Лев Сокольников - Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!

• Название: Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!
• Автор: Лев Сокольников
• Жанр: Современная проза

---

— "Не задразнишь": Лихтенштейн!

— Опять в "точку"! Что видим? Христианская Европа — всплошную "женщина", а кто "мужчины"?Едем в Азию: Афганистан, Пакистан, Курдистан…

— Курдистан пока не государство…

— Хорошо! Иран, Ирак…

— Сирия… Турция… Индия… — елейно, как бес, "пропел" я.

— …Ливан, Израиль! — "мужчины"!

— "Мужчины", но такой "мужской" жизни, как у них, не хочу. Вернёмся к пророчествам, кои в будущем коснутся упомянутых "мужчин".

— Чего тебе-то бояться? Своё время прожил. Держи пророчество:

"…когда, ныне могучая заокеанская держава, по причине многолетней гордыни и тунеядства своего, придёт в упадок и ослабеет — тогда весь арабский мир, сговорившись, поднимется на сворачивание головы своему извечному врагу: Израилю…"

— …получится?

— … получится! Не мешай! Что за манера влезать в пророчества! Прерванное пророчество может и не сбыться!

"…и ему, как государству, в очередной раз придёт конец. В процесс сворачивания головы еврейскому государству старушка-Европа вмешиваться не станет, вечная "дипломатия" и страх "как бы самой не развалиться!" удержат её от вмешательства в чужие разборки.

А когда арабский мир начнёт праздновать победу в истеричной манере своей — тогда Европа и приступит к отмщению "за гибель любимого израильского государства".

— Итог?

— Ни Израиля, ни арабского мира. Останется одна торжествующая женщина: Европа!

— Похоже на прошлые деяния великой заокеанской державы.

— Чему удивляться? Откуда "заокеанская держава" вышла? Разве не из Европы?

И опять одолевают бесовские фантазии:

— Война окончена, нет её, забудем о ней. Оставим только работников железной дороги: немцев и русских. Одни — хозяева, другие — работники. Одни командуют, другие — выполняют команды. Какой бы у них был язык?

— Естественно, немецкий! Какой ещё? Они бы принудили подчинённых выучить язык повелений и приказов!

— Уверен? И никто из "повелителей" не стал бы интересоваться языком покорённых? Думаю, что они изобрели бы что-то среднее между языком аборигенов и своим. На манер "идиш".

— Каким языком сорок лет общались побеждённые немцы с русскими победителями? На русском? Каков процент советских оккупантов выучил немецкий язык для общения с побеждёнными? А вообще-то вникать в суть подобных "заносов" не желаю — заметил бес и умолк.

Глава 74.

Оккупационная школа.

Многим запомнилась зима 41дробь42 годов. Вёл бы дневник, если бы знал грамоту? Нет: многое в происходящем вокруг не понимал.

Или ничего сложного вокруг не происходило, или происходившее меня не касалась потому, что его не понимал. Всё вроде бы затихло и вошло в какую-то "колею". Пусть и "оккупационную", но колею. Всё было просто и понятно: кое-как пропитаться, что-то надеть на тело и чем-то изгнать холод из старой монашеской кельи. Вечером. Перед укладыванием в "логово".

Спасибо Неведомым Силам за подарок: мою ужасную память. Но понять не могу: с какой целью и для чего снабжён такой памятью!?

С дозволения оккупационных властей аборигенам было разрешено открывать школы. Сегодня много стало известным о прошлых школах на оккупированной территории: для какой-то, только им понятной цели, захватчики собирались "недочеловекам" дать минимум знаний. Чтение, письмо не далее подписи и счёт до пятисот. Хватит!

И ни одна "умная" немецкая голова не взяла в расчёт такое:

— Обучившийся начальной грамоте абориген может далее и сам обучаться! Было бы желание, а знания он найдёт самостоятельно! — сегодня мальчиков и девочек насильно учат, но от стараний педагогов число "вундеркиндов" на тысячу школьных голов не увеличивается.

Кем были организаторы школ для оккупированных русских детей, какие у них были имена и фамилии? В каком разряде "врагов страны советов" они числились многие годы, и к какому "лику" сегодня причислить их?

Для разрешения вопросов нужны особые исследования, но и без таковых их можно именовать "вражескими приспешниками". Редкостная ситуация:

люди, учившие детей грамоте, были "врагами народа" и назвать их "патриотами России" язык не поворачивается!

— Твоё дело считать их кем угодно, но они мне симпатичны! Обучать детей грамоте в смутное и ужасное время — такое на героизм тянет! Всегда, в любых условиях нужно учить детей! Даже и бесплатно! Как всегда…

Родители согласились, и кое-как обрядив сестру, послали учиться. Школа располагалась на другом конце города, а это немалые километры ногами. Сестре было десять лет.

Какая была школа? Не знаю, поэтому не могу сказать, что кто-то из захватчиков "давил" на педагогов "усиленно заниматься немецким языком и прививать советским детям чуждую культуру". Пели русские дети "Дейчланд, Дейчланд юубер алес", или ограничивались изучением русского языка и счётом с помощью международной цифири? Висели в классах на стенах портреты фюрера?

Эх, ну почему меня не отправили в школу! Где теперь найти, хотя бы одного из учителей школы времён оккупации! Кто платил учителям "серебряники"? И сколько? Больше, чем ныне?

— В школе времён оккупации крылась угроза куда страшнее, чем военная: учителя, обучавшие детей письму и счёту, были опаснее вражеских танковых армии!

— Это при первом рассмотрении, но если хорошо подумать, то врагами были не учителя, нет, во врагов превращались обучавшиеся!

— Поясни?

— Что пояснять? Представь, чего в советское время стоила строчка в биографии "начал обучение в школе на оккупированной территории"? Как изволите понимать!?

— И как?

"Изгнать ненавистного врага с захваченной советской земли"! — лозунг правильный, но с двумя позициями: одни его только провозглашали, а другие — только выполняли призыв. И местами не менялись. Кто больше думал о "захваченной земле" — до сего дня выясняют. Как думаешь, чем страшна всякая оккупация?

— Очевидным: "насилием оккупантов над оккупированными. Жестокостями и преступлениями".

— Это — вторично. Всякая оккупация и до сего дня опасна привыканием захваченных к захватчикам! Чем дольше оккупанты пребывают — тем больше появляется понимания у захваченных. Почему "верха" и не считались с потерями в людях при освобождении захваченной территории. Но о своём страхе помалкивали.

А что учителя? Их жизненный цикл заканчивался, им уходить из жизни, и таким образом "хранителями памяти" оставались обучаемые ими дети. Все, кто тогда начал обучение, помнят об этом до сего дня. Вопрос: "что думали повзрослевшие ученики через годы об оккупантах"? Когда всё "вернулось на круги своя" и на них обвалили поток информации "о злодеяниях врагов на захваченной территории"? Как было верить в зверства, когда на себе их не испытал? Как сытому понять голодного? И как воспринимали документальные кадры о концентрационных лагерях Рейха?

— Некогда им было думать: "работали на восстановлении разрушенного войной народного хозяйства". В том и содержится ужас: они учились в школе, а кто-то в то же самое время умирал в лагере. Вот она, какая "разнобокая" война!

Шесть десятков лет живу с памятью о том, что сестра начала постигать науку в школе времён оккупации. Непонятно: в какой школе началось её обучение? В русской, или вражеской? Что не в "советской" — наверное.

Ответ один: "на оккупированной территории всякая школа могла быть только вражеской"! Всякая не советская школа — вражеская!

Не знаю язык свой, но люблю его. Такое часто случается: любим, но не знаем, что любим и очень часто незнания спасают нас. Помогают жить. Зачем остальным знании о жизни "сильных мира сего"? Чтобы расстраиваться от мыслей: "у-у-у, сволочи"!? Плохо знал и "советскую власть", но не любил её.

Русский язык мой обладает многими удивительными свойствами, и одно из них такое: в нем есть "последние слова". Одна жалуется другой:

— Обругал последними словами! — если есть "последние" слова в языке, то должны быть и "первые", коими хвалят и ободряют. Не иначе!

Есть ли разделение на "первые" и "последние" слова в других языках мира — не знаю, но допускаю, что такое может быть во всех языках германской группы. Вот набор "последних" слов, кои хочу выложить в адрес прошлых врагов:

— Враги! Оккупанты проклятые! Убийцы! Изверги! Негодяи и сволочи! Ублюдки и подонки! Нелюди, наконец! — после такого "набора" должно следовать проклятие прошлому: оно ужасно!

— Бес, всякому прошлому нужно определять границы? Или обойдёмся без них?

"Последние слова" из прошлого плавно, как контрабанда, перешли границу и в настоящее время, а что останется для будущего времени — старикам не следует волноваться.

Соглашаться с "последними словами"? Могу иметь мнение о прошлом, или мнение должно быть "одно на всех"!?

Ах, эта школа времён оккупации, где сестра приступила к главному в жизни: учиться грамоте. Куда прошлую вражескую школу? Как стереть её из памяти? Древние проклятия в адрес оккупантов ослабляются, нейтрализуются школой сестры.