Игорь Ефимов - Аркадий Северный, Советский Союз

• Название: Аркадий Северный, Советский Союз
• Автор: Игорь Ефимов
• Жанр: Публицистика

---

И судьба распорядилась так, что последним концертом Аркадия Северного с "Черноморской чайкой", последней его записью в Одессе, оказался именно "золотой диск". Альбом из самой отборной одесской классики, совсем не похожий на всё, что до сих пор делалось с этим ансамблем! Но ведь не думали же организаторы концерта, что запись, которую они делают, — это финальный аккорд всех "одесских гастролей" Аркадия Северного! Что других уже просто не будет. Скорее, наоборот, — были планы на какой-то новый проект или "цикл". Ведь пора ж, наконец, было Аркадию Северному петь в Одессе за саму Одессу! Но. "Судьба во всём большую роль играет. И от судьбы далёко не уйдёшь" — как пел сам Аркадий. И если уж суждено ему было никогда больше не выступать в прекрасном городе у Чёрного моря, то, по крайней мере, "финал" получился действительно яркий.

Но если сравнивать этот "Херсонский" концерт с теми "одесскими концертами", которые Аркадий делал у Фукса. Кажется, будто не пять неполных лет прошло между ними, а все пятьдесят! И не только из-за разницы в оркестровках. Да, там была стилизация под чистый "одесский кабачок" начала века, а здесь "Черноморская чайка" делает "современное прочтение классики". Там была попытка максимально изобразить "старую Одессу", здесь — сегодняшнее воспоминание о той Одессе. И вот точно такая же разница слышится в самом исполнении песен Аркадием. Тогда весёлый и фартовый бродяга смачно делал под семиструнный звон одесские песенки, да так, чтоб нам там жить хотелось! Теперь — старый, потёртый жизнью одессит вспоминает, как это делалось в Одессе в безвозвратном тысяча девятьсот лохматом году:

… Одесса, мать-Одесса,
Вскормила ты меня,
Не помню ни бельмеса,
А трезвым не был я,
Одесса, мать-Одесса,
Мне без тебя не петь,
И лишь в Одессе-маме
Хочу я умереть!

Те же самые слова, но воспринимаются они совсем по-другому. Действительно — пропасть в пятьдесят лет. Как это было б красиво, если было бы правдой! Но Аркадий прожил всё это за пять.

И несётся вперёд скорый поезд "Одесса-Москва" — не удержать, не остановить. Разве что на несколько минут на какой-нибудь узловой станции. В Киеве, например. 30 августа 1979 года в последний раз Аркадий постоит на гостеприимной киевской земле. И даже не на земле, а на асфальте вокзальной платформы. Никто из встречавших Северного тогда не мог и представить, что видят они его в последний раз. Но кому-то вот пришла в голову идея взять с собой и фотоаппарат и магнитофон. Что можно успеть сказать за 10 минут стоянки? Ну, пусть не за десять — за пятнадцать, — по какой-то причине поезд ещё немного и задержали (на что Аркадий сказал свою коронную фразу "special for you"). Но всё равно — очень мало. И записывали ведь не для истории, а просто так, хохмы ради. Хотя и смеялись, что это всё "для программы "Время" делается. Каким-то чудом эта запись сохранилась — единственная в своём роде, на которой за- печатлён голос Северного не на концерте, а вот так — "как в жизни". Сначала — на перроне, а потом и в купе поезда. Приветы и поручения друзьям, какой-то пустой трёп, а потом вдруг очень зло: "Пошёл он к бениной маме!" — об одном из своих нынешних "побратимов". И опять — звон стаканов, куплет из одной песни, куплет из другой, конечно же — "Подол". И снова неожиданное, словно отзвук какой-то давней, но не забытой истории: "Я никогда не присваиваю то, что не моё!.." Но вот разговор обрывается на полуслове, поезд трогается и, набирая ход, мчится к своей конечной станции.

Глава девятая "Начало легенды"

"— Я вас спрашиваю — какой город?

— Ленинград, Аркаша!

— А какой год, Коля?

— Олимпийский!"

А. Северный и Н. Резанов, 24 февраля 1980 г.

Итак, 1 сентября 1979 года Аркадий опять прибывает в столицу нашей Родины — город- герой Москву… С какой целью и по чьему приглашению — мы, наверное, уже и не узнаем никогда. Известно только, что задержался он на этот раз в столице надолго, почти на полгода. Сперва он поселяется на квартире у Александра Георгиевича Рухлина в тихом районе Москвы, между Яузой и Лосиным островом. Улица Игральная, дом 5. И что примечательно — почти напротив медицинского центра с психоневрологическим диспансером. Случайное ли это соседство или нет — нам неизвестно. Хотя Рухлин утверждал в своё время, что Северный этой осенью в очередной раз пытался подшиться. Не в этом ли диспансере? Что ж, вполне возможно. Но, судя по всему, если и было такое, то не пил Аркадий совсем мало. Забегая немного вперёд, скажем, что у видевших его зимой остались прямо противоположные воспоминания о состоянии здоровья певца. Но, как бы то ни было: "Я, друзья, приехал на Москву…"

Говорят, что до этого приезда Северный недолюбливал первопрестольную. Вполне возможно. Ленинградец, если не по рождению, то по душе, — он, как и все жители Северной столицы, считал свой город лучшим в мире, единственным и неповторимым. Разве что ещё Одесса вызывала у него тёплые чувства. Космополит по судьбе, он отнюдь не "исколесил страну от Кушки до Чукотки", как считали многие. Может быть, именно здесь следует искать корни его баек о военной службе во Вьетнаме и командировке в Канаду? Сочинять что-то про Ашхабад или, скажем, Нижний Тагил — смысла нет. Неинтересно, да и вдруг нарвёшься на того, кто был там на самом деле… А Вьетнам — поди проверь! На самом же деле, города, в которых он побывал, можно пересчитать по пальцам. А больше одного раза — всего в нескольких. Среди них и Москва. Но, как ни странно, Северный очень редко рассказывал о своих посещениях столицы и почти никогда не упоминал её на концертах. Разве что: "Очень в Москве меня почему-то полюбили…" Хотя ему было что рассказать.

Например, о своих встречах с хоккеистами сборной СССР, одна из которых состоялась 21 декабря на квартире известного московского бизнесмена Льва Орлова. Ребята приехали сразу после решающего матча с чехами на приз "Известий". Не всей, конечно, командой. Но был среди них, например, Владимир Лутченко — лучший левый защитник Союза, двукратный олимпийский и семикратный чемпион мира на тот момент! В те времена, в отличие от нынешних, имена хоккеистов сборной знали все — от мала до велика. И такое знакомство что-то да значило. Был и двадцатилетний, очень скромный парнишка, получивший в тот год свою первую чемпионскую медаль — Слава Фетисов. В будущем, как известно, — звезда мирового уровня, один из лучших защитников за всю историю хоккея, и, наконец, председатель Госкомспорта России! Но вот почему Аркадий никогда не рассказывал об этом? Если отбросить версии из области фантастики (например, о "высочайшем" интересе, и приглашении в "придворные шансонье" для партийной или криминальной верхушки), то напрашивается только один вариант: он просто боялся подвести людей. Прекрасно, видимо, понимая, что навряд ли орденоносного Лутченко кто-то погладит по головке за знакомство с подпольным менестрелем. Гораздо безопаснее и, опять же, интереснее — рассказывать таинственные байки о концертах для дипломатического корпуса и высокопоставленных вельмож и их детей: "Сам сын Громыки был." Может быть, при том и не ведая — был ли вообще сын у Андрея Андреевича. Хотя, какая разница — считал ведь кое-кто на полном серьёзе, что Северный сам — сын Микояна. Так что — нормально. Концерт, так сказать, "в узком кругу" — сын Микояна поёт для сына Громыко. Вполне в порядке вещей и в духе времени.

Но в духе ли самого Аркадия? Загнанный в подполье, причём не только и не столько властью, как всяческой "околомузыкальной" шушерой, прятавшей его от всех и вся, он постоянно пытается вырваться из порочного круга домашних концертов и кустарных студий. И спеть, наконец, для людей и "на людях". Отсюда его бесконечные метания, попытки знакомств с какими- то, по его мнению, "нужными и важными" людьми и всё более и более частые уходы в многодневные "гастроли" по кабакам и весям. Но ничего не получается. Он уже начинает становиться легендой, ещё при жизни. Давняя задумка Фукса совершенно неожиданно оборачивается совсем другой стороной. В реального Аркадия Звездина уже никто не верит и не хочет верить, он уже никому не нужен. А нужен всем только Северный. Который то ли давно умер, то ли уехал в края далёкие. "Легенда" не может жить с тобой в одном доме и ходить с тобой по одним и тем же улицам. Иначе — это уже и не Легенда вовсе. Всё. Ты уже "в образе". И будь любезен — придерживайся этого самого образа, тем более, что он самим тобой и создан: "Мне надо сказать — в Австралии ждут на гастроли… Я там лапшу-то навешаю…" И из этой двойственности Звездину-Северному уже никогда не вырваться. Стремясь вновь обрести себя в реальности и в людях, он неосознанно, "по привычке", продолжает творить себя в легенде. Уходя из серых сумерек советского подполья в яркие краски своих собственных фантазий о заграницах и важных персонах. Всё это к тому же дополнительно расцвечивается и причудливо преломляется в его сознании под влиянием постоянных вливаний в себя огромных доз алкоголя. Он уже, похоже, сам начинает верить в то, что ему рассказывают о Северном.