Никита Хрущев - Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 1. Часть 2

• Название: Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 1. Часть 2
• Автор: Никита Хрущев
• Жанр: Биографии и Мемуары

ЧАСТЬ II. ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА Тяжелое лето 1941 года Люди и события летом - осенью 1941 года 1942 год:от зимы к лету У руин Сталинграда Сталинградский поворот Дороги на Ростов Перед Курской битвой и в ее начале К Днепру! Киев снова наш! Освобождаем Украину Вперед, к Победе! Послевоенные размышления Дальний Восток после Великой Отечественной войны

---

Указания были: пробиваться из окружения! Баграмян правильно понял наш приказ и понимал также, что ему нужно возвратиться в штаб. Он сказал: "Штаб находится там, и я как начальник оперативного отдела должен быть вместе со штабом". Но в это время командующий войсками Юго-Западного фронта Кирпонос получил из Генерального штаба приказ вернуться в Киев и там организовать оборону. Иными словами, ему приказали не пробиваться из окружения, а, наоборот, идти в тыл противнику. Штаб фронта располагался в это время километрах в 150, если не больше, к востоку от Киева. Это был очень длинный путь для штаба с его хозяйством при отсутствии горючего и боеприпасов и невозможности получить их по воздуху. Такие обстоятельства игнорировались наверху. Кирпонос отдал приказ, и штаб двинулся на запад[45]. Не знаю, какое расстояние они успели пройти, как получили из Москвы новый приказ - пробиваться на восток. Баграмян уже после выхода из окружения докладывал нам, что в штабе было принято решение повернуть назад. Но штаб был всем этим дезорганизован. Решили, что группы штабных работников должны пробиваться на восток разными путями севернее Полтавы.

Была организована группа, которая будет идти впереди работников штаба и ломать сопротивление противника. У противника войск там было мало, он не рассчитывал столкнуться в своем тылу с нашими воинами, поэтому у командующего имелась надежда пробиться. Началось движение. Однако вырваться из окружения всему штабу не удалось, а Баграмян с группой бойцов вышел. Возник разрыв. Штаб фронта отстал от своей передовой группы, которой командовал Баграмян. А мы тогда уже потеряли связь со штабом фронта. Ранее того Бурмистенко послал своего помощника на самолете У-2 к нам с секретными партийными документами, в которых упоминалось о том, где заложены тайники с вооружением, обмундированием, питанием и боеприпасами для партизанского движения. Так прилетел от него Шуйский[46]. Потом он стал моим помощником и оставался им до конца моей партийной, политической и государственной деятельности. Очень честный, исполнительный и добропорядочный человек. Шуйский рассказал, что вылетел перед рассветом, под пулеметным огнем, вместе с летчиком, полковником Рязановым (тот потом командовал авиакорпусом).

Немцы уже сжимали кольцо вокруг штаба со всех сторон. Вот и все скудные сведения. Затем стали выходить оттуда, поодиночке и группами, из окружения генералы, офицеры и бойцы. Каждый выносил свои личные впечатления и давал потом свою информацию об обстановке, в которой непосредственно сам находился. Спустя какое-то время мы получили сведения, что Кирпонос погиб. Какой-то работник особого отдела штаба фронта докладывал мне, что видел труп Кирпоноса и даже принес его личные вещи: расческу, зеркальце. Я не сомневался в его правдивости. Он рассказал, что есть возможность еще раз проникнуть в те места. И я попросил его, если есть такая возможность, вернуться и снять с френча Кирпоноса Золотую Звезду Героя Советского Союза. Он всегда носил ее. И этот человек пошел! Там были болота, труднопроходимые для техники. А человек их преодолел, вернулся и принес Золотую Звезду. Когда он передавал ее мне, я спросил: "Как же так? Там, наверное, действуют мародеры?". Он ответил, что френч командующего был залит кровью, клапан нагрудного кармана отвернулся и прикрыл Звезду так, что ее не было видно. "Я, - говорит, - как Вы мне сказали, отодрал от френча Звезду".

Совершенно бесследно исчез Бурмистенко, секретарь ЦК КП(б) Украины и член Военного совета Юго-Западного фронта. Мы предприняли очень много усилий, чтобы найти его следы. От людей из охраны Бурмистенко стало известно только одно: они ночевали последнюю ночь в копнах сена. Вечером они заметили, как Бурмистенко уничтожал все документы, которые у него были, - рвал их и закапывал. Зарылись в копны на ночь и расположились спать. Утром, когда они подошли к той копне, в которой ночевал Бурмистенко, его там не было. Потом они нашли закопанные им документы, включая удостоверение личности. Секретные же документы он отправил со своим помощником Шуйским, и мы их получили. Я сделал такой вывод: Бурмистенко уничтожал документы, удостоверявшие его личность. Он считал, что если попадет в руки немцев, то будет установлено, кто он и какое занимает положение. Все такие следы он уничтожил. Мы думали, что он все-таки выйдет из окружения. Много ведь генералов вышло, но Бурмистенко не появился. Думаю, что он или сам застрелился, чтобы не попасть в руки врага, или был убит при попытке выйти из окружения. Никаких документов, удостоверявших его личность, при нем не было. Поэтому он и погиб бесследно. Долго мы ждали его, но наши ожидания, к сожалению, оказались напрасными.

Многие вышли тогда из окружения. Вышел из окружения генерал Костенко[47] с группой войск. Вышел в одиночку начальник связи фронта[48]. Пришел Попель. Попель вернулся недели через две или через три. Он прошел лесами Полесья, там немцев еще не было, они шли большими дорогами. Попель даже вывез раненого полковника и вывел из окружения небольшое количество войск. Вышел генерал Москаленко (прежде он командовал, по-моему, противотанковой бригадой)[49]. Мы со штабом располагались севернее центра Харькова, в Померках[50]. Это когда-то было дачное место, любимое харьковчанами. Там произошел неприятный эпизод с генералом Москаленко. Он был очень злобно настроен в отношении своих же украинцев, ругал их, что все они предатели, что всех их надо выслать в Сибирь. Мне, конечно, неприятно было слушать, как он говорит несуразные вещи о народе, о целой нации в результате пережитого им потрясения. Народ не может быть предателем. Отдельные его личности - да, но никак не весь народ! И я спросил его: "А как же тогда поступить с вами? Вы, по-моему, тоже украинец? Ваша фамилия Москаленко?". "Да, я украинец, из Гришино". - "Я-то знаю Гришине, это в Донбассе[51]. Я совсем не такой". "А какой же вы? Вы же Москаленко, тоже украинец. Вы неправильно думаете и неправильно говорите". Тогда я первый раз в жизни увидел разъяренного Тимошенко.

Они, видно, хорошо знали друг друга. Тимошенко обрушился на Москаленко и довольно грубо обошелся с ним (с моей точки зрения): "Что же ты ругаешь украинцев? Что они, предатели? Что они, против Красной Армии? Что они, плохо с тобой поступили?". А Москаленко, ругая их, приводил такой довод: он спрятался в коровнике, пришла крестьянка-колхозница, заметила его и выгнала из сарая, не дала укрыться. Тимошенко реагировал очень остро: "Да, она правильно сделала. Ведь если бы ты залез в коровник в генеральских штанах и в генеральском мундире. А ты туда каким-то оборванцем залез. Она разве думала, что в ее коровнике прячется генерал Красной Армии? Она думала, что залез какой-то воришка. А если бы ты был в генеральской форме, она бы поступила с тобой по-другому". Мне это понравилось. И я сказал Москаленко: "Сейчас в окружении находится генерал Костенко с группой войск. Я убежден, что он выйдет из окружения. Послушаем, что он расскажет об отношении украинских колхозников к тем нашим войскам, которые остались в окружении в таком бедственном положении". Часто приходилось тогда слышать, что украинцы проявляют недружелюбие к отступавшей Красной Армии.

Я разъяснял: "Вы поймите: почему это крестьяне-украинцы должны приветствовать наше отступление? Они огорчены. Сколько труда затрачено. Ничего не жалели для укрепления армии, для укрепления нашей страны. И вдруг разразилась такая катастрофа. Армия отступает, бросает население, бросает территорию. Естественно, они проявляют недовольство по отношению к тем, кто оставляет их в беде. Это не предательство, а большое огорчение". Прошло несколько дней. Я заболел и лежал в том домике в Харькове, где располагались члены украинского правительства, когда столицей Украины был Харьков. Этот дом[52] занимал в то время и первый секретарь ЦК КП(б) Украины Косиор. Очень хороший особняк, со всеми службами и гаражом, окруженный железобетонным забором. Там-то мне и сообщили, что Костенко вышел из окружения. Я попросил передать Костенко, чтобы он немедленно приехал ко мне и доложил о событиях.

Я знал Костенко и с большим уважением относился к нему. Он приехал, и я его спросил: "Ну, как дела?". Он говорил всегда с юмором. "Да, ничего, - отвечает, - люди плакали, когда мы отступали". Спрашиваю его дальше: "А как люди, охотно ли вам помогали, когда нужно было кормить вашу конную группу?" "Да что вы! Только скажи, так резали кур, и телят, и свиней, и овес давали для лошадей. Все отдавали. Люди, как люди. Сильно плакали, жалели, что так вот сложилось, что Красная Армия вынуждена отступать". Мне очень приятно было слышать, как он развенчивал заявления некоторых людей, у которых под влиянием личных переживаний сложилось неправильное представление об украинцах. Это тоже были честные люди, я ни капли не сомневаюсь в преданности товарища Москаленко и других лиц. Я только сравниваю, как в тот момент реагировал украинец Москаленко и как реагировал украинец Костенко. И тот, и другой основывались на фактах. Только один основывался на том, что украинская крестьянка выгнала его из коровника, а другой - на том, как он выходил из окружения с группой войск в форме советского воина. Украинцы все делали для того, чтобы способствовать выходу из окружения группы, которую вел генерал Костенко!