Карл Маркс - Собрание сочинений, том 22

• Название: Собрание сочинений, том 22
• Автор: Карл Маркс
• Жанр: Философия

Двадцать второй том Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса содержит произведения Энгельса, написанные в 1890–1895 гг., в последние годы его жизни.

---

Великая французская революция была третьим восстанием буржуазии, но первым, которое совершенно сбросило с себя религиозные одежды и в котором борьба была проведена на открыто политической почве. Она была также первым восстанием, в котором борьба была действительно доведена до конца, до полного уничтожения одной из борющихся сторон, именно аристократии, и до полной победы другой, именно буржуазии. В Англии преемственная связь между дореволюционными и послереволюционными учреждениями и компромисс между крупными землевладельцами и капиталистами нашли свое выражение в преемственности судебных прецедентов, равно как в почтительном сохранении феодальных правовых форм. Во Франции, напротив, революция окончательно порвала с традициями прошлого, уничтожила последние следы феодализма и в Code civil[310] мастерски приспособила к современным капиталистическим условиям старое римское право— это почти совершенное выражение юридических отношений, соответствующих той ступени экономического развития, которую Маркс называет товарным производством, — в такой степени мастерски, что этот революционный французский кодекс законов еще и сейчас во всех других странах, не исключая и Англии, служит образцом при реформах в области права собственности. При этом, однако, не следует забывать одного. Если английское право продолжает выражать экономические отношения капиталистического общества на варварски-феодальном наречии, которое столько же соответствует выражаемому им предмету, сколько английская орфография английскому произношению — vous ecrivez Londres et vous prononcez Constantinople [пишется Лондон, а произносится Константинополь. Ред.], по словам одного француза, — то зато это же самое английское право является единственным, в течение веков сохранившим в неискаженном виде и перенесшим в Америку и в колонии лучшую часть тех древнегерманских свобод — личную свободу, местное самоуправление и гарантию от всякого вмешательства, кроме судебного, — которые на континенте совершенно исчезли в период абсолютных монархий и до сих пор нигде еще не восстановлены в полном объеме.

Вернемся, однако, к нашему британскому буржуа. Французская революция дала ему великолепную возможность разрушить с помощью континентальных монархий французскую морскую торговлю, захватить французские колонии и уничтожить последние притязания Франции на морское соперничество. Таково было одно из оснований, толкнувших его на борьбу с революцией. Вторым было то, что методы этой революции пришлись ему уж очень не по вкусу, — не только ее «мерзкий» террор, но даже самая ее попытка довести до крайних пределов господство буржуазии. Да и что бы стал делать британский буржуа без своей аристократии, которая и манерам его обучала — манерам, достойным учителя, — и моды для него изобретала, и доставляла ему офицеров для армии, этой охранительницы порядка внутри страны, и для флота, завоевывающего новые колониальные владения и новые внешние рынки? Впрочем, среди буржуазии было все же прогрессивное меньшинство — люди, интересы которых не особенно выигрывали от компромисса. Это меньшинство, состоявшее главным образом из менее зажиточных слоев среднего класса, относилось с симпатией к революции[311], но в парламенте оно было бессильно.

Таким образом, чем больше материализм становился символом веры французской революции, тем крепче богобоязненный английский буржуа держался своей религии. Разве времена господства террора в Париже не показали, что получается, когда народ утрачивает религию? Чем больше материализм распространялся из Франции на соседние страны и получал подкрепление от родственных теоретических течений, особенно от немецкой философии; чем больше материализм и вообще свободомыслие в действительности становились на континенте необходимым признаком образованного человека, тем упорнее держался английский средний класс за свои разнообразные религиозные вероучения. Как бы сильно они ни отличались друг от друга, но все они были ярко выраженными религиозными, христианскими вероучениями.

В то время как во Франции революция обеспечила политическое торжество буржуазии, в Англии Уатт, Аркрайт, Картрайт и другие дали первый толчок к промышленной революции, которая совершенно переместила центр тяжести экономических сил. Богатство буржуазии теперь стало расти несравненно быстрее, чем богатство земельной аристократии. Внутри самой буржуазии финансовая аристократия, банкиры и т. п. все более стали оттесняться на задний план фабрикантами. Компромисс 1689 г. даже после изменений, постепенно произведенных в пользу буржуазии, уже более не соответствовал соотношению сил участников этого соглашения. Характер участников также изменился; буржуазия 1830 г. очень сильно отличалась от буржуазии предыдущего столетия. Сохранение политической власти все еще в руках аристократии, которая использовала эту власть против притязаний новой промышленной буржуазии, стало несовместимым с новыми экономическими интересами. Необходимо было возобновить борьбу против аристократии, и эта борьба могла кончиться только победой новой экономической силы. Прежде всего под влиянием французской революции 1830 г. была проведена, несмотря на все сопротивление, парламентская реформа[312]. Это создало для буржуазии признанное и могущественное положение в парламенте. Затем последовала отмена хлебных законов, которая раз навсегда установила преобладание буржуазии, особенно ее наиболее деятельной части, фабрикантов, над земельной аристократией» Это была величайшая победа буржуазии, но в то же время и последняя, которую она одержала исключительно в своих собственных интересах. Все ее позднейшие победы ей приходилось делить с новой социальной силой, вначале ее союзницей, но затем ставшей ее соперницей.

Промышленная революция создала класс крупных капиталистов-фабрикантов, но вместе с тем также гораздо более многочисленный класс фабричных рабочих. Этот класс непрерывно увеличивался численно по мере того, как промышленная революция захватывала одну отрасль производства за другой. Вместе с его численностью росла также и его сила, и эта сила обнаружила себя уже в 1824 г., когда она принудила упорствующий парламент отменить законы, запрещающие рабочие союзы[313]. Во время агитации за реформу рабочие составляли радикальное крыло партии реформы. Когда актом 1832 г. они были оставлены лишенными избирательного права, они изложили свои требования в Народной хартии и, в противоположность сильной буржуазной Лиге против хлебных законов[314], организовались в независимую партию чартистов, первую рабочую партию нашего времени.

Затем в феврале и марте 1848 г. вспыхнули революции на континенте, в которых рабочие сыграли такую выдающуюся роль и при этом, по крайней мере в Париже, выдвинули требования, решительно неприемлемые с точки зрения капиталистического общества. А за этим последовала всеобщая реакция. Сначала поражение чартистов 10 апреля 1848 г., потом подавление парижского восстания рабочих в июне того же года, далее неудачи 1849 г. в Италии, Венгрии, Южной Германии и, наконец, победа Луи Бонапарта над Парижем 2 декабря 1851 года. Таким образом, удалось хоть на некоторое время избавиться от рабочих требований — этого страшного пугала, но какой ценой! Если британский буржуа еще раньше был убежден в необходимости держать простой народ в религиозной узде, то насколько же сильнее должен был он чувствовать эту необходимость после всего пережитого! И не обращая ни малейшего внимания на насмешки своих континентальных собратьев, он продолжал тратить из года в год тысячи и десятки тысяч на проповедование евангелия низшим сословиям. Не довольствуясь собственным религиозным аппаратом, он обратился к «брату Джонатану», величайшему предпринимателю по части религиозных спекуляций, и импортировал из Америки ревивализм Муди, Санки и им подобных[315]; наконец, он согласился даже на то, чтобы получать опасную помощь от «Армии спасения», которая возрождает формы пропаганды, применявшиеся ранним христианством, обращается к бедным, как к избранникам божьим, ведет борьбу с капитализмом на свой религиозный лад и таким образом развивает некоторые элементы раннехристианской классовой борьбы, которые в один прекрасный день могут доставить немало тревог богатым людям, тратящим теперь на это дело наличные деньги.

По-видимому, можно считать законом исторического развития, что ни в одной европейской стране буржуазии не удается — по крайней мере на продолжительное время — овладеть политической властью так же безраздельно, как ею владела феодальная аристократия в течение средних веков. Даже во Франции, где феодализм был полностью искоренен, буржуазия в целом лишь короткие периоды времени полностью держала в своих руках правительственную власть. При Луи-Филиппе с 1830 по 1848 г. государством правила только незначительная часть буржуазии, гораздо большая часть ее была вследствие высокого ценза лишена избирательных прав. Во время Второй республики, 1848–1851 гг., правила вся буржуазия, но всего только три года; ее неспособность проложила путь Второй империи. Только теперь, при Третьей республике, класс буржуазии в целом в течение двадцати лет держался у кормила правления, но уже сейчас он обнаруживает отрадные признаки упадка. Продолжительное господство буржуазии было возможно до сих пор только в таких странах, как Америка, где феодализма никогда не было и где общество с самого начала создавалось на буржуазной основе. И даже во Франции и Америке уже громко стучатся в двери наследники буржуазии — рабочие.