Дмитрий Биленкин - Искатель. 1970. Выпуск №6

• Название: Искатель. 1970. Выпуск №6
• Автор: Дмитрий Биленкин
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия».
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1970

На 1-й стр. обложки — рисунок А. ГУСЕВА к рассказу М. БЕЛЕНЬКОГО и Л. СКРЯГИНА «Один на один с собой».

На 2-й стр. обложки — рисунок В. КОЛТУНОВА к рассказу Д. БИЛЕНКИНА «Город и Волк».

На 3-й стр. обложки — рисунок Б. ДОЛЯ к рассказу А. СМИРНОВА «Дом с привидениями».

---

Еще с нефтеразведки, где Филипп работал до флота, был у него выработан четкий рефлекс на такие ситуации. Два пальца в рот — и во всю силу легких.

Оглушенные свистом, спорщики не сразу пришли в себя.

— Вот это порядок, — сказал Филипп тоном участкового уполномоченного. — Только в голове почему-то порядка нет.

— И я его еще пожалел.

— Зачем его жалеть. Он же гордый, — Кузя крепко ухватил прозрачный мешок за горло. — Ему эти деньги заработать — пара пустяков.

— Ого-го, — Филипп потянулся к мешку и пощупал его на ощупь.

— Настоящие, — сказал Кузя.

Гнат снял со спинки стула ворсистый пиджак.

А Кузя все еще не мог наглядеться на свой мешок, повзвешивал его на ладони, усмехнулся чему-то.

— Слушай, Гордый, а тебе никогда не случалось заработать тысячу рублей за один раз? Скажем, часа за два? Могу предложить. За одного вонючего кита.

Враз стало слышно, как на соседском дворе глухо причитает наседка. Все дождались, пока Гнат медленно застегнул все три пуговицы, снял с рукава приставший волос.

— Не понял!

— Поясняю. Ты выходишь на разделочную площадку — могу презентовать свою спецодежду — так вот, выходишь ты на разделку туда, где дурно пахнет, берешь фленшерный нож и начинаешь вкалывать, пока от вонючего кита не останутся одни кости. А по окончании тебя будет ждать рядом этот пакет.

— Давно в цирке не был? Соскучился?

— Зачем? Это же работа простая, дураки и те могут. Вот — деньги, вот — свидетели.

— Видел я таких добреньких…

— Как хочешь. До вечера обещаю деньги не трогать. Мне с обеда на смену.

Гнат вышел, ничего не ответив. Сорвал на двери силу и бессилие свое.

— Сколько здесь? — спросил Филипп, когда все согласились, что принципы у этого длинного все же есть.

— Тысяча.

— Моя мама за такие деньги год работает.

…Кашалот вышел из кондиции — он проштормовал у буя два дня, накачанное для плавучести пузо его стало за это время еще больше и отливало фиолетовым. Вползая наверх по измочаленным доскам слипа, оно поскрипывало, как раздутая футбольная камера.

Это был последний кашалот, которого предстояло разделать сегодня. Предыдущего уже кончали обхаживать вчетвером. Каждый раз, давая знак стоящему за лебедкой папаше Бондарю, Кузя кидал взгляды в сторону — не покажется ли на склоне долговязая фигура в клетчатом пиджаке. Посматривали и остальные. Все на разделке уже знали, чем закончились именины у Сапарова, и в подтверждение Кузиного обещания с полудня сиротел под навесом, на бочке, завернутый в газету пакет.

Гуляли ножи. Кровавая река уходила от слипа далеко в море, изгибалась дугой и терялась в свинцовой сырости.

Как угадал Гнат ту минуту, когда подтянули в центр площадки последнего кита и сделали небольшой перекур, трудно сказать. Может, выжидал специально, но никто не видел его за этим занятием. Он вынырнул из жироварки, посвежевший, как после сна, свежевыбритый, по обыкновению бросил: «Привет гренадерам!» — и обратился к Кузе так, будто отлучался всего на две затяжки сигареты.

— Ну что, начнем? Актеры готовы, — сказал он о себе во множественном числе.

— Люблю отчаянных, — подмигнул «гренадерам» Кузя, и те недружно хохотнули, — Дядя Ваня, желает товарищ Гнат разделать кита в одиночку. Правда, работенка ему наша не нравится. Пахнет дурно, и вообще. Но за тысячу рублей он согласен. Как вы на это смотрите?

Сменный мастер смотрел на такую затею плохо. В цехе ждать не станут, пока товарищ Гнат будет якшаться с кашалотом. Им быстро все кончить да домой. И потом, хотели бы они видеть, как этот одиночка будет снимать кожу, если подрезать пласт надо одновременно с двух сторон, иначе не потянет лебедка.

Гнат слушал этот разговор, и можно было подумать, что все возражения он знает наперед. Уж очень он был спокоен и только однажды бросил быстрый взгляд на пакет.

Вразвалочку подошел Сапаров, сухо кивнул Гнату и критическим взглядом оценил кита: мясо не свежее, нож пойдет хорошо. Вот только брюхо разбарабанило — того и гляди лопнет.

Подошли еще несколько советчиков, и поскольку зрелище обещало быть презабавным, быстро выработали новое условие: Гнат работает с напарником два часа без перекуров и получает за самоотверженный труд тысячу рублей, как звезда экрана первой величины. Напарником вызвался быть сам Кузя.

Быстро приодели Гната. Стал он весь оранжевый и блестящий. Только куртка вышла коротковатой да явно широка приходилась в плечах. Он приставил к ноге фленшерный нож, чуть отвел острие в сторону, как держат алебарду, и отрапортовал наигранно-бесшабашным тоном:

— Гренадер Потемкин к бою готов!

Вокруг засмеялись не столько шутке, сколько комичному виду фотографа.

— Нy, начинай, — сказал Кузя. — Твой бенефис. — И, словно бы между прочим, осведомился у дядя Вани: — А там гранаты в пузе не осталось?

Устоявшийся свирепый запах ворвани висел над площадкой. Гнат сдерживал дыхание — было видно, как неровно ходила грудь. А самое трудное еще ждало его впереди.

У подножья слипа ярились волны неправдоподобно красного цвета. Пьяные от крови, носились над ними чайки.

— Дай-ка я воздух спущу, — попросил нож дядя Ваня. Кругом шумно запротестовали. Коль назвался груздем — пусть сам испытает все.

— Ты только осторожней, вот сюда, — показал Гнату сменный мастер, — и сразу лезвие не вытаскивай. Пусть брюхо обмякнет.

Подпираемый в спину взглядами, Гнат подошел к туше и резко, не слишком напрягаясь, ткнул в указанное место. Только белая полоска осталась на темном глянце кожи.

— Сопротивляется, — успел сказать Гнат, как бы приглашая зрителей в соучастники.

— Хе-хе, это тебе не карточки щелкать.

— Ты с потягом, с потягом, не торопись.

— Под низ его, держи руку твердо.

Сбитый с толку советами, Гнат сильно размахнулся, но в последнее мгновенье погасил удар, и упругое брюхо кита, как щепку, отбросило его назад. Долговязая фигура выписала пируэт на скользких, лоснящихся от спермацета досках, грациозно помахала в воздухе свободной рукой и устояла.

— Ну-ка стой, твою в бога! — заорал дядя Ваня. — Стой! Бросай! Наработался, актриса…

И тогда Гнат кинулся на кашалота, не глядя, как бросаются врукопашную, забыв про осторожность, вложив в удар всю переполнявшую его ярость.

Что-то ухнуло, приподняло Гната, швырнуло в беспамятство. Это длилось мгновение. Он открыл глаза, поборол застившее взгляд желтое и зеленое и увидел, как с окровавленного его живота, вздрагивая, сползало что-то белое, в сизых прожилках.

— А-а! — вонзился в небо тонкой иглою крик.

Руки судорожно заперебирали, гребя это белое обратно, под одежду, и застыли, обжегшись о холод его. Ракетой взмыло воскресшее из мертвых тело. И заплясал Гнат, тряся подолом, такого камаринского, словно к телу его пристала кобра, а не китовая требуха.

Над площадкой густо поплыла ругань — шмотья и брызги долетели до всех, кто стоял со стороны китового брюха. Но волна хохота скоро задавила слова.

Только один человек, сдирая с себя одежду, пытался перекричать этот гогот. Он спрашивал, отчего они так жестоки к нему, за что ненавидят. А его не слышали. И если б даже услышали, то не поняли б — ненавидеть можно сильных.

Тогда он закричал, что ненавидит их сам, ненавидит, ненавидит и этот берег, и этих китов. А люди все равно смеялись. Многие на их памяти ругали этот берег и возвращались обратно.

И перед этой людской стеной у Гната сникли и мелко-мелко затряслись худые плечи. Он плакал без слез и даже не заметил, как Кузина рука положила рядом с ним завернутый в газету пакет.

Ал. СМИРНОВ ДОМ С ПРИВИДЕНИЯМИ[6]

Рисунки Б. ДОЛЯ

Вы спрашиваете, испытывал ли я когда-нибудь страх? Конечно, испытывал, и не один раз. Когда, например, охотясь в Уссурийском крае, я столкнулся нос к носу с тигром и мое ружье сделало подряд две осечки, у меня, как говорится, душа спряталась в пятки. Или вот еще когда я был засыпан снежным обвалом в горах Кавказа. Впрочем, таких случаев было немало. По-моему, нет человека, который в той или иной форме не испытывал бы страха, а если кто и будет утверждать противное, так знайте, что перед вами просто хвастунишка и самый последний трус. Вопрос только в том, кто как себя ведет в минуты опасности: если человек в таких случаях сохраняет власть над своими чувствами и пытается бороться с опасностью, — мы называем его храбрецом; и наоборот, — если он раскисает, как снег в оттепель, и единственное спасение видит в бегстве от опасности, — имя ему трус. Страх — это первобытный инстинкт самосохранения, своего рода воля к жизни, и нет такого живого существа, которому не было бы присуще это чувство.