Лев Сокольников - Тётя Mina

• Название: Тётя Mina
• Автор: Лев Сокольников
• Жанр: Современная проза

Врут ли в мемуарах?

---

— Будь я проклята, если очень скоро вы не вспомните этот разгромленный барак! Три года он вам служил, а вы с ним так обошлись! — а тот только ухмылялся поганенькой ухмылкой"

Повторяю, что тётушка писала как бы по наитию, но откуда такая уверенность? Наитие очень часто необъяснимо нашими знаниями и представлениями, и на первый взгляд события, о которых нас тянет пророчествовать, не представляют интереса…Но потом, когда они сбываются…

"…посадили нас в машины и повезли. Была в лагере и полная семья: муж, жена и двое детей. Когда они узнали, что лагерников будут вывозить на репатриацию, так они тут же, не медля, ушли из лагеря и сняли квартиру у немцев.

А нас привезли в абсолютно пустой, без единого жителя, посёлок и разместили по домам. В посёлке до нас убили американца и американцы жителям посёлка, абсолютно всем, предложили немедленно покинуть населённый пункт без всяких вещей!" Немцы и ушли с палочкой в руках, куда глаза глядят. Вот в эти дома и поселили нас. Но наша партия репатриантов была второй, а до нас в посёлке уже побывали наши, русские…"

Дорогой читатель! Нужно повторять, как выглядели немецкие дома после вселения первой партии русских людей? Может, не стоит? Глядишь, ещё в "клеветники" впишут… Но как быть с тётушкиными записями? "Это — пишем, а это — вычёркиваем"?

"… а когда мы пришли, то ничего в тех домах не осталось, а что осталось — было приведено в негодность. Даже зеркала били. О скотине и прочей живности говорить не буду: всё, что можно было убить — убили и съели. У наших барышень при виде разгрома, что был учинён их соотечественницами, физиономии вытянулись и поскучнели. Хотелось мне, грешнице, добавить к впечатлениям:

— Ну, как, девочки? Помните, каким барак вы в лагере оставили? Теперь и сами то же получайте! — но промолчала.

А какие дома прекрасные у немцев! Кухни — что твоя аптека! Во всю стену ящички и на каждом надпись, каким продуктом тот ящик заполнен. И всё это было разрушено и уничтожено"

Сказать, что "советские люди мстили за своё прошлое унижение"? За "рабский труд" на врагов? Но почему таким образом, а не как-то иначе? Не было ума? Зачем бить, ломать и крушить? Немцы всё восстановят в не худшем виде, для чего было стараться? Или из "молодых советских людей" кроме ненависти, пёрло что-то иное? То самое, что сейчас прёт из "детей Африки" в Париже? Или это была неосознанная зависть к немецкой культуре:

"он, сволочь, может такое сделать, а у меня для такого руки не из того места растут, да и голова слабо соображает" Нет, говорите? Тогда что "вдохновляло" молодых "советских людей" на "подвиги"? Или всё же "русских" людей?

"…красивые домики и перед каждым цветники с различными цветами.

Нас (она пишет "погрузили в машины", но "грузить" можно что-то мёртвое, но не живых людей. Позволю себе написать так):

нас рассадили по машинам и повезли на станцию. Рассадили по вагонам и начали раздавать продукты. Раздачу продуктов американцы русским не доверяли по простой причине: половину разворуют и присвоят. Дали большую банку галет из расчёта одну на двоих, большую банку тушёнки. Я поразилась: банка была квадратная, не менее, чем сорок сантиметров высоты, и широкая. В общем, приличная. Дали по пять плиток шоколада на каждого человека и по буханке хлеба. Было ещё сливочное масло в банках, но мой парень заелся, и бросил масло вместе с кружкой"

Для чего нужно было выбрасывать масло и какую-то кружку? Далее в повествовании тётушка реже поминает племянника, и такое можно объяснить тем, что жизни племянника уже ничто не угрожало, и её миссия спасительницы успешно окончилась. Она всё сделала так, как и предполагала.

"…выехали мы рано утром, а на другой станции нам уже был приготовлен обед. Когда мы туда прибыли, то нам по репродуктору объяснили, что кормить нас будут около блокгауза. Просили не спешить и не создавать толчеи, всем и всего хватит. Не спешите, не толкайтесь, поезд не отправится до тех пор, пока все, до единого, не пообедают"

Всё так и было, с перевозкой репатриантов не спешили:

"…ехали мы ночь и день. Я смотрела на немецкие города и вспоминала недавнее: когда привезли в Германии, то от станции до места нас вели пешком. Тогда я смотрела на город и думала: "Рай! Сказка!" и на одной из улиц со мной случилось какое-то короткое затемнение в голове:

"Боже милостивый! Так я эту улицу видела во сне в тридцать девятом году!"

Все дома построены в стиле замков, там у них нет чердаков, красивые окошки с занавесочками…"

Женщина. Её, естественно, впечатляю "занавесочки на окнах" Следующие строчки уже интересны и для меня:

"… все улицы асфальтированы, ограды домов красивые, растут фруктовые деревья. Груши висят размером с кулак. Когда нашу ватагу вели мимо одного такого сада, так те не утерпели и стали рвать плоды и тут же ими лакомиться. Но немцы сами выносили и угощали. Это не наши куркули, те бы вой подняли, а эти — ни слова!

Идеализировала тётушка врагов? Мало, мало только её воспоминаний, а иных у меня нет… "Для полной картины" нужно бы выслушать мнения и других, кто побывал в Германии, но они молчат…

"…и вот я возвращаюсь. Что теперь Германия? Города разбиты, от домов остались одни коробки без крыш, а то и одни развалины. Хотели немцы разрушить свои города и перебить массу неповинного народа?"

Всё это тётушка писала в шестьдесят седьмом году, в "юбилейный год торжества самого передового…" и далее по текстам того времени. Кто и что был на то время "вождь, друг и учитель", "отец" наконец, "тов. Сталин" — граждане "страны советов" уже знали, но тётушка в таких знания стояла на много лет впереди всех граждан: немецкие работодатели просветили. Когда граждане "страны советов" узнали, что "вождь мирового пролетариата тов. Ленин" переворот в России устроил на деньги из Германии? Поздно! А тётушка об этом знала уже в сорок третьем. Да и не только она. Такими знаниями её снабжали не большие немецкие идеологи, а простые рабочие шахты с непонятным названием "Веши" Теперь скажите: могли такие люди, как моя тётя, представлять угрозу для "самого…"? Разумеется. То, что она, да и многие тысячи других, своим трудом "укрепляли оборонную способность вражеского государства и таким образом приносили вред своему" — ерунда, пустяк и мелочь, а вот то, что они привезли опасные знания от врагов — вот что было главным для "самого…"!

— Ленин? Этот сифилитик!?

— Тётя, как можно так говорить!

— А почему бы и нет, если он был им? Я ничего не придумала, об этом немцы нам говорили.

— Так они же врагами для нас были!

— Нет, племянничек, во все времена самыми большими врагами для нас были мы сами.

Следует малограмотное тётушкино заключение:

"… я проклинаю этого азиЯта Сталина! Самодур, задумавший владеть всем миром…" — стоп, тётя! До сего времени все уверены, что владеть миром собирались совсем другие личности, но никак не "вождь всего советского народа тов. Сталин". Возможно такое, чтобы женщина с образованием в две зимы в церковно-приходской школе бралась судить о тех, кто мечтал о мировом господстве!? Однако! Как хочется, хотя бы раз единый, наложить гриф "секретно" на какую-нибудь тайну!

"…ночь нас везли, а ранним утром поезд остановился. Мы отправились за горячим завтраком. Были макароны с тушёнкой и горячее, хорошее кофе" Это было наше последнее человеческое утро…" — американцы передали "советских" парней и девушек, крепко порченных западной культурой, "своим" и уехали. "Конец сказке".

Глава 4. "Цветы и родина"

"…нас отвели на какой-то луг и рассадили на полянке. И пошло! Перво-наперво отделили мужчин от женщин и начались переживания со слезами и криками! Многие были замужние и женатые, а их разделили. Мужчин тут же увели, и поместили в лагерь, а мы просидели до вечера. Вспомнили американцев и харчи, что они нам на дорогу дали. А "свои" о нас так "позаботились": нашли для нас заброшенный хлев, где немцы скотину держали, вот туда и загнали. Там была мелкая и гнилая картошка, от неё уже мошкара летела, так на эту картошку соломы нам набросали — и радуйтесь, "товарищи"! Нас было человек двадцать. Расположились, кто, как смог и ждём. Чего? У одной женщины грудной ребёночек был, так он вскорости скончался…"

Вот она, европейская изнеженность! Родила в лагере, в неволе, ребёнок был жив, считался гражданином Германии, так и нужно было тебе, дуре, там оставаться! Куда лезла? Бежала из "неволи" в "свободу". И какая цена? Смерть первенца?

"…была среди нас женщина, культурная такая, умная, хорошо говорила. Схватилась с каким-то младшим лейтенантикой и стала его упрекать:

— Разве можно так бесчеловечно обращаться с людьми!? — и завязался у них резкий разговор. Вояка всё больше в раж входил, а потом заявил:

— Мы за тебя кровь проливали, освобождая! — а она отвечает:

— И мои родители кровь проливали! — что её слова лейтенантишке? Хоть ему в морду плюй — вытрется! Тут и я не выдержала: