Уильям Хиллен - Черная река. Тоа-Тхаль-Кас

• Название: Черная река. Тоа-Тхаль-Кас
• Автор: Уильям Хиллен
• Издательство: Мысль
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1979

У. Хиллен несколько лет служил агентом по охране природы на Дальнем Западе Канады. Все свое знание этого края, всю свою любовь к нему он вложил в эту книгу. Каждый из ее очерков посвящен какому-либо эпизоду охотничьей и рыболовной экспедиции. Все вместе они рисуют целостную картину природы Британской Колумбии.

---

— В краю назко секреты не держатся. Вымокли вы здорово, а купаться в реке сейчас уже холодновато.

Удивительно, что они решились слезть с лошадей: без провожатых индейские девушки в лесу пугливы, как лани. Пока гостьи сушились у костра, я налил им кофе, а Слим расседлал их лошадок. Наш привал приобретал картинный вид: лохматый пес, индейские девушки у костра, куропатки на вертелах, дымящийся кофе, крепкий дух сохнущей сбруи. Пьянящая обстановка. Девушки вытащили ружья из чехлов и принялись чистить. Мы со Слимом перевернули байдарку кверху дном, и я накрыл стол на четыре персоны.

— Шеф докладывает, что ужин будет готов через несколько минут, — сказал Слим.

— Не тяжелое, — сказала старшая, критически осматривая мое ружье. — К седлу подвесить — будет что надо.

— Нам не по деньгам, — сказала вторая.

На постной морде Сэдсэка с втянутыми щеками было написано страдание, но, после того как девушки его приласкали, пес стал поглядывать на меня с омерзительным самодовольством. Сэку почесали за лохматыми ушами, и он был на седьмом небе. Его форель была конфискована, но Слим быстро поймал ему еще пару рыб, а я завернул их в фольгу, зарыл в песок под костром и нагреб сверху углей. Когда рыба была готова, Сэк торопливо с ней расправился и опять помчался к своим новым подругам.

Я соорудил походный обед: куропатки под луковым соусом, бобы, печеный картофель, салат, помидоры, персики и фруктовый кекс. Все ели с жадностью и приговаривали, что я отменный повар, но на их аппетиты мудрено было бы не угодить.

Потом девушки не помыли, а почистили посуду песком, тихо болтая на своем изумительно сложном языке — карьерском, на котором говорят индейцы в бассейне Черной. На юге в язык естественно проникают чилкотинские примеси, а на западе ощущается влияние языка белла-кула, но по-настоящему чистая певучая карьерская речь звучит удивительно красиво. Карьерский налегает на звуки, произносимые со стиснутыми зубами и в нос, и неиндейцу, желающему освоить его, фактически приходится заново учиться говорить. Считается, что этот язык меньше чем за десять лет не выучишь. Мой стаж — двадцать, но пока я правильно выговариваю только одну фразу, с каковой и обращаюсь при случае к настырным собакам индейцев. Она звучит так: слово «хейст», за которым следует причмокивание «ц-ц-ц», что означает: «иди домой, отвяжись».

Смуглостью шелковистых лиц девушки напомнили мне один из женских типов Центральной Европы. В тонких чертах, хрупком стане и прямой осанке угадывалось как бы что-то азиатское, только вот волосы и глаза посветлее. Глаза миндалевидные, явно восточные, а скулы высокие, как у северянок. Изящные, с тонкими концами пальцы. Голоса красиво модулированы, настоящие женские голоса.

— Вам Чарли Кремо не попался? — спросил я. — Он уехал в Чайни-Фолз ныне утром.

Его они не встретили, но видели его след. Они знали обо всем происходящем в лесу. О том, чего они не заметили сами, их оповестил бы «мокасинный телеграф».

— У нас есть для вас лишняя палатка, — предложил я. — Если у вас нет других планов.

Нет, сказали девушки, они пойдут дальше по Бэцэко и завтра будут там искать бычков.

— А еды у вас вдоволь?

По взгляду, которым они обменялись, я понял, что не очень-то.

— Может, возьмете пару форелей к завтраку?

— Вот это здорово, — сказала главная парламентерша. — А то мы было уже собрались в Назко за едой.

Мы помогли нашим гостьям оседлать лошадок и дали им еды на весь следующий день. Ружья у них были, может быть, была и рыболовная снасть. Голубики в лесу пропасть, куропаток уйма. Добывать пропитание они, конечно, умеют.

— За эту парочку можно не волноваться, — сказал Слим после их ухода. — Росли верхом на пони. Зоркие не хуже кошки, а лес знают как свои пять.

Было уже совсем темно, но поднималась заманчивая охотничья луна. Мне показалось, что в водоеме, внизу под скалой, несколько раз взбуравила воду крупная рыба. Я осмотрел наживки и подумал, что лучше будет взять муху посветлее. Пошуровал в коробке и нашел нетронутую белую бабочку на отличном шестом номере. Ее опавшие крылья и тяжелое тело были скорее опаловые, чем белые. В коробке она провалялась много лет, и я никак не мог вспомнить, откуда она взялась.

Наживка подозрительно напоминала творения доктора Бейкера. Доктор говорит, что собственноручно привязывает наживки, чтобы упражнять гибкость пальцев, но, поскольку на практике держать экзамен по муховязанию ему приходится нечасто, я почему-то думаю, что он привязывает мух в зимние вечера, просто чтобы предаваться заветным мечтам о форельной ловле. Бабочка, которую я достал из коробки, не принадлежала к числу фирменных наживок доктора. Эти наживки — черные как смоль мухи в нескольких вариантах нарядов и оперений на крючке номер десять. Помню, как однажды я ловил на такие наживки, бросив якорь на отмели. Стемнело, но я не мог заставить себя смотать удочки: фирменная муха доктора Бейкера наголову разбила учение, предписывающее вечером ловить на светлую приманку.

Я прикрепил новый поводок и вывел опаловую бабочку на взлет, как только в воде опять показалась та рыба или кто-то из ее приятелей. Подойдя к воде, я оценил обстановку: заброшено неплохо. Двадцать пять метров свободной лески, наживка упала за камнем. В воде крутеж: крючок засел намертво. Несколько секунд никаких событий. Рыба сидит в глубине, как бульдог. В лунном свете она выпрыгивает метра на три над водой и пулей летит во тьму вниз по реке вместе с запасом лески.

Почти на ощупь мало-помалу веду леску назад в водоем. Прыжки и рывки все реже. Слим подает мне садок. Показывается круглое, мощное тело. Это крупная радужная форель фунтов на шесть. До этого трудно было определить, что за рыба. Вполне мог быть и небольшой стальноголовый лосось.

Спать ложимся у воды. Сэдсэк возвращается в свою постель под елью и заступает на ночную вахту. Я думаю о проходных нерках. Почему их так мало на таком хорошем нерестовом участке? То ли первую их партию постигло на пути какое-то бедствие, то ли рыба только начала прибывать.

У этой рыбы сочное красное мясо, и она ценится консервными заводами. Нерестится она в реках, вытекающих из озера или протекающих через озеро. Первые два года, но иногда и один, а иногда и три она живет бок о бок со своими пресноводными родичами — непроходными нерками, или «кикини». После этого молодые нерки скатываются в море и там быстро растут, питаясь разными мелкими рачками, обитающими в богатых съестным водах теплого субарктического течения северной части Тихого океана. К четырем-пяти годам нерка весит от пяти до пятнадцати фунтов, в среднем семь. В эту пору она и возвращается в родные места, чтобы продолжить свой род.

Проходные нерки — удивительные существа. Путь они проделывают невероятный. После вольных тихоокеанских кочевий они идут в опасный пролив Джорджии, оттуда в сплетенную лабиринтом дельту Фрейзера, затем в его бурное течение и, наконец, в Черную. Есть ли на свете другой подобный пример целенаправленности и упорства? Их жизненный путь пролегает от сурового детства к страдальческому концу. Только море дает им свободу, только самые сильные могут выжить, а среди них только приспособленным суждено продолжить род.

От индейцев я слышал, что с середины июля в притоках Черной попадается чавыча [49]. По-видимому, эта рыба приходит в ранних эшелонах, так как нерестится она чуть пониже реки Назко в начале августа. Индейцы с Бэцэко вылавливают немного чавычи и немного стальноголового лосося. Те и другие рыбы поднимаются по Коглистико к водопаду, расположенному далеко позади озера Коглистико. В желудке мальмы, пойманной у слияния Бэцэко и Коглистико, попадается молодь лососей. Вверх по Назко и чавыча и нерка доходят по меньшей мере до реки Клисбако.

В Ючиникской системе проходная нерка поднимается до самого выхода из озера Клунчатистли. В небольшом количестве я видел ее даже в Ючинико, выше и ниже озеpa Ханхэм, между озерами Бот и Тайттаун, а также в нижнем течении реки. Озера Ючиникской системы, во всяком случае Батнуни, словно специально созданы для молоди нерки.

К сожалению, статистика по нерестовому ходу лососевых в Черной пока в зачаточном состоянии, отчасти из-за большей важности таких крупных речных систем, как Кенель и Чилко, но еще и из-за бездорожья в здешних местах. Индейцы сообщают о нересте лососевых в ручьях близ Клускуса. Джеррибой, который, может быть, был самым большим экспертом по форели, стальноголовым лососям, гольцу и мальме, видел «уйму» проходной нерки пониже водопада Кусьюко. Он же зимой ловил стальноголовых лососей в Ючиникских озерах. А Банч Трюдо видела «довольно много» проходной нерки в речных рукавах, соединенных с Ючиникскими озерами. По предварительным неточным сведениям Управления рыбного хозяйства, несколько сот голов чавычи и небольшое количество проходной нерки приходят на нерест в Назко. Эти оценки основаны на наблюдениях с вертолета над нерестилищем пониже слияния Назко с Черной. Выше этой точки, по-видимому, никто лососевых не считал и не изучал, хотя управление признает, что «в реке имеется несколько хороших участков для нереста и развития рыбной молоди, так что она обладает потенциалом повышения продуктивности рыбного хозяйства».