Джованфранческо Страпарола - Приятные ночи

• Название: Приятные ночи
• Автор: Джованфранческо Страпарола
• Жанр: Классическая проза

Во время венецианского карнавала Лукреция Сфорца, дочь епископа, изъявила желание, чтобы каждую ночь дамы во дворце рассказывали страшные истории и истории о любовных похождениях, волшебные сказки о феях, удачливых дураках и задавали загадки. И в таких развлечениях они и не заметили, как пролетело время...

---

Но предусмотрительный пре Скарпачифико, опасавшийся за свою жизнь и не спускавший с молодчиков глаз, так как подозревал, что они собираются подстроить ему какую-нибудь пакость, сказал своей служанке такие слова: "Нина, возьми этот наполненный кровью бычий пузырь и пристрой его себе под нижнюю юбку, ибо, когда сюда явятся эти злодеи, я обвиню тебя и, прикинувшись, будто ты взбесила меня, нанесу этим ножом удар прямо в пузырь, и ты упадёшь на землю, как будто я поразил тебя насмерть, а об остальном предоставь позаботиться мне". Едва пре Скарпачифико закончил свои наставления Нине, как вошли трое злодеев и кинулись на священника, чтобы его убить. Но священник сказал: "Братцы, мне невдомёк, почему вы хотите со мною разделаться. Быть может, моя служанка причинила вам какую-нибудь неприятность, о которой я ничего не знаю". И, схватив нож, повернулся к ней и нанёс им удар в то самое место, где находился наполненный кровью пузырь. Притворившись мёртвой, она тут же упала на землю, и кровь ручьем текла у неё отовсюду.

Тогда священник, поняв, что его поведение необъяснимо, притворился, что охвачен раскаянием и принялся истошным голосом причитать: "Горе мне, злополучному и несчастному! Что я наделал! Как бессмысленно я убил ту, кто была костылем моей старости! Как мне жить без неё?!" И схватив волынку обычного образца, задрал Нине платье и, сунув её между ягодиц, дунул внутрь с такой силой, что служанка сразу очнулась и вскочила на ноги жива-здоровехонька. Увидев это, злодеи остолбенели от изумления, и, забыв о приведшей их сюда ярости, купили волынку за двести флоринов, и, довольные своей покупкой, возвратились к себе. Как-то случилось, что один из злодеев, бранясь с женой, рассвирепел и вонзил нож ей в грудь, и от этого удара она умерла. Тогда муж схватил волынку, которую они приобрели у священника, сунул мундштук ей между ягодиц и стал дуть так, как это делал священник, рассчитывая вернуть жене жизнь. Но тщётно трудился он, не щадя дыхания, ибо душа несчастной покинула эту жизнь и перенеслась в иную. Второй молодчик, видя это, сказал: "О, глупец, ты не сумел это сделать, как следует. Давай, я тебе покажу".

И схватив собственную жену за волосы, перерезал ей бритвой горло, после чего, взяв волынку, стал дуть ей в детородное место, но несчастная так и не ожила. То же самое проделал и третий, и, таким образом, все трое остались без жен. Разъярённые, пришли они в дом священника, и, не пожелав больше выслушивать побасенки пре Скарпачифико, схватили его, и, засунув в мешок, порешили утопить в ближней реке. Когда они тащили его, чтобы кинуть в реку, их нагнал некий человек, и элодеям пришлось опустить на землю накрепко завязанного в мешке священника и убежать. И пока священник лежал в мешке и не мог выбраться из него, случилось, что к этому месту приблизилось стадо щипавших чахлую травку овец, и пастух, продвигаясь с ними, услышал жалобный голос, произносивший: "Они хотят мне отдать её, но я её не хочу: ведь я священник и не могу её взять", и, опешив от изумления, остановился как вкопанный, так как не мог понять, откуда доносятся эти многократно повторяемые слова. Посмотрев туда и сюда, он в конце концов заметил мешок, в котором был завязан священник.

Подойдя к мешку, из которого продолжали нестись громкие вопли священника, он развязал его и выпустил пре Скарпачифико. Спросив его, почему он оказался в мешке и так громко кричит, пастух услышал в ответ, что Синьор города хотел дать ему в жены дочь, но он её не хотел и потому, что уже состарился, и потому, что, будучи священником, не имеет на это права. Бедняга пастух, простодушно поверив лживым словам священника, спросил: - "А не думаете ли вы, мессер, что Синьор отдаст её за меня?" - "Да, я в этом уверен, - ответил священник, - но только в том случае, если ты будешь завязан в этом мешке, как то было со мною". И после того как пастух влез в мешок, пре Скарпачифико накрепко его завязал и вместе со стадом удалился с этого места. Не прошло и часа, как трое злодеев вернулись в то место, где оставили мешок со священником, и, не заглянув внутрь мешка, взвалили его на плечи, и затем швырнула в реку; таким образом, несчастный пастух ни за что ни про что расстался с жизнью вместо священника. Покончив с этим, злодеи пустились домой и, беседуя о своих делах, увидели пасшихся невдалеке овец.

Задумав украсть пару ягнят и приблизившись к стаду, они обнаружили, что пасёт его не кто иной, как пре Скарпачифико, и немало этому удивились, так как считали, что утопили его в реке. Поэтому они спросили его, как ему удалось выбраться из реки. И священник ответил им: "О, глупцы, ничего-те вы и не знаете. Если бы вы погрузили меня поглубже, мне бы досталось вдесятеро больше овец". Услышав это, трое молодчиков сказали священнику: "О, мессер, не снизойдёте ли вы сотворить нам такое благодеяние? Уложите нас в мешки и бросьте в реку, и из разбойников мы превратимся в стерегущих овец пастухов". Священник ответил: "Готов выполнить всё, что вам будет угодно, и на этом свете нет ничего такого, чего бы я с величайшей охотой не сделал для вас". И отыскав три добротных мешка из плотной и прочной холстины, он упрятал в них злодеев и, накрепко завязав мешки, чтобы из них нельзя было выйти, швырнул их в реку. И их злосчастные души отправились в ад, где их терзают вечные муки, а пре Скарпачифико, раздобыв деньжат и овец, вернулся домой и безмятежно прожил со своей Ниной ещё несколько лет.

Рассказанная Катеруццей сказка всему обществу очень понравилась, и все превознесли её величайшими похвалами. Но ещё больше восхитила всех хитрость и ловкость находчивого священника, который, подарив мула, приобрёл кучу денег и много овец и, отомстив своим врагам за обиды, остался жить-поживать в своё удовольствие с преданной ему Ниною. И чтобы не нарушать установленного порядка, Катеруцца предложила присутствующим следующую загадку:

Сидят за ужином кузнец с женой.
Хлеб на столе: буханка с половиной.
Священник тут же со своей сестрой,
Так вчетвером и ужинают чинно.
Три доли хлеба: всё же по одной
Досталось всем. Они с довольной миной
Жуют прилежно - каждый свой кусок,
Но как же так? Вам, видно, невдомёк?

По окончании прочитанной Катеруццей загадки, которая с величайшим восхищением была прослушана всеми, поскольку не нашлось никого, кто сумел бы под жёсткой корой открыть её истинный смысл, Катеруцца сказала: "Милые дамы, моя загадка означает вот что: некий кузнец был женат на сестре священника и, когда они оба сели за стол, к ним присоединился священник. Таким образом их оказалось четверо, а именно: жена с кузнецом, своим мужем, и жена кузнеца со священником, который был её братом. И хотя выходит, что их было четверо, тем не менее их было лишь трое. И каждому из них досталось по половине хлебца, и всем трём его вдосталь хватило". Когда Катеруцца окончила объяснение своей головоломной загадки, Синьора подала знак Эритрее, дабы та последовала порядку, и Эритрея, весёлая и улыбающаяся, начала так.

Сказка IV Тебальдо, князь Салернский {27}, хочет жениться на своей единственной дочери Дораличе; преследуемая отцом, она попадает в Англию, и Дженезе берёт её в жены и с нею приживает двоих детей, которые были убиты Тебальдо, за чтокороль Дженезе ему отомстил

Думаю, что среди нас нет никого, кто не испытал бы на собственном опыте, сколь всемогуща любовь, каковы вожделения бренного тела. Она, словно могущественный властитель, царствует, не поднимая меча, и одним мановением правит своей державой, в чём вы сможете убедиться, выслушав сказку, которую я собираюсь вам рассказать.

Тебальдо, князь Салернский, милые дамы, как мне не раз доводилось слышать от старших, был женат на благоразумной и рассудительной женщине, и отнюдь не низкого происхождения, которая родила ему дочь, превосходившую как красотой, равно как и добронравием всех прочих салернских звенщин. Но много лучше было бы для Тебальдо, если бы он её не имел, ибо тогда с ним не случилось бы то, что случилось. Его жена, молодая годами, по по-старчески мудрая, почувствовав приближение смерти, попросила своего всем сердцем любимого мужа не брать себе в жёны, когда он надумает вторично жениться, никакую иную женщину, как только ту, которой придётся как раз впору кольцо, что она носила на своём пальце. Князь, питавший к жене не меньшую любовь, чем жена к нему, поклялся своей головой свято соблюсти всё, что она ему наказала. После смерти этой достойной женщины и пышного её погребения Тебальдо запало в душу жениться снова, но, помня о данном покойной жене обещании, он не захотел хоть в чём-нибудь нарушить её завет. Уже повсюду в округе разнеслась весть, что Тебальдо, князь Салернский, собирается вступить в новый брак, и молва об этом достигла слуха многих девиц, каковые и по своей родовитости и по своим достоинствам были не ниже Тебальдо.

Но стремясь исполнить волю покойной жены, он пожелал предварительно испытать всех девиц, которых предлагали отдать за него, окажется ли кому впору кольцо его первой жены; и, не найдя среди них никого, кому кольцо оказалось бы впору, ибо для одной оно было слишком просторным, для другой - слишком тесным, отослал их всех без дальних околичностей прочь. И вот как-то случилось, что дочь Тебальдо, по имени Дораличе, обедая вместе с отцом и увидев на столе кольцо покойной матери, надела его на палец и, повернувшись к отцу, сказала: "Поглядите, отец, как мне впору кольцо моей матери". Взглянув, отец подтвердил, что это и вправду так. Но вскоре в душу Тебальдо запало странное, поистине дьявольское желание взять себе в жёны свою собственную дочь Дораличе, и он долгое время пребывал в колебаниях, не смея решиться на это. Всё же это дьявольское намерение одержало верх и, распалённый красотой дочери, он призвал её как-то к себе и сказал: "Дораличе, дочь моя, твоя мать, ещё не расставшись с жизнью, но уже на пороге смерти, горячо просила меня никоим образом не брать себе в жёны никого, кроме той, которой придётся впору кольцо, что она никогда не снимала с пальца, и я, поклявшись своей головой, обещал ей поступить соответственно её воле.