Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи - Дьявольские повести

• Название: Дьявольские повести
• Автор: Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи
• Издательство: «Лениздат»
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-289-01318-0

Творчество французского писателя Ж. Барбе д'Оревильи (1808–1889) мало известно русскому читателю. Произведения, вошедшие в этот сборник, написаны в 60—80-е годы XIX века и отражают разные грани дарования автора, многообразие его связей с традициями французской литературы.

В книгу вошли исторический роман «Шевалье Детуш» — о событиях в Нормандии конца XVIII века (движении шуанов), цикл новелл «Дьявольские повести» (источником их послужили те моменты жизни, в которых особенно ярко проявились ее «дьявольские начала» — злое, уродливое, страшное), а также трагическая повесть «Безымянная история», предпоследнее произведение Барбе д'Оревильи.

Везде заменил «д'Орвийи» (так в оригинальном издании) на «д'Оревильи». Так более правильно с точки зрения устоявшейся транскрипции французских имен (d'Aurevilly), опирающуюся более на написание, чем на реальное произношение, и подтверждено авторитетом М. Волошина, который явно лучше современных переводчиков знал и русский и французский языки. Тем более, что эта транскрипция более привычна русскому читателю (сб. «Святая ночь», М., Изд-во политической литературы, 1991; «Литературная энциклопедия» и т. д.).

Amfortas

---

Шуанство было рождено не только политическими событиями, оно возникло в недрах специфического для французской Нормандии уклада повседневной жизни, ее традиций, религиозных верований, особенностей психологии обитателей этой провинции. Чутко уловив это, Барбе д'Оревильи стремится представить Нормандию не только в исторической конкретности, но и в региональной специфике — и, может быть, даже с большим акцентом на последней, то есть на местном колорите.

Работа над романом «Шевалье Детуш» началась в 1852 г., непосредственно под впечатлением событий 1848–1851 гг. во Франции: провозглашенная благодаря революции 1848 г. республика уже в 1851 г. была сметена государственным переворотом, совершенным Луи-Бонапартом, который стал императором Наполеоном III. Ситуация вызывала прямую аналогию с судьбой Французской республики 1792 г., установлением империи Наполеона I и всеми проявлениями острого политического противоборства, вызываемого революцией. Франция вновь приблизилась к опасной грани войны, считает писатель. Будучи роялистом, он не склонен к благожелательному восприятию новоявленного императора, хотя и воздерживается от прямых высказываний, сводя разговор к теме «вечного варварства, таящегося в человеке». Добавляя примечание к новому изданию романа «Околдованная», он пишет: «Последние события (декабрь 1851 г.) показали нам, что человек всегда готов повторить ужасы прошлого. Поэтому никогда, а сегодня особенно было бы непозволительно скрывать подобные картины или смягчать их жестокость. Они принадлежат истории и служат священным уроком» («Околдованная», гл. III).

С нескрываемым осуждением Барбе д'Оревильи пишет о жестокостях, сопровождавших борьбу синих и шуанов, причем физическую расправу с противниками в его романах вершат и те, и другие, поэтому недобрая слава шуанов вполне заслужена, как признает Барбе д'Оревильи («Шевалье Детуш», гл. 7). Достаточно вспомнить такие эпизоды, как история тюремщицы Хоксон и ее сына, побоище, устроенное шуанами на ярмарке в Авранше, или казнь мельника. Каждая из враждующих сторон воодушевляется целями, которые ей представляются благими: для республиканцев это свобода, равенство, братство будущего идеального общества, а для шуанов — освященные веками идеалы роялизма и религиозной веры. Но «не бывает вина без осадка, а войны — без подонков», убежден Барбе д'Оревильи. Подонки гражданской войны — это «порода шакалов, которые неминуемо приходят осквернить кровь, пролитую там, где прошли львы» («Околдованная», гл. III). Это «живодеры» и, по существу, преступники, чуждые всякой морали, бандиты, упивающиеся разбоем и издевательствами над людьми. Примеры их «каннибальской» жестокости писатель приводит со ссылками на исторические документы. Творимое ими грубое насилие и бесчеловечность и есть слагаемые террора, оскверняющего идеалы, под знаком которых начиналась революция. Поэтому настоящие герои для Барбе д'Оревильи не те, кто развязал события, обернувшиеся трагедией, а те, кто противостоит революции.

В числе персонажей романа «Шевалье Детуш» много таких героев: это не только дерзкий в своей отваге связной роялистов Детуш, прозванный Осой, но и таинственный господин Жак, и Эме де Спенс, и «амазонка шуанства» мадмуазель де Перси. Все они сыграли свою роль в войне шуанов, и спустя много лет те, кто остался в живых, вспоминают о прошлом с гордостью и благоговением.

«Шуанские» романы Барбе д'Оревильи отличает существенно иная по сравнению с романтической концепция истории, а также иные функции исторического сюжета. Если для романтиков историческая память была фактором совершенствования общества и обоснованием надежд на будущую социальную гармонию, то для Барбе д'Оревильи она — всего лишь ностальгическое воспоминание об ушедших временах, которому герои предаются потому, что им претит уклад новой жизни, «каждый день все более наводняемой нахальной буржуазией» («Изнанка карт»). Участники шуанской войны и все, кто им сочувствовал, представляются писателю «призраками прошлого, которым все настоящее видится бледным и неясным», как он говорит в романе «Околдованная» (гл. II). Печальным подтверждением этой мысли служит судьба Детуша: жизнь этого неистового шуана завершается в убогой обстановке дома призрения для умалишенных. И сам он, и участники дерзкой акции по его освобождению из тюрьмы остаются ничем не вознагражденными за их отвагу. Они обречены на бесцветное прозябание в провинциальной глуши и в безвестности. Единственная их отрада — воспоминания о своей былой причастности к историческим событиям, к делу, в котором они проявили себя как герои.

В «шуанских» романах Барбе д'Оревильи объектом исторической памяти служат не ход событий и законы истории, как это было у романтиков, а только судьбы отдельных людей. Память об участии конкретного человека в исторических событиях способствует осознанию им своего достоинства и помогает его самоутверждению в новой реальности, воспринимаемой как чуждая и враждебная. Именно поэтому писателя привлекает недавнее прошлое, очерченное временными рамками одной человеческой жизни и горизонтом индивидуального сознания. В его романах масштабность эпического повествования утрачивается, но зато крупным планом высвечиваются конкретные фигуры, пусть даже и не самые крупные по значимости в общем потоке истории.

Барбе д'Оревильи значительно преувеличивает роль Детуша в войне шуанов по сравнению с той, которую играл в действительности реальный прототип героя. Настоящий шевалье Детуш (его полное имя Жак де Туш де ла Френе, 1780–1858) очень непродолжительное время служил агентом, осуществлявшим связь между роялистами-эмигрантами и их единомышленниками в Нормандии, и не совершил всех тех подвигов, которые приписываются ему в романе. Но писателя увлекала не фактография, а стремление создать опоэтизированный образ героя шуанства — такой, каким он предстает в воспоминаниях других участников событий их молодости. Метод Барбе д'Оревильи сложнее традиционного повествования в историческом романе: он предлагает читателю не просто объективный рассказ, правдивый благодаря его соответствию духу эпохи, а своего рода слепок событий, сформировавшийся в памяти людей, которые — каждый по-своему — переживали эти события, факты пропущены через призму индивидуального восприятия. Вместе с персонажами своего романа писатель как бы путешествует «в поисках утраченного времени», и едва ли не главной для него оказывается задача психологическая. Таким образом, исторический роман Барбе д'Оревильи выводит к психологизму нового типа, предвещающему метод М. Пруста, который, кстати, высоко ценил роман «Шевалье Детуш».

Совершенно другой гранью своего таланта Барбе д'Оревильи предстает в «Дьявольских повестях». Название этого самого известного (наряду с романом «Шевалье Детуш») произведения Барбе д'Оревильи по-разному переводится на русский язык: «Лики дьявола» (СПб., 1908), «Дьявольские маски» (М., 1909) или просто «Дьявольские повести», как в настоящем издании. Буквально же оно означает «дьявольские создания», а еще точнее — «дьяволицы», ибо подразумеваются женщины — героини всех шести повестей, составляющих цикл. В каждой из них — свой сюжет, не связанный с остальными, и персонажи, не повторяющиеся в других повестях. Тем не менее эти шесть произведений составляют некое единство, которое определяется общей для них трагической атмосферой и стилистической тональностью. Источником сюжетов «Дьявольских повестей» являются те моменты реальности, в которых наиболее остро проявляется злое, уродливое и даже страшное, — все это неотъемлемые элементы жизни, ее «дьявольские» начала. Счастливое, гармоничное, безмятежное существование человека, то есть идеальная жизнь, — всего лишь воображаемое, иллюзии или мечты, и живописать их так же невозможно, как невозможно было бы «изобразить циркуляцию крови в венах», — пишет Барбе д'Оревильи в повести «Счастливые преступники». Но можно и нужно изображать реальность, какой бы она ни была дисгармоничной, греховной, жестокой, нередко причудливой, а иногда и более страшной, чем фантастика.

История каждой из «дьяволиц» — это вариация одной и той же мысли о таящемся в сути человека потенциальном зле как воплощении дьявольского начала. Понятие «дьяволицы» не имеет у Барбе д'Оревильи мистического или сверхъестественного смысла. Речь идет о женщинах из плоти и крови, одержимых страстями, которые нередко толкают их на преступления. Участь каждой из них необычна, но исключительность любой из этих судеб позволяет лишь острее ощутить, что в основе природы человека лежит не добро, как считал Руссо, а двойственность, сложное переплетение добра и зла. Зло, так же как и добро, присуще человеку, но более тщательно скрыто в нем, и нередко — под маской добра. Барбе д'Оревильи далек от того, чтобы видеть в женщине носительницу злого начала по преимуществу или существо, более склонное ко злу, чем мужчина. Просто в женщине особенно поразителен контраст видимого, кажущегося — и сути. Под покровом внешней привлекательности, хороших манер, умения соблюдать приличия и выглядеть добродетельной вольно или невольно скрываются другие свойства, проявление которых может поколебать любое прекраснодушное представление о человеке вообще. Поводом для подобных мыслей писателя были его наблюдения над жизнью и нравами «света». Но и нравоописание, и морализирование сами по себе были уже пройденным этапом для французской литературы XIX в. Проблема зла требовала метафизической трактовки, особенно после того, как появились «Цветы зла» Ш. Бодлера (1857).