Апполон Григорьев - Один из многих

• Название: Один из многих
• Автор: Апполон Григорьев
• Жанр: Русская классическая проза

---

Морозные ночи севера стоят иногда полуденных ночей.

Лидия дрожала, закутанная в свой легкий салоп... но она дрожала не от холоду. Званинцев заметил это.

- Вам холодно, - сказал он с заботливостью, - давайте я вас закрою, продолжал он, раскрывая полы своей огромной медвежьей шубы.

Молодая девушка быстро, почти ни минуты не колеблясь, прижалась к нему - он закрыл ее так, что из меха виднелось только ее личико, пылавшее румянцем. То был румянец лихорадочного волнения, ибо он слышал, как неровно и часто стучало ее маленькое сердце на его груди.

- Боюсь, чтобы с вами не было лихорадки, - заметил он, отогревая в своей руке ее тонкие пальцы.

Лидия улыбнулась сквозь слезы.

- О чем же вы плачете, дитя мое? - начал Званинцев, - все это должно пройти для вас, как смутный сон, как бред лихорадки, я отвезу вас к одной почтенной даме, она вас примет как дочь, и верьте мне, что от нее вы можете идти под венец с кем угодно.

- Я никогда не выйду замуж, - прошептала Лидия.

- Ну, если вы хотите, - вы останетесь у нее всегда и постоянно; она моя тетка, добрая старушка, которая любит меня без памяти, наконец, вы можете вступить на сцену с вашей красотой, с вашим талантом...

Лидия зарыдала и спрятала голову на грудь Званинцева.

- Странный вы ребенок, Лидия, - сказал он кротко. - Вы плачете, как будто что-нибудь потеряли, когда на поверку оказывается, что вы выиграли.

- Да, вы этого не поймете, - вскричала девочка с истерическими рыданиями. - Зачем вы спасли меня, Званинцев?.. кто вас просил обо мне заботиться, - я знаю, что вам все известно, что все эти гнусные люди в вашей власти; но зачем, зачем вы встали над ними так высоко?... Званинцев, Званинцев, - продолжала она голосом умоляющей страсти, - пока вас не было, пока вы не стали ходить к нам, я была иногда счастлива и могла бы быть верной женой... я было полюбила Севского... он был благороден, он был нежен и добр, он был ребенок, как я же, больше меня...

- Чем же я помешал вам? - грустно спросил Званинцев.

- Чем?.. и вы еще спрашиваете... О! не притворяйтесь, бога ради, Иван Александрович, я вас слишком хорошо знаю... вы смеялись надо мною, смеялись над ним.

- Я хотел вам обоим добра.

- Довольны ли вы теперь! - быстро вскричала Лидия, поднимая на него глаза... - Я люблю вас.

- Лидия.

- Постойте, - перервала она его с усилием, - постойте... не говорите ничего... я вас знаю... вы уморили Воловскую... не возражайте, я это знаю... я этому верю... вы любить не можете, ваша любовь - смерть.

- И жизнь, Лидия, - улыбаясь, сказал Званинцев, отстегивая полог саней и внося на руках по лестнице девочку, которая в забытьи обвила своими руками его шею.

Он отпер дверь, потому что не имел никогда привычки, возвращаясь, поздно домой, будить своих людей. Он внес Лидию в свой кабинет и, тихо, бережно сложивши ее на турецкий диван, зажег лампу; ничто не изменяло неподвижному, беспечному спокойствию его физиономии, и лампа осветила перед Лидиею тот же прекрасный, величавый мужской образ. Она трепетала, как в лихорадке, бедная девочка, но глаза ее, облитые влагою, не могли оторваться от Званинцева.

Он взял маленький табурет и сел подле нее.

- Лидия, - начал он, гладя на своей руке ее маленькую руку, - вы сказали слово, которое должно решить навсегда вашу и мою участь. Слушайте же меня.

- Я вас слушаю, - шепнула она, тщетно силясь оторваться от него глазами.

- Воловская умерла, потому что она не могла жить, - сказал он твердо и грустно, - я ее любил, но и на нее даже смотрел я как на камень: выдержит обделку - хорошо, не выдержит - что делать!

Лидия провела рукою по лбу.

- Во всем и везде я хочу правды, - продолжал Званинцев с невозмутимым спокойствием, - любовь и женщина - самые лучшие вещи на свете, - это мой единственный интерес, потому что другим мне нечем заняться... но я не хочу никогда, чтобы раскаивались в любви ко мне... Для этого - я говорю вещи прямо и сам не терплю полупризнаний, полупреданности.

Лидия с ужасом закрыла лицо руками, вырвавши с усилием свои пальцы из рук Званинцева.

- Не бойтесь, Лидия, - сказал Званинцев улыбаясь, - не бойтесь, вы в безопасности до тех пор, пока сами не предались мне... Вы еще не в моей власти.

Лидия приподнялась и судорожно сжала руку Званинцева.

- Я вам сказал, - продолжал он, - что я отвезу вас к тетке!..

- Нет, нет, - сказала она с замирающим шепотом страсти, обвивая его шею и безумно-нежно смотря ему в глаза... - Я погибла, я навсегда погибла... но я от вас не отстану, я от тебя не отстану, мой милый... слышишь ли ты это?

И она в беспамятстве упала в его объятия.

Званинцев взял флакон eau de Cologne {одеколона (франц.).} и опрыскал ей лицо освежающею влагою... она снова пришла в себя, и снова пробудившееся чувство стыда заставило ее склониться лицом к подушке дивана.

- Повторяю вам, что я не хочу увлечения, - сказал ей Званинцев, свободно, разумно должна предаваться женщина, если она хочет только быть равной мужчине.

- Вы меня не любите, - глухо рыдала Лидия.

- Я могу любить только равное себе, дитя мое, - отвечал Званинцев. - Вы увлечены теперь, я вам явился романтическим героем-избавителем, а что, если бы я сказал вам, что все это - только заранее подготовленная сцена?..

- Все равно, - вскричала девочка, - я люблю вас.

- Что я по крайней мере предвидел вашу судьбу и свою роль.

- Я люблю вас.

- Что я был уверен в том, что вы меня будете любить, с первой нашей встречи.

- Званинцев!..

- Что я сказал себе: она должна быть моей рабою.

Лидия быстро вскочила с дивана и стала перед ним бледная, трепещущая.

- Что я _знаю_ это, - продолжал Званинцев с бесконечною нежностью.

- Он меня любит! - вскричала девушка, падая к его ногам и скрывая свою голову на груди Званинцева.

- Да, я тебя люблю, мой светлый ангел, - сказал он, страстно сжимая ее в объятиях... - Я тебя люблю, потому что я тебя создал, - продолжал он, сажая ее снова на диван и склоняясь головой к ее коленам... - Ты видишь, я у ног твоих, ты видишь, я твой раб, моя сестра, моя подруга... Лидия, Лидия, говорил он, увлекаясь все более, - путь мой кончен, эта минута - вечность, эта гордость, которой я теперь полон - целый мир, необъятный мир блаженства: я могу наконец, не стыдясь самого себя, обливать слезами твои руки, твои ноги, дитя мое, могу предаваться всем безумствам страсти... Мой ангел, моя подруга - еще раз скажи мне, что...

- Что я отрекаюсь от всего, - сказала Лидия страстным шепотом, - что в твоей любви целое небо, что иного я не хочу...

- На жизнь и на смерть, - сказал Званинцев, взявши ее руку напечатлевая поцелуй на ее устах. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Читатели мои ждут, вероятно, кровавой развязки, - но, по долгу повествователя, я обязан сказать им, что о дуэли и в помине не было. Севского убедила его матушка, что все это случилось к его счастию.

О Званинцеве и Лидии нет ни слуху ни духу. Они уехали из Петербурга.

Севский где-то уже столоначальником.

ПРИМЕЧАНИЯ

При жизни Григорьева его автобиографическая проза печаталась в журналах большинство произведений опубликовано с опечатками и искажениями. Новые издания его прозы появились лишь в XX в., по истечении 50-летнего срока со смерти автора (до этого наследники были, по дореволюционным законам, владельцами сочинений покойного, и издавать можно было только с их согласия и с учетом их требований). Но большинство этих изданий, особенно книжечки в серии "Универсальная библиотека" 1915-1916 гг., носило не научный, а коммерческий характер и только добавило число искажений текста.

Лишь Материалы (здесь и далее при сокращенных ссылках см. "Список условных сокращений") - первое научное издание, где помимо основного мемуарной произведения "Мои литературные и нравственные скитальчества" были впервые напечатаны по сохранившимся автографам "Листки из рукописи скитающегося софиста", "Краткий послужной список..." (ранее воспроизводился в сокращении) письма Григорьева. Архив Григорьева не сохранился, до нас дошли лишь единичные рукописи; некоторые адресаты сберегли письма Григорьева к ним. В. Н. Княжнин, подготовивший Материалы, к сожалению, небрежно отнесся к публикации рукописей, воспроизвел их с ошибками; комментарии к тексту были очень неполными.

Наиболее авторитетное научное издание - Псс; единственный вышедший том (из предполагавшихся двенадцати) содержит из интересующей нас области лишь основное мемуарное произведение Григорьева и обстоятельные примечания к нему. Р. В. Иванов-Разумник, составитель Воспоминаний, расширил круг текстов, включил почти все автобиографические произведения писателя, но тоже проявил небрежность: допустил ошибки и пропуски в текстах, комментировал их весьма выборочно.

Тексты настоящего издания печатаются или по прижизненным журнальным публикациям, или по рукописям-автографам (совпадений нет: все сохранившиеся автографы публиковались посмертно), с исправлением явных опечаток и описок (например, "Вадим Нижегородский" исправляется на "Вадим Новгородский"). Исправления спорных и сомнительных случаев комментируются в "Примечаниях". Конъектуры публикатора заключаются в угловые скобки; зачеркнутое самим автором воспроизводится в квадратных скобках.