Татьяна Алексеева-Бескина - Правда фронтового разведчика

• Название: Правда фронтового разведчика
• Автор: Татьяна Алексеева-Бескина
• Жанр: Биографии и Мемуары
• ISBN: ISBN 978-5-699-40387-5

Потрясающая книга, достойная войти в «золотой фонд» литературы о Великой Отечественной войне! Уникальные мемуары фронтового разведчика, у которого не было и одного шанса на миллион остаться в живых, но он выжил, чтобы рассказать правду о самой страшной войне в нашей истории.

— Двадцать семь месяцев на передовой, в том числе двадцать месяцев в пешей, пехотной разведке. Остaльное по госпиталям. Опыт фронта был таков: два-три месяца а разведке — и для большинства война кончалась навсегда или выводила эа скобки инвалидом, калекой, кому как повезет. Ему выпало — жить! Лишь троим из ста мальчишек, родившихся в 1923 годуг выпал этот жребий!..-

УДК 355/359 ББК 6S

---

Словесность в боевых условиях

Кончалась уже весна сорок третьего, а военный переводчик Бескин, показавший себя в деле, ходивший в тыл к противнику, общавшийся с захваченными в плен немцами, тем не менее не вел ни одного официального допроса пленного в полку. Как уже говорилось, «язык» В обороне — событие, если и приводили, то чаще всего раненых, подбитых, которые отдавали богу душу еще до первого допроса. Чаще разведчики из вылазок приносили всякие документы, бумаги. Зимой применяли и такой распространенный прием: подбирались к немецкой землянке, бросали в печную трубу термитный шарик. Фрицы выскакивали, их пристреливали, а после криков, паники, короткой схватки забирали документы из землянки. В работе с документами Игорь уже набил руку, а вот живого полного допроса так и не получалось.

А тут на рассвете позвонили: взяли «языка», ведут в штаб полка, переводчика немедленно в штаб. Командир полка Болтакс пригласил Игоря в свою землянку, где переводчик и расположился с арсеналом словарей, разговорников, приготовил по форме протокол допроса. Немца привели. Он был ранен в ногу, уже перевязан, но сам идти не мог. Это был фаненюнкер. В немецких военных училищах по окончании офицерское звание сразу не присваивали, выпускались, что мы называли бы, кандидаты в офицеры, недоофицеры. В мирных условиях такой фаненюнкер проходил год стажировки, на фронте — полгода. Звание офицера присваивалось по решению офицерского собрания части. Вот это и был такой «недоофицер». Держался немец довольно нахально, презрительно. Имя, год, место рождения сказал, сам из-под Мекленбурга. Номер части назвать отказался. Но довод, что, 'находясь в обороне столько времени, мы уже сами знаем наперечет все части и прочее, убедил его, разговаривать стало проще. Многое друг у друга переспрашивали, так как не очень четко понимали. Болтакс молчал в сторонке, в допрос не вмешивался. Пленного увели. Поговорили о пленном, о сведениях, полученных от него.

— Ну, а теперь о допросе. Я вас внимательно слушал, но так и не понял, на каком языке вы его допрашивали? На немецком? На еврейском?

— Да я ни слова по-еврейски не знаю! — изумился Игорь.

— Я понимаю, волновались, впервые-то, но тем не менее с языком надо работать серьезно. Знания — это тяжелая работа.

Убедиться, что изучение языка — дело серьезное, пришлось вскорости. Неподалеку от занимаемого дивизией участка обороны располагалась у немцев испанская "Голубая дивизия». А в приносимых разведчиками документах частенько мелькали слова "шпанише рейтерн» — испанские всадники и что прибыло этих самых рейтерн сколько-то эшелонов и размещены они на переднем крае. Какие-то кавалерийские испанские части? В дополнение к своей же пехотной «Голубой дивизии»? А почему бы и нет? Кроме того, раз прибыла кавалерия — жди наступления: конница в обороне не сидит! С другой стороны — в условиях лесисто-болотистой местности кавалерии делать нечего. Даже наш конный корпус, с которым по весне сражались за гороховый концентрат, и тот расформирован. Разведчик — это не только логика, догадки, но и проверка догадок. Игорь несколько раз лазил на подслушивание — не ржут ли где кони, но — тихо!

Тем не менее в очередном донесении разведки «выдал», что, по данным ряда документов, отмечается прибытие под Старую Руссу кавалерийских испанских частей. Через несколько дней в газетах в сводке Совинформбюро прочитали текст, который запомнился Игорю дословно: "… генералу Франко неймется. Мало того, что его пеХотная «Голубая дивизия» застряла в болотах под Старой Руссой, так он еще прислал кавалерию. Но ее ожидает такой же бесславный конец». Пару дней Игорь ходил гордый, как петух.

«20,6.43… Допрашивал своих первых пленных. Сопливые, зеленые мальчишки, противно смотреть на них. Большинство — не чистокровные немцы, а австрийцы, баварцы, даже эльзасцы и фламандцы. Рассказывают о плохом питании в тылу в Германии (в Мюнхене выдают 400 г хлеба), плохой дисциплине. Сами себя называют эрзац-солдатами…»

Допрашивая очередного «языка» В эти дни, в завершение допроса поинтересовался на всякий случай, что это такое у вас «шпанише рейтерн». Немец стал объяснять, и Игорь похолодел от того, что говорил пленный. Переспросил. Немец попросил бумагу, карандаш, толково все нарисовал — рогатки: жердь с крестовинами по концам с намотанной колючей проволокой, проволочные заграждения, этакие колючие валы… Душа переводчика ушла в пятки. Пленного увели.

Болтакс, присутствовавший при допросе в землянке, все понял и лукаво посмотрел на Игоря:

— Что делать? Со сводкой Информбюро?

Игорь молча смотрел на него.

Мудрый Болтакс только и сказал:

— Вас об этом кто-нибудь спросил? Нет? Ну, и молчите!

И как бы закрыл тему.

Деликатность Болтакса была безгранична. А уж как он командовал во время боя, ветераны вспоминали через десятилетия. Научный работник, петербургский интеллигент до мозга костей, тонкий человек попал в стрелковый полк, который по своему составу далеко не элита армии. Наиболее знающих, толковых, культурных отбирали в авиацию, артиллерию, особенно в ракетные части. Остальные распределялись в стрелковые, пехотные подразделения. Так же как и в полку — наиболее сообразительных, живых отбирали в разведку. Даже привилегия была у начальника разведки — из пополнения он отбирал себе людей первым, а уж по каким критериям… начиная с внешнего вида, места в строю, взгляда, собственного желания идти в разведку, да мало ли по каким.

Командовать стрелковым полком на фронте — тяжелая черновая работа. Нравы в полку создает начальство. И Болтакс — высоконравственный человек — создал в полку нетривиальную, непохожую на другие полки, особую обстановку.

От Бориса Иосифовича никто ни разу не слышал не только традиционной на фронте матерщины, столь привычной В обиходе, не слышали даже громкого слова, разговора на повышенных тонах. Однополчане проникались к нему таким глубоким уважением, что не выполнить то, что сказал, приказал, попросил Болтакс — не дай бог! Это относилось не только к офицерам полка, но и к солдатам. Тем более что и те и другие знали, какой это отважный боевой командир, как он умело выводил полк из, казалось бы, безнадежных ситуаций, как оберегал людей, заботился о них.

Легенды, ходившие о нем, имели под собой почву. В бою он командовал так, как и не снилось никому на фронте. Например, по полевому телефону или рации во время боя спрашивает командира батальона:

— Ну, что там, Иван Степанович? Не удается поднять в атаку? Огнем прижимает? А вы попробуйте гранатами, только так, чтобы все разом, единым ударом, залпом и вслед за гранатами поднимаЙтесь. Может, получится!

И Иван Степанович поднимал батальон в атаку. Такой вот стиль был у Бориса Иосифовича Болтакса.

Официальные заседания, разбор боев, оперативные и прочие говорения никогда не были разносами, выволочками — это всегда были дружеские беседы соратников, коллег. Пока Игорь был переводчиком в штабе, частенько приходилось фиксировать отдачу боевых приказов. ПриГОДИЛИСЬ его знания стенографии, после приказа Болтакса документ можно было отдавать сразу печатать на машинку без всякой правки. Поражала четкость формулировок: научный работник, и этим все сказано. Знание стенографии прибавило Игорю авторитета среди офицеров штаба, и вот когда ему довелось записывать вот так же боевой приказ, отдаваемый устно командиром дивизии, то расшифровка полного текста произвела афронт. Больше к услугам стенографии в штабе дивизии прибегать не рисковали.

А Борис Иосифович действительно в часы затишья, особенно когда полк был во втором эшелоне или в резерве, выходил из землянки и играл на скрипке. Скрипка и фронт, нежное существо — и горелое железо, музыка — и взрывы, убийство людей — и высокие идеалы гуманизма музыки, мысли о высоком, человеческом. Играл Болтакс для себя, но слушателей не избегал, хотя и сторонился.

Болтакс, как и всякий талантливый человек, был талантлив во многом. И, как бывает только у нас, в России, крупный ученый, нужный стране, командует полком на передовой, подставляя свою голову под шальные пулиснаряды, добросовестно выполняя мелкую, рутинную работу, доступную очень многим. Да уж, бережем людей, как на турецкой перестрелке, так говаривали в старину.

Мушкетерский, Новгородский

«5.07.43… На днях был большой праздник, приезжала делегация трудящихся магнитогорцев, привезли массу писем, поздравлений, пожеланий… Сколько тепла, заботы в каждой посылочке, прямо-таки кажется, что делают это хорошо знакомые тебе люди. В той посылочке, что мне попалась, вложено хорошее украинское полотенцерушник, на нем крестом вышито: «Да хранит тебя Бог!» Я повесил это полотенце у себя в блиндаже над койкой. Жаль, что адреса своего не написала женщина, что выслала этот подарок. Прислали печенье, консервы, носовые платки, книги и… табак. Везет мне всегда с этим табаком. Мне, некурящему, его присылают всегда больше всех. Раздал товарищам. Вообще наша часть стала входить в почет. Приезжают артисты. Вчера приехал зам. редактора «Красной звезды» Л. Никулин, поэт М. Матусовский. О нас часто пишут во фронтовой газете и в «Красной звезде». Я рад, значит, неплохо воюем…»