Джованфранческо Страпарола - Приятные ночи

• Название: Приятные ночи
• Автор: Джованфранческо Страпарола
• Жанр: Классическая проза

Во время венецианского карнавала Лукреция Сфорца, дочь епископа, изъявила желание, чтобы каждую ночь дамы во дворце рассказывали страшные истории и истории о любовных похождениях, волшебные сказки о феях, удачливых дураках и задавали загадки. И в таких развлечениях они и не заметили, как пролетело время...

---

Конец седьмой ночи

НОЧЬ ВОСЬМАЯ

Златокудрый и светозарный Аполлон, сын громовержца Юпитера и Латоны, отбыл уже из наших краев, и светлячки, вырвавшись из слепых и окутанных мраком пещер, радовались и веселились, летая во мраке ночи и властвуя надо всем окружающим, когда Синьора, войдя с девицами в просторную залу, обратилась с учтивым приветствием к знатному и достопочтенному обществу, которое незадолго перед тем сошлось в их гостеприимном и прелестном приюте. Убедившись, что налицо все, бывшие здесь накануне вечером, и никто не отсутствует, Синьора распорядилась призвать музыкантов, и, после того как некоторое время было отдано танцам, в ту же залу явился слуга с золотой чашею, и мальчик-подросток извлёк из неё пять записок с именами пяти девиц: первой вышла записка с именем Эритреи; второю - Катеруццы, третьей - Ариадны, четвёртой - Альтерии; последняя очередь досталась Лауретте. Вслед за тем Синьора выразила желание, чтобы приветливая и милая Эритрея приступила к своему рассказу не раньше, чем все пять девиц под звуки сопровождающих их пение инструментов исполнят какую-нибудь песню. И девицы с весёлыми лицами, похожие на спустившихся на землю ангелов, следующим образом начали свою песню:

В глазах прекрасной и жестокой
Я с трепетом и страхом узнаю
В сплетенье стройном жизнь и смерть мою.
Я волю дал слезам, горячим, страстным,
Чтоб хоть на миг проснулась жалость в ней,
Но тщетно, и она всё холодней.
И в этом лике ясном
Увидел я, судьбу свою кляня,
Что небеса не пощадят меня.

Всем очень понравилось сладостное и небесное пение, и особенно Бембо, которого оно ближе всего касалось {141}. Однако, чтобы не открывать того, что он таил в своём сердце, Бембо даже не улыбнулся. Повернувшись лицом к обворожительной Эритрее, он произнёс: "Вот и для вас наступила пора положить своей занимательной сказкой начало нашим повествованиям". И, не ожидая особого повеленья Синьоры, Эритрея весело начала в таком роде.

Сказка I Три отъявленных лодыря сговариваются отправиться вместе в Рим. По дороге они находят кольцо с драгоценным камнем, и между ними разгорается жаркий спор, чьим ему быть. Один дворянин объявляет, что оно должно достаться тому, кто докажет своё превосходство в лености перед двумядругими; и дело остаётся нерешённым

Я не раз про себя размышляла, достопочтенные дамы, о великом разнообразии состояний, в которых пребывают ныне злосчастные смертные, и сочла, что для существ человеческих нет ничего безотраднее и плачевнее, чем жить в лености, ибо лентяи из-за своей праздности поносимы всеми, и все на них указуют пальцем, и они чаще всего предпочитают прозябать в лохмотьях и бедствовать, чем побороть свою леность. Так случилось и с тремя превеликими лодырями, природу которых вы постигнете полностью в ходе моего рассказа.

Итак, начну с того, что в городе Сиене {142} - тому не миновало ещё и двух лет - обретались три закадычных приятеля, молодые годами, но закосневшие и погрязшие, как старики, в беспросветной лени, какую только можно себе представить. Один из них, будучи привержен чревоугодию больше, чем двое других, прозывался Обжорой; второго, так как был он человеком ничтожным и недоростком, звали все Сопляком; третьего, так как ума у него в котелке было негусто, именовали Умишком. И вот однажды все трое встретились случайно на перекрёстке и среди общего разговора Сопляк спросил: "Куда, братцы, держите путь?" Обжора ответил: "Я направляюсь в Рим". - "А чего ради?" - проговорил Сопляк. "Чтобы попытать счастья, - ответил Обжора, - и зажить, не утруждая себя". - "Значит, отправляемся вместе", - в один голос сказали оба приятеля. "С вашего позволения, и я охотно пошёл бы с вами", - заметил Умишко.

Оба приятеля великодушно приняли его в своё общество, после чего все они поклялись ни в коем случае не расставаться друг с другом, пока не доберутся до Рима. Продолжая путь и разговаривая о всякой всячине, Обжора опустил глаза вниз и увидел оправленный в золото драгоценный камень, который излучал такой блеск, что ослеплял зрение. Однако Сопляк первым указал на него обоим приятелям, а Умишко поднял кольцо с земли и надел его на свой палец. Из-за этого между ними разгорелся яростный спор, чьим ему быть. Обжора говорил, что оно должно отойти к нему, раз он первым его увидал. На это Сопляк возразил: "Оно причитается мне, потому что я указал на него раньше Обжоры". - "Нет, по праву оно принадлежит одному мне, - заявил Умишко, - так как я поднял его с земли и надел на палец". И, затеяв между собою свару и не желая друг другу уступить в споре, эти прощелыги перешли к делу и надавали один другому по голове и лицу такие затрещины, что у них отовсюду потоками лилась кровь. Случилось так, что в ту пору проезжал из своего поместья той же дорогою и возвращался в Рим мессер Гавардо Колонна {143} - человек весёлый, большой выдумщик, и римский дворянин.

Заметив издалека трёх бродяг и услышав их крики, Гавардо остановился и некоторое время раздумывал, что ему делать, не на шутку страшась, как бы замеченные им люди не оказались убийцами и его не прикончили, и он уже не раз порывался повернуть коня и возвратиться назад. Но, собравшись с духом и приободрившись, последовал всё же своим путём дальше. Приблизившись к трём бродягам, он поздоровался с ними и произнёс: "Друзья мои, о чём вы тут препираетесь?" Ответил Обжора: "Ах, господин мой, вот в чём причина нашего спора. Мы, каждый в отдельности, вышли из наших жилищ и случайно сошлись на улице и сговорились вместе пуститься в дорогу, а идём мы в Рим. И вот, продвигаясь вперёд и ведя разговор, я увидал на земле оправленный в золото прекраснейший драгоценный камень, который по неоспоримому праву должен достаться мне, ибо я первым его увидал". - "А я, - вмешался Сопляк, - первым указал им на него, и, так как я первый указал на него, мне кажется, что получить его должен скорее я, чем они". Но Умишко, который тоже не спал, заявил: "Ах, синьор, кольцо должно принадлежать мне, а не им, ибо я поднял его с земли, хотя никто не подал мне знака, чтобы я это сделал, и надел на свой палец.

И, так как ни один из нас не уступает другому, дело может обернуться смертоубийством". Выслушав, из-за чего между ними возникла распря, синьор Гавардо сказал: "Не хотите ли вы, приятели, возложить на меня рассмотрение вашей тяжбы, ибо я найду способ одновременно удовлетворить всех троих?" На это они в один голос ответили, что принимают его предложение, и поклялись свято держаться того, что будет решено дворянином. Убедившись в их добрых намерениях, дворянин произнёс: "После того, что вы единодушно изъявили готовность отдать себя в мои руки, желая, чтобы я был единственным судьёй вашей тяжбы, я требую от вас только двух вещей: во-первых, чтобы вы отдали кольцо в мои руки, и затем, чтобы каждый из вас сам по себе придумал и совершил поступок такого рода, в котором показал бы на деле, что он законченный лодырь, и кто по истечении двух недель выкинет что-нибудь наиболее несообразное и бесполезное, тому и стать собственником кольца". Три приятеля согласились с решением мессера Гавардо и вручили ему кольцо.

Достигнув Рима, они разошлись кто куда, и каждого из них поглощала забота о том, как бы выкинуть, по мере возможности, такое коленце, которое доказало бы, что он законченный лодырь, и было достойно немеркнущей славы и неизгладимой памяти. Обжора нашёл для себя хозяина и поступил к нему в услужение. Тот, придя однажды на базарную площадь и купив фиг первого сбора, которые созревают в конце июня, передал их Обжоре, наказав ему держать их у себя, пока они не придут домой. Обжора, который был величайшим плутом и к тому же прирождённым чревоугодником, всё так же следуя за хозяином, взял одну из отданных ему на сохранение фиг и потихоньку, не торопясь, съел её. И так как она пришлась ему очень и очень по вкусу, прожорливый плут, прибегая к той же уловке, съел ещё несколько фиг. Продолжая ублажать свою жадность, бездельник, в конце концов, сунул в рот чрезмерно большую фигу и, страшась, как бы хозяин этого не заметил, перекатил её языком в дальний уголок рта, как это проделывают обезьяны, и изо всей силы сжал губы.

Обернувшись случайно назад, хозяин увидел следовавшего за ним Обжору, и ему показалось, что его левая щека сильно распухла; всмотревшись ему в лицо, он убедился, что она и вправду очень раздулась. На вопрос, что с ним случилось и почему он так распух, Обжора, словно немой, ничего не ответил. Хозяин немало этому удивился и сказал: "Открой рот, чтобы я мог посмотреть, что с тобой приключилось, и тем лучше оказать тебе помощь". Но негодник не пожелал ни открыть рта, ни заговорить. И чем больше хозяин старался заставить его открыть рот, тем крепче бездельник стискивал зубы и тем плотнее его закрывал. Попытавшись несколько раз заставить его открыть рот и увидев, что все его усилия бесполезны, хозяин, дабы не случилось беды, отвёл Обжору в ближнюю к тому месту цирюльню и, указав на него цирюльнику, сказал так: "С этим моим слугою, маэстро, сегодня приключилась какая-то чертовщина: как вы видите, у него распухла щека, да так, что он ни слова не говорит и не в состоянии открыть рот. Боюсь, как бы он, чего доброго, не задохнулся".