившейся янтарной жидкостью.

— Красивые, я тебе скажу, в России девчата! Ведь я чуть было не остался там после плена. Заколдовала одна черноокая. Под Полтавой это было, в восемнадцатом…

Густав молча слушал, стараясь не выдавать охватившего его волнения. Он поставил на стол кружку и вынул из портфеля бутерброд, аккуратно завернутый в целлофан.

— А какие там галушки! Горилка!..

Густав никогда не слышал, чтобы Фегль говорил по-русски или по-украински. «Почему он вспомнил Россию, да еще так прочувствованно?» — мелькнула тревожная мысль.

— Ты, наверное, ломаешь голову, с чего это вдруг старый болтун ударился в воспоминания, да еще о Советской России…

— Мое дело солдатское: слушать то, что говорят старшие, и не морочить себе голову глупыми вопросами, господин унтер-офицер.

— Ну да ладно, меня, старика, не проведешь…

Фегль сдунул пену и отхлебнул пиво из полного до краев крюгеля.

— Видел я сегодня тут, у нас, одного человека, — навалившись на стол, зашептал Фегль. — Он-то и заставил меня вспомнить о русском плене… Гестапо у тебя было?

— Да, с час назад или поболее, — быстро ответил ефрейтор.

— У меня тоже. Ленина искали. Бюст. С эшелона, который так и не докатился до Вены…

Густав почувствовал, как у него перехватило дыхание. Но он боялся вызвать подозрения унтер-офицера излишним интересом к его рассказу. Кто мог поручиться, что Фегля не обработало гестапо? Хотя интуитивно Густав почувствовал: унтер-офицер не из числа нацистских холуев.